Борис Акимов - Исповедь хироманта. Жизнь как чудо
Долго бился над приметами, стараясь объяснить их смысл. И наконец все встало на свои места.
Смысл первой приметы: никогда не возвращайся.
Смысл второй: познавший жизнь никуда не торопится.
Значит, надо уходить. Но не спешить. Время придет.
Уход
Песня.
Про любовь моряка. Музыка народная. Слова не знаю чьи. Исполняется впервые.
От стояли на корабле у борта,
Он перед ней — с протянутой рукой.
На ней — тяжелый шелк,
На нем — бушлат потертый,
Но взор горел надеждой и мольбой.
Припев:
А море грозное все ревело и стонало,
И ветер яростный взывал за валом вал,
Как будто море чьей-то жертвы ожидало.
Стальной гигант кренился на борт и стонал.
Он говорил ей: — Сюда взгляните, леди.
Где над волной взлетает альбатрос,
Моя любовь нас приведет к победе,
Хоть княжна вы, а я простой матрос.
Припев.
Но на призыв влюбленного матроса
Сказала леди: «Нет!» — потупя в море взор.
Любовь вскипела в нем, как крылья альбатроса,
И шваркнул леди он в бушующий простор/
Припев.
А поутру, когда всходило солнце,
В приморском кабаке один матрос гулял,
Он пил горячий ром среди друзей веселых
И пьяным голосом кого-то призывал.
Припев.Время пришло летом. Летом ребенок чаще жил на даче, чем дома. Судьба послала мне подружку. Причем у нее можно было жить. Жена поссорилась со своим англичанином — типичная для нее ситуация — и хотя кровь мне не портила, но и жизни не давала.
Я взял ребенка и поехал в Навлю к отцу и брату, чтобы разобраться в себе. Почему-то был уверен, что обязательно найду ответ в этой поездке.
Когда мы подъезжали к Навле, нам встретилась похоронная процессия. Вот, подумал я, похороны моей старой жизни. И, вернувшись в Москву, сразу ушел к подружке.
Жить с нею было хорошо. Одинаковый культурный и социальный уровень. Она психолог по специальности. Душа распрямлялась, боль утихала.
Но, как часто бывает, самые первые отношения после душевной травмы носят лечебный характер. Когда терапия закончена, отношения разрушаются. Любовь основана на другом.
Переехал к Игорю. Домой не вернулся.
В это время случилась командировка в Прагу. Очень хороший город. Красивый. И мистический. Люблю Прагу. Если бы в Чехии было море, переехал бы туда жить.
Бросив вещи в гостинице, располагавшейся недалеко от центра, пошел к Яну Непомецкому. Ян — пражский епископ, был духовником Карла IV. Карл отличался женолюбием и, как Иван Грозный или Синяя Борода, менял жен регулярно. Четвертую жену ревновал и всяко за ней следил. После ее исповеди у Яна пришел к последнему с требованием рассказать о грешках молодой жены. Но Ян был истинным пастырем добрым и тайну исповеди не выдал, даже под угрозой смерти. Карл велел сбросить святого с моста. На месте его гибели поставлен барельеф, на котором всегда сияющий святой, отполированный тысячами рук, творит свой духовный подвиг.
Ян Непомецкий считается покровителем влюбленных и... мостов.
Я взошел на Карлов мост со стороны Старого города. Художников, торговцев сувенирами и туристов было на мосту полным-полно. К святому Яну небольшая очередь. Преимущественно парочек. Вот куда надо ехать после свадьбы. Просить благословения и крепости уз. «Покуда смерть не разлучит нас...»
Я коснулся рукой прохладной бронзы тела святого, шепнул: «Ян, дай мне найти такое же любящее сердце, как и мое». И мое сердце екнуло — услыхал.
Ночью, когда я спал в своем роскошном номере, мне был сон. Я стоял рядом со светловолосой девушкой. Это была моя невеста. Мы находились в каком-то замке.
— Скоро наша свадьба, — говорила она. — Она будет в этом замке. Хотя я не принцесса, но во мне тоже течет королевская кровь. И у меня есть корона. Пойдем, покажу.
Я увидел небольшую корону. Такие обычно используют в голливудских фильмах о рыцарских временах. Она ее надела. Корона ей шла.
— Но я не готов. У меня нет подобающего костюма. Мне нужна по такому случаю морская форма.
— Мой брат тоже морской офицер. Вы с ним одного роста.
Ее брат, совсем молодой парень, передал мне свою форму. Я надел ее. Действительно, как по мне сшита.
— Красивая форма. Но твой брат младший офицер. Я старше его по званию.
