В. Сафонов - Невероятное
Что касается «бесед» с почившими, то тут необходима уверенность в устойчивости вашей психики, отсутствии всякой патологии. Но, на мой взгляд, такие упражнения «игры ума» никакой пользы не приносят, и, честно говоря, никому их не рекомендую.
Я хочу вернуться к Камилю Фламмариону и представить на ваш суд выдержки из предисловия (авторского) к его интереснейшей книге «Неведомое»:
«Никто не вправе утверждать, что мысль не может существовать помимо мозга». (В этом я убедился на практике. — В. С.) Или: «В Космосе существует динамическое начало, невидимо…разлитое по всей Вселенной, не зависящее от видимой и весомой материи и действующее на нее. И в этом динамическом… зиждется разум выше нашего».
Примерно так же высказался К. Э. Циолковский в своей небольшой работе «Монизм Вселенной». Очевидно, подобного рода предположения недалеки от истины. Во всяком случае, многие мои эксперименты подтверждают предположение о том, что мир гораздо сложнее, чем нам представляется. И как не разделить сожаление Циолковского о том, что «множество людей одержимы странной близорукостью и свой узкий горизонт принимают за пределы Вселенной…»
Что еще сказать читателям? Прежде всего то, что нить Ариадны бесконечна и ею можно пользоваться всю жизнь, идя по лабиринту неведомого. Разве это не самое интересное?
НЕЧТО
Два привидения медленно прохаживаются по старинному замку. Внезапно заскрипел пол, и одно из привидений испуганно вздрогнуло. Другое стало его успокаивать: «Неужели ты веришь в эти истории о живых?»
Старый английский анекдот
В раннем детстве жизнь казалась бесконечной дорогой, ведущей во что-то туманное, с неясными контурами сказочных замков. Потом от кого-то из старших я услышал пугающее — человек знает, что умрет, но не верит в это. А еще позже где-то вычитал выражение «помни о смерти», приписываемое римлянам и бывшее в ходу в средневековой Европе. Дж. Максвелл говорил: «Мы не замечаем течения времени, но оно уходя причиняет нам боль». Подавляющее большинство здоровых людей избегают размышлений на эти грустные темы. Даже тяжелобольные, знающие о близком конце, стараются уйти в мир радужных иллюзий, прогоняя от себя тягостные мысли.
Повышение интереса к загробным темам обычно считается отклонением психики от нормы. И только на верующих, исповедующих ту или другую религию, это мнение распространяется как-то смягченно, не столь категорично. Ведь основа основ любой религии, верования — это признание загробной потусторонней жизни того существования, которое якобы ждет «там» каждого человека после того, как его душа оставит бренное тело.
Есть только три подхода к этой тайне тайн: начисто отрицать загробность, признавать, руководствуясь своей верой, и последнее — пытаться найти какие-то доказательства личного бессмертия в любой, разумно допустимой форме.
Человеку редко приходит желание задуматься над тем, зачем он появляется на свет и какова цель его жизни. Он чаще всего плывет по течению времени, ограниченный берегами обстоятельств, и только в отдельных случаях корректирует свое плавание, стараясь пристать или хотя бы приблизиться к одному из облюбованных им берегов. Но если человек все же задумается над смыслом жизни вообще, то он едва ли избежит трансцендентальности — выхода за пределы своих ощущений и границ познания — и неизбежно соприкоснется с НЕЧТО. А раз это произойдет, то возникнет стремление познать суть этого НЕЧТО, его проявление, смысл. Появится ощущение какой-то всеобъемлющей РАЗУМНОСТИ, которую К. Э. Циолковский назвал «монизмом вселенной». При достижении уровня абстрактного мышления разумность Вселенной, монизм воспринимается как неоспоримая очевидность.
В молодости я убежденно отрицал все то, что нельзя было ощутить, руководствуясь пятью чувствами, — несмотря на то, что мои родители были искренне верующими людьми, допускавшими большую терпимость ко взглядам своих детей, чье миропонимание формировалось советской школой. Но я и сейчас не могу причислить себя к людям, которые верят на слово, не имея каких-то доказательств существования того или иного явления. Что касается моей веры в Бога (это определение НЕПОЗНАВАЕМОГО самое краткое, и я не вижу необходимости в угоду кому-то менять его на «мировой разум», «монизм Вселенной» и т. д.), то и она, эта вера-уверенность, возникла на базе множества фактов проявления НЕЧТО.
