Бхагаван Раджниш - Проблески золотого детства

Я качал головой и говорил: «Это уж слишком! Ты делаешь что-то для меня, а я даже не могу сказать, что способен сделать это сам».

Я не могу вспомнить ни одного занятия, когда мне говорили, что надо что-то сделать, за исключением быть самим собой - и это был источник всех бед.

Потому что, когда вы не требуете от ребенка делать что-то, у него скапливается столько энергии, что он должен вложить ее во что-то — плохое или хорошее, это не имеет значения. Имеет значение только употребление энергии, а баловство — это самое милое употребление энергии. Поэтому я причинял всевозможные беды всем вокруг.

Я обычно носил с собой небольшой саквояж, как у докторов. Однажды я увидел доктора, идущего по деревне, и сказал своей Нани: «Пока я не получу такой саквояж, я не буду есть!» Откуда взялась эта мысль не есть? Я видел, как мой дедушка не ел по нескольку дней, особенно в дождливые дни, когда у джайнов празднество; наиболее ревностные не едят десять дней. Поэтому я сказал: «Я не буду есть, пока не получу такой саквояж».

Вы знаете, что она сделала? Поэтому я все еще люблю ее. Она сказала Бхуре: «Возьми свое ружье, догони врача и забери у него его саквояж. Принеси его, даже если тебе придется застрелить врача. Не беспокойся, в суде мы о тебе позаботимся».

Бхура с ружьем убежал; я побежал вслед за ним, чтобы увидеть, что произойдет. Видя Бхуру с ружьем - а европеец с оружием в Индии в те дни — это было самое худшее, что можно было захотеть увидеть — доктор задрожал как лист на сильном ветру. Бхура сказал ему: «Не нужно дрожать; просто отдай свой саквояж и ступай куда хочешь»-. Доктор, все еще дрожа, отдал свой саквояж.

Видя, как врач дрожит, я увидел, впервые, что все образование было бесполезным. Если оно не может сделать вас бесстрашным, то для чего оно? Просто, чтобы заработать на хлеб с маслом? Вы дрожите. Вы будете дрожащей сумкой, полной хлеба и масла. Это прекрасно. Это неожиданно напомнило мне доктора Эйхлинга.

Я слышал — просто сплетню, а я люблю сплетни больше чем проповеди… Хотя эти проповеди — ничто иное, как сплетни, просто они неправильно называются. Я слышал вот как начинается жизнеописание будды. Я слышал — какая прекрасная фраза! - возлюбленная доктора Эйхлинга, которого, кстати, я хотел бы назвать Инклингом, но я слышал, что его имя было не Инклинг, а Эйхлинг…

Я не знаю этого человека. Я думал, что он умер, потому что я дал ему саньянсу и назвал его Шуньо. Я не знаю, что произошло с Шуньо или как воскрес доктор Эйхлинг, но если Иисус смог сделать это, то почему бы не Эйхлинг? Все равно, он все еще здесь — или он выжил, или он воскрес, это не имеет большого значения. Сплетня в том, что его возлюбленная ушла к другому саньясину и влюбилась в другого парня.

Когда они вернулись, у доктора Эйхлинга случился «любовный приступ». Я удивляюсь, что это произошло, потому что для любовного приступа вам в первую очередь надо иметь сердце. Сердечный приступ -это не обязательно любовный приступ. Сердечный приступ - физиологический, а любовный приступ — психологический, из глубины сердца. Но сначала вам надо иметь сердце.

Однако доктор Эйхлинг с сердечным приступом или с любовным приступом невозможен. Им нужно было бы поговорить со мной. Конечно, я не врач, но я врач в том смысле, в котором был Будда. Будда называл себя целителем, не философом.

Бедный доктор Эйхлинг… не было ничего плохого. Когда ничего нет, как что-то может быть плохо? Физиологически он был в полном порядке. Психологически проблема до сих пор существует: его возлюбленная возлюбленная кого-то другого. Это причиняет боль, но где?

Никто не знает, где это причиняет боль. В легких? В груди? Именно в груди доктор Эйхлинг чувствовал боль. Доктор Эйхлинг, это не в вашей груди, это в вашем уме, в вашей ревности. А центр ревности, конечно, не в груди; на самом деле, центр всего находится в уме.

Если вы являетесь последователем Б. Ф. Скиннера или Павлова, дедушки или, может быть прадедушки Скинера и современника Фрейда, также и его великого оппонента — тогда «ум» — это неверное слово, вместо него вы можете прочитать «мозги». Но мозги это всего лишь тело ума, механизм, при помощи которого функционирует ум. Не имеет значения, называете ли вы это умом или мозгами; значение имеет то, что все имеет здесь свой центр.