— Сейчас, — сказала невеста, и в ту же секунду на форме якоря и пуговицы стали золотыми. Шитье и погоны — больше и солиднее.
— Отлично! Все соответствует.
И мы пошли с ней рука об руку к стоявшему в глубине зала трону.
Сон очень вдохновил меня. Мне никогда не снилось вещих снов. Снятся яркие, запоминающиеся сны. Но вещие — никогда. Однако мне хотелось, чтобы он сбылся и, вернувшись в Москву, я стал формировать свой гардероб на тему «экипаж сошел на берег».
Мне идет цвет navy blue. И морской стиль. И вообще: «Хочешь быть красивым — иди в гусары», — говорил Кузьма Прутков. Очень хотелось быть красивым. Чтобы «в красной рубашоночке, хорошенький такой», а девушки так и смотрят, так и смотрят...
Бушлат, тельник, якоря... Естественно, из бутиков Gant, M&S и других. У меня даже есть раритетный офицерский ремень времен Великой Отечественной войны. В это время во флоте офицерские ремни были с якорями, а не как сейчас — безликие. И я имею на морскую форму полное право, так как в случае военных действий я, капитан медицинской службы запаса, буду флотским врачом. У нас в институте была военно-морская кафедра. Принимал я присягу на Балтфлоте. В Кронштадте.
Лето заканчивалось. Мы с женой поехали за ребенком на дачу к теще. Дача располагалась в прекрасном уголке русской природы во Владимирской области. Лес, река, луг. Цветы, грибы, ягоды. Все, что нужно ребенку.
Когда выехали за пределы Московской области, жена вдруг спросила:
— Как собираешься жить дальше?
— Не понял вопроса. Как и живу.
— Возвращаться не собираешься?
— Нет. Мне и так хорошо.
Действительно хорошо. Если меня не трогать — мне хорошо самому по себе. Я самодостаточен.
Далее пошли жалобы Лены на жизнь: как ребенок пойдет в школу? Кто будет его отводить на плаванье? И так далее.
— Лена, а ты не думала, что прежде всего нужно извиниться передо мной за все твое хамство, которого я натерпелся за это время?
— Прости, я виновата. Но сейчас я думаю о детях. Я изменю свое поведение.
И пока мы добирались до дачи, я уже размяк сердцем и все простил. Меня очень легко развести на жалость. Да и хотелось сохранить семью. Мечтать начал. Планы строить.
Заехали на рынок в Александров. Купили самый большой арбуз, мясо и другую снедь для семейного пикника.
Однако, когда мы подъехали к даче, прямо перед домом я поймал большой гвоздь, и переднее колесо спустилось за минуту. Поставил запаску.
После обеда, находясь в благоприятном расположении духа — семья восстанавливается, — я подошел к теще в уединенном месте. Мне хотелось приобрести союзника в ее лице. Тем более, тесть в прошлом году умер, и она явно переживала трагедию.
— Валентина Алексеевна, наверное, я в чем-то виноват перед Леной?
— Да нет, — ответила теща на удивление спокойно. — Ничего страшного. Ну, разлюбила она тебя. Пусть погуляет. Замуж она все равно не выйдет. Ты ведь будешь помогать семье?
— Конечно, буду, — ответил я изумленно.
— Вот и ладно. Жаль, что вы не поменяли квартиру, — закончила она разговор.
Меня неприятно поразило ее будничное отношение к нашему разводу как факту уже свершившемуся...
Позже, в Новый Год, который мы по сложившемуся обыкновению встречали у тещи большой семьей, она все же выразит свое отношение. Мне уже к этому времени слова не давали. Я уже был лишним на этом «празднике жизни».
Теща подняла бокал и сказала:
— Ушедший год был трудным. Но наступила долгожданная свобода!
Я едва не поперхнулся шампанским. Вот это номер! Все эти годы Лена была у меня в рабстве, но вот случилось счастье — она свободна!
Отряд индейцев захватили в плен бледнолицые. Но они сумели убежать.
— Как вам это удалось? — спросил вождь.
— Мы сидели в запертом сарае два дня. А на третий день Зоркий Сокол увидел, что у сарая нет задней стены.
...Но сейчас я еще надеялся, что все поправится.
Когда уезжали с дачи, в машине запахло паленой пластмассой. Перегорел блок предохранителей. Чудом добрались до Москвы. Каждая машина может сломаться, но это случилось, когда я решил вернуться. Механизмы: автомобиль, компьютер, телефон — весьма подвержены нашему энергетическому воздействию и иногда могут служить индикаторами событий. Мне опять стало ясно — возвращаться не следует. Но очень хотелось.