Елена Коровина - Москва мистическая
– Говорите! – Старик метнул на призрачную незнакомку острый взгляд. – Я слушаю вас!
– Я училась у вашего сына на Высших курсах. К сожалению, я не оправдала надежд моих учителей, не дослушала курсов. Меня соблазнил один молодой негодяй, и я уступила ему. Курсы были заброшены. Но стремление к знаниям осталось. Я попросила у Александра Александровна его конспекты уроков. Он дал мне почти законченные записки, и я их скопировала.
– У вас остались труды моего мальчика?! – вскричал сенатор. – Какое счастье! Ведь изверги сожгли все его бумаги.
– Я потому и прихожу, что узнала об этом. Я ищу того, кому небезразлично творчество Шахова.
– Конечно, мне небезразличны труды сына! Отдайте мне эти записи! – взмолился отец. – Или скажите, где я могу их найти.
Незнакомка неожиданно всхлипнула:
– Вы не сможете их найти… Мой соблазнитель, увидев, что я по-прежнему читаю лекции, избил меня до смерти, а записки сжег!
– Как?! – заломил руки старик. – Неужто и тут огонь! И все рукописи моего мальчика сгорели?!
И вдруг дама усмехнулась, таинственно и страшновато:
– Рукописи не горят! И если вы, сенатор, обещаете, что издадите их, чтобы все, особенно девушки и женщины, могли их прочесть, я отдам их вам.
– Но каким образом?! Они же сгорели… – Бедный старик уже снова чуть не плакал.
– Подождите здесь… – прошелестела дама. – Я постараюсь вернуться!
И она… исчезла.
Старик опустился прямо на могилу сына. Ноги уже не держали его. Было очень холодно. Ветер продувал насквозь. Начал накрапывать дождь. Ужас овладевал стариком. Но он крепился. Понимал, что вернуть сгоревшее невозможно, но ждал. Сам не понимая чего…
И когда в голове у него уже помутилось и перед глазами поплыла черная пелена, он вдруг увидел полупрозрачную черную даму, возникшую рядом с оградкой могилы. В руках у дамы белели листы.
– Помните, рукописи не горят! – повторила она и протянула их старику. – Если это, конечно, настоящие рукописи, нужные людям.
Старик взглянул на исписанные листы, а когда поднял голову, дамы уже не было. Сенатор вздохнул и, прижав рукопись к груди, пошел к воротам, туда, где ожидала его коляска.
Едва он с помощью кучера взобрался на сиденье, раздался звон колокола.
– Полночь! – охнул кучер. – Задержалось ваше высокородие… А я уж сижу-сижу. Думаю, жуть какая. Погост ведь, а ну как привидения явятся!
– И привидения могут быть добрыми… – прошептал Шахов. Он сдержал слово – издал собрание лекций Александра.
Шахова «Гете и его время», «Очерки литературного движения в первую половину XIX века». И всем, кто читал эти книги, становилось ясно, что молодой историк литературы был чрезвычайно талантлив, обладал литературным даром и мог бы стать выдающимся литератором. Увы…
Откуда взялись сгоревшие рукописи, отец, конечно, никому не сказал. Но черная дама еще долго потом посещала могилу своего учителя. Ну а старожилы Красносельской улицы задолго до выхода в свет романа Булгакова знали простую и великую фразу:
– Рукописи не горят!
Откуда она взялась? От народных преданий и легенд. Во всяком случае, мои соседи именно так и говорили.
Звезда живописца, или Загадочный сон сестры Иулиании
Улица Верхняя Красносельская, территория бывшего Парка пионеров и школьников
Все пройдет бесследно, минет скоротечно,
Только звезды людям не изменят вечно.
Мирра Лохвицкая.Звезды
Еще одну мистическую историю рассказывали жители Красного села о талантливейшем русском художнике Илларионе Михайловиче Прянишникове (1840–1894).
Прянишников был не только замечательнейшим живописцем, но и одним из основателей Товарищества передвижников. Родился он под Калугой в купеческой семье. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Там же и преподавал до конца жизни. И хотя был признан в Петербурге и даже стал действительным членом Петербургской академии художеств, но демократическому московском искусству не изменил и «классиком» не стал.