Доктор Эйхлинг — я не могу называть его Шуньо, потому что на его офисе в Аризоне на вывеске написано «Офис доктора Эйхлинга». Если вы позвоните ему, его помощник скажет: «Доктор Эйхлинг? Его нет. Он на совещании». Я снова буду называть его Шуньо, когда эта вывеска исчезнет, и его глупый помощник скажет: «Кто такой Эйхлинг? Мы никогда о нем не слышали. Да, однажды он был здесь, но поехал в Индию и там умер. Сюда вернулся человек по имени Шуньо». Я буду звать его Шуньо только тогда, когда он глубоко закопает свою вывеску.

Но история или сплетня, говорит вам о том, что все сначала существует в уме; только потом в теле. Тело — это продолжение ума в материи. Мозг — это начало этого продолжения, а тело — это его полное проявление, но зерно находится в уме. Ум несет не только зерно тела, но также у него есть возможность стать почти ничем. Его возможности бесконечны. В нем содержится все прошлое человечества — и не только человечества, но и даже и дочеловеческого прошлого.

За девять месяцев в утробе матери ребенок проходит три миллиона лет эволюции… конечно, очень быстро, как будто вы смотрите кино так быстро, что с трудом можете увидеть что-то — просто мелькание. Но за девять месяцев ребенок определенно проходит через всю жизнь с самого начала. В начале — и я не цитирую Библию, я просто рассказываю факты жизни каждого ребенка — в начале, каждый ребенок — это рыба, так же как и раньше вся жизнь зародилась в океане. Человек все еще несет в своем теле столько же соли, сколько содержится и в океанской воде. Человеческий ум снова и снова проигрывает драму: всю драму рождения, от рыбы до старика, вздыхающего в последний раз.

Я хотел вернуться обратно в деревню, но было почти невозможно вернуть то, что было утеряно. Это тогда я научился тому, что лучше никогда ни к чему не возвращаться. С тех пор я побывал во многих местах, но никогда не возвращался обратно. Однажды покинув место, я никогда не возвращался. Этот эпизод из детства навсегда установил определенную схему, структуру, систему. Хотя я хотел пойти, не было поддержки. Моя бабушка просто сказала: «Нет, я не могу вернуться в ту деревню. Если моего мужа там нет, почему я должна возвращаться? Я приезжала туда только ради него, не из-за деревни. Если мне придется уехать куда-то, я бы хотела поехать в Кейджурахо».

Но это тоже было невозможно, потому что ее родители умерли. Позже я навестил дом, где она родилась. От него остались одни руины. Не было возможности вернуться туда. И Бхура, который был единственным человеком, готовым вернуться, умер сразу после смерти своего хозяина, через двадцать четыре часа.

Никто не был готов, что эти две смерти произойдут так быстро, особенно я, для кого оба человека значили гак много. Бхура мог быть всего лишь покорным слугой моего дедушки, но для меня он был другом. Большую часть времени мы были вместе - в полях, в лесу, на озере, везде. Бхура следовал за мной как тень, не вмешиваясь, всегда готовый помочь, и сердце его было так велико… такой бедный, и, в то же время, такой богатый.

Он никогда не приглашал меня в свой дом. Однажды я спросил его: «Бхура, почему ты никогда не приглашаешь меня в свой дом?»

Он сказал: «Я так беден, что хотя я хочу пригласить тебя, моя бедность не позволяет сделать это. Я не хочу, чтобы ты увидел этот уродливый дом во всей его грязи. Я не вижу, чтобы у меня в этой жизни был случай, чтобы пригласить тебя. Я действительно отбросил даже саму мысль».

Он был очень беден. В той деревне было две части: одна для высших каст, а другая для низших, по другую сторону озера. Вот там жил Бхура. Хотя я много раз пытался прийти к нему в дом, я не смог, потому что он следовал за мной как тень. Он помешал бы мне, даже если бы я сделал шаг в том направлении.

Даже моя лошадь слушала его. Когда она начинала идти к его дому, Бхура говорил: «Нет! Не иди». Конечно, он воспитывал лошадь с самого ее детства; они понимали друг друга, и лошадь останавливалась. Нельзя было заставить лошадь двигаться в сторону дома Бхуры или даже в сторону бедной части деревни. Я видел ее только издалека, с другой стороны, богатой, где жили брамины и джайны и все тс, кто от рождения были чисты. Бхура был шудрой. Слово «шудра» означает «нечистый от рождения», и для шудры невозможно очистить себя.

Это работа Ману. Поэтому я осуждаю его и ненавижу его. Я осуждаю его и хочу, чтобы мир знал об этом человеке, Ману, потому что пока мы не знаем о таких людях, мы никогда не сможем освободиться от них. Они будут продолжать влиять на пас так или иначе. Раса ли это — даже в Америке, если вы негр, вы шудра, ниггер, неприкасаемый