Располагаю ли я непосредственными доказательствами хотя бы нескольких частных проявлений НЕЧТО в моей обыденной жизни? И доказательствами, что эти проявления — не плод фантазии, не кажущиеся, а реально сущие? Да, такая уверенность базируется на прочном фундаменте фактов.
Передо мной две книги с почти одинаковым названием. Первая — книга нашего соотечественника, священника Н. Петрова «Жизнь после смерти» (издана в Казани в 1916 г.), вторая — «Жизнь после жизни» американца Р. Моуди (Москва, МПКЦ «Перспектива», 1991 г.).
Первая написана православным священником, вторая — врачом. Н. Петров тщится разрешить вопрос о послесмертной участи человека, опираясь на свидетельства древних мыслителей, исторических личностей и авторитетных современников автора, но главным образом обращаясь к Священному Писанию. Р. Моуди избрал на первый взгляд более простой и убедительный способ доказательства загробного существования — свидетельства людей, побывавших в состоянии так называемой клинической смерти и возвращенных к жизни новейшими средствами реанимации.
Рассуждения Н. Петрова подкупают своей логичностью, а примеры, приведенные в книге Р. Моуди, вроде бы весьма убедительны. Должен сказать, что именно этим двум небольшим книгам я обязан желанием поделиться своими соображениями по поводу существования НЕЧТО. Я воспользуюсь этим и для того, чтобы высказать свое, четко сложившееся представление об Иисусе Христе, о свидетельствах Евангелия. Думаю, что ищущий человек должен рассматривать все представления о том, что такое НЕЧТО и кем был Христос, но при непременном условии критического подхода к любой модели, созданной его воображением или рассудком. Я также надеюсь, что мои размышления не оскорбят чувств как верующих так и атеистов, а лишь помогут им взглянуть на НЕЧТО моими глазами. Как религиозный самогипноз, исключающий логическое мышление, так и огульное отрицание очевидности проявлений НЕЧТО не приводят к истине.
Я, например, при всем желании не могу представить себе Иисуса Христа парящим после своего вознесения где-то на околоземной орбите, откуда он, как космонавт, обозревает покинутую им планету. В таком случае Господь Бог, породив мышление как образ действия живого, должен был ограничиться лишь одним земным экспериментом. Разумней вообразить Христа в масштабе Вселенной или хотя бы нашей Галактики. Однако я несколько отвлекся от первоначальной цели размышлений.
Интересны рассуждения автора книги «Жизнь после смерти». Он пишет: «…Очень нетрудно представить себя умершим, то есть вообразить тело свое в виде трупа, лежащего в гробу или даже зарытого в могилу. Но едва ли возможно для человека представить уничтожившейся свою жизнь, личность, свое сознательное «Я». Сколько бы человек ни делал усилий, это ему не удается, непременно он представляет при этом свое живое «Я» как бы притаившимся и наблюдающим за тем, как совершается и к чему приводит прекращение его жизни.
Он может говорить о собственном духовном уничтожении, но живо представить себе это уничтожение едва ли может. Это явление можно объяснить и как психологическую иллюзию, которая совсем не свидетельствует о действительной неуничтожаемости душевной жизни человека, и как отражение в сознании действительного свойства «внутреннего человека». То или другое объяснение зависит от понимания природы человека, но сам факт, что человек не может представить себе духовное уничтожение, несомненно служил и служит одной из опор веры в бессмертие».
Над приведенным отрывком из книги Н. Петрова стоит задуматься!
Что же касается книги Р. Моуди, то при всей ее занимательности никак не могу согласиться с мнением переводчика, что эта книга «…одно из тех великих откровений, которые даны людям двадцатого века». А вот то, что описанные наблюдения действительно помогают приоткрыть тайны глубинного мышления человека, находящегося в экстремальных, пограничных со смертью условиях, — безусловно, громадная заслуга доктора Моуди перед медициной и наукой нашего времени. И надо отдать должное автору за его слова, что он вовсе не питает иллюзий, будто доказал, что есть жизнь после смерти. В книге он приводит предположения фармакологов, физиологов, склонных выдвигать вполне реалистические, материалистические объяснения перечисленных явлений. Именно подробнейшее изложение мнений авторитетных представителей этих наук не оставляет никаких сомнений в исключительной добросовестности автора.