Жил Прянишников бедно, все деньги тратил на учеников Московского училища. Между прочим, это у него получили первые уроки живописи Архипов и Коровин, Касаткин и Корин, Лебедев и Богданов-Бельский. В то время это было, возможно, единственное училище, которое принимало бедных провинциальных учеников, которые часто не только не могли платить за обучение, но не имели денег и на еду. Вот Прянишников и подкармливал своих студиозусов, покупал им зимнюю одежку и холсты с красками. Он и в своем творчестве словно вел летопись «униженных и оскорбленных». Его «Шутники», «Порожняки», «Погорельцы», «Жестокие романсы» словно сошли со страниц то ли Островского, то ли Достоевского. Словом, это был и живописец и человек невероятной доброты и соучастия, всегда готовый оказать поддержку более слабому.
И.М. Прянишников. Художник В.Г. Перов
Когда в Москве стали расписывать нововозведенный храм Христа Спасителя, Илларион Михайлович тоже был приглашен для создания фресок. Вот там-то художник и услышал рассказ о том, что настоятельница Алексеевского монастыря, пораженная тем, сколь бесцеремонно ее обитель выгнали с насиженного места, посулила, что «на том месте ничего не будет стояти». Заинтересовавшись этим странным событием, Прянишников приехал на новое место Алексеевского монастыря – на Красный пруд Красного села. Конечно, он ожидал увидеть запустение обители, но увидел иное – монастырь разросся, приобрел черты еще большего благолепия, стал одним из самых красивых садовых мест города.
Пораженный таким процветанием, Прянишников даже стал работать в иконописной мастерской обители и завещал похоронить себя посреди этих монастырских садов.
12 марта 1894 года тончайшего знатока русской души Иллариона Михайловича Прянишникова не стало. А через год Товарищество передвижников решило провести памятную выставку живописца. И тут выяснилось, что некоторых известных полотен Прянишникова недостает. Куда делись?! Как в воду канули!
И дома у художника искали, и в училище, и даже в запасниках Третьяковской галереи – нет! А тут как раз настала годовщина со дня смерти Прянишникова. Ученики и почитатели приехали в Алексеевский монастырь посетить могилку художника. Вспоминали прекрасного человека, учителя и друга. Сетовали о том, что никак не могут начать устройство выставки – картин-то нет!
На другой день к настоятельнице обители пришла растерянная помощница казначеи сестра Иулиания. Крестясь и всхлипывая, поведала она о том, что вчера сестра-казначея повелела ей проводить родственников-друзей-учеников художника Прянишникова, и она услышала, как все сетовали о пропаже картин и невозможности открыть выставку.
Сестра Иулиания тоже огорчилась, потому что художник этот был хорошим человеком, отзывчивым. Однажды он помог Иулиании. Тогда сестра-казначея благословила ее на поездку в город – обители надо было купить новый котел. Но сестра Иулиания в городе бывала редко и сильно опасалась такой поездки. И вот отзывчивый живописец, Илларион Михайлович, съездил вместе с ней и помог купить нужный котел. Немудрено, что, узнав о срывающейся выставке, Иулиания огорчилась.
– Да, видно, так сильно, – каялась Иулиания матушке игуменье, – что нынче ночью приснился мне странный сон, прости меня, Господи!
– Говори! – повелела настоятельница.
И сестра Иулиания, вздыхая и охая, поведала, что приснился ей этот самый отошедший в иной мир раб божий Илларион. Был он весел и улыбался в свои жиденькие усы. Но Иулиании стало жуть как страшно. Начала она задыхаться, даже молитву прочесть не сумела – язык не слушался. А живописец Илларион только смеялся над ее страхами и сказал:
– Все хотят знать, куда мои холсты девались. Тебе скажу: я их свернул и на чердаке под стреху засунул, чтоб кредиторы не нашли да не отняли. Должок у меня был, погасить я его хотел. Да не успел – помер.
Мать игуменья все это выслушала да и повелела вызвать к ней урядника, благо он жил неподалеку. Ну а урядника попросила привезти в обитель кого-нибудь из друзей Прянишникова. На другой день в обитель приехал живописец Алексей Степанов, ученик и младший друг Прянишникова, тоже преподающий в Московском училище ваяния и зодчества. Ему и поведала свой странный сон сестра Иулиания.
И что бы вы думали?! Нашлись последние полотна Прянишникова! И выставка его состоялась. И собранные вместе трогательно-поразительные полотна показали, какого уникального и талантливейшего живописца утеряла земля Русская. «Его творчество осталось нам как путеводная звезда!» – сказал известнейший критик Владимир Стасов.
Ну а сестру Иулианию вместе с матушкой настоятельницей московские художники лично приезжали благодарить. Ведь не будь их, не состоялась бы выставка. И кто знает, когда еще Москва разглядела бы уникальный талант своего живописца?
