Елена Коровина - Москва мистическая
Мастер и Маргарита
– А не страшно ли тебе, Григорьевна, водить внучку гулять на кладбище? – услышала я однажды от соседки, которая выговаривала моей бабе Мане. – Вдруг что случится с дитем – ты же виноватой будешь!
Баба Маня только отмахивалась:
– Ничего плохого не случится! Святая земля, на ней и дети – цветы непорочные! Глядишь, с божьими наставлениями вырастут.
Я долго не могла понять, о какой святой земле идет речь и при чем тут кладбище?! Гулять-то мы ходили в детский пионерский парк, разбитый в кварталах Красносельской улицы. И только позже я узнала, что как раз на месте парка в середине XIX века было кладбище. На том самом месте, где в каникулы по утрам пионеры собиралась на линейку и взвивался красный флаг, были разбиты склепы, а на месте песочниц и качелей для малышни располагались самые дорогие и почетные кладбищенские места.
Все жители Красносельской улицы постоянно шептались о том, что устроить на кладбищенской территории детско-пионерский парк конечно же было кощунством. Однако, как ни странно, духи прежних обитателей, «выселенные» с привычных, насиженных мест, отчего-то не мстили детям, обожавшим благоустроенный парк. Там были и качели-карусели, и театральная веранда, и танцевальный зал, и игровые площадки, и комната смеха, и небольшой стадион (летом для футбола и волейбола, зимой для хоккея и катания на коньках). Правда, когда крохи вроде меня возились в песочнице, бабушки настороженно следили, чтобы малышня не потащила в рот крошечные грибки в полсантиметра длины – покойницкие грибы, как их называли. Уже потом я узнала, что такие грибы растут только на могилках – «от сырых слез горючих».
Детский парк возник на монастырской территории сразу после войны – тогда дети были реальным счастьем жизни, их обожали, любили все. Каждый прохожий мог подойти и дать ребенку конфету или иное угощение. И дети брали не боясь, как теперь.
На самом деле, если вспомнить, детские голоса звенели и на территории монастыря – еще в середине XIX века алексеевские монахини открыли приют для девочек-сирот, один из лучших в Москве по тем временам. Девочек не воспитывали как будущих послушниц, напротив, давали светские профессии – учили шить и вышивать. Многие, повзрослев, переселялись жить в окрестности обители, выходили замуж, заводили семьи, но работали на монастырь – вышивали плащаницы, воздухи и даже иконы, стегали ватные и шерстяные одеяла, шили рясы и подрясники. Вся эта продукция очень славилась. За ней приезжали не только москвичи, но и монахини и простые жители Подмосковья, а то и из других областей.
Так что Алексеевский монастырь имел хороший доход. Но не только вышивальные и швейные мастерские приносили деньги в казну, но и бойкая торговля от продажи мест на монастырском кладбище. И стоили места очень дорого. Ведь ко второй половине XIX века Красносельские улицы приобрели уже статус почти центра, а не окраины, как в начале века. Так что немудрено, что огромный сад обители начал быстро сокращаться, отдавая свои земли под фамильные склепы и семейные упокойные места. Сначала места скупали представители богатых купеческих родов, потом – московской интеллигенции. Конечно, кладбищенские книги, где содержался перечень тех, кто нашел на Алексеевском кладбище последний приют, уничтожены сразу после Октябрьской революции. Но в памяти старожилов остались рассказы о тех, кто был тут погребен. И это достойнейшие люди, внесшие огромный вклад в русскую культуру и искусство!
Это и Михаил Никифорович Катков (1818 – 1887) – литературный критик, публицист, издатель, редактор известнейшей газеты «Московские ведомости», считающийся основоположником русской политической журналистики. Это и Сергей Андреевич Юрьев (1821–1888) – известный деятель литературы и театра, переводчик Шекспира, Кальдерона и Лопе де Веги, первый редактор легендарного журнала «Русская мысль». Это и историк литературы Александр Александрович Шахов (1850 – 1877). С ним-то и связана первая легенда монастырского кладбища.
Александр Шахов прожил короткую жизнь, но успел многое. Он с отличием окончил Московский университет, между прочим, его отмечал даже такой скупой на похвалы педагог, как знаменитый Федор Буслаев. Немудрено, что Шахову предложили остаться на кафедре и начать работать над диссертацией по литературе Франции начала XIX века. Ее двадцатипятилетний молодой ученый блестяще защитил в 1875 году. Казалось бы, пред ним открывается дорога классического литературоведа. Но Александр избрал другой путь – нелегкий и малодоходный, зато необходимейший российскому обществу. Шахов начал преподавать западноевропейскую литературу на вновь открытых Высших женских курсах. По тем временам это был просто-таки революционный поступок, ведь в обществе всерьез обсуждался вопрос: а человек ли женщина, ведь в сравнении с мужчиной она явно существо низшего порядка?
Недаром, когда Шахов вернулся домой с первой лекции, особо возмутившиеся мужчины закидали его тухлыми яйцами. Однако молодой ученый оказался мужественным человеком. Он не бросил занятия, напротив, стал ходатайствовать, чтобы и в Московском университете, который он окончил, открыли курсы для женщин.
Лекции его пользовались огромным успехом, ведь Александр был великолепно образован, начитан, его ум отличался остротой, а речь – необычайной увлекательностью. Учащаяся молодежь восторженно объявила Шахова своим кумиром, ведь самые скучные понятия литературоведения он умел подать легко и просто. Каждое литературное произведение Шахов рассматривал в контексте общественных событий того времени, что тоже казалось революционным подходом.
Словом, жизнь и общественное признание Шахова шли на взлет, но неожиданно в середине 1877 года молодой ученый заболел. Врачи послали его лечиться за границу, но Александр, понимая, что умирает, решил вернуться в родную Москву. 5 декабря 1877 года его не стало. Отец Александра, Александр Николаевич, сенатор, тайный советник, очень верующий человек, решил похоронить сына в Алексеевском монастыре. Так и сделали.
Ну а потом начались новые трагические события. После похорон Александр Николаевич захотел оставить и земную память о своем безвременно умершем сыне – издать лекции, которые молодой ученый читал на Высших женских курсах. Но какие-то отморозки, забравшись в кабинет покойного, забрали все его записки и потом с бранью сожгли на площади перед зданием женских курсов, угрожая расправой и другим педагогам и студенткам.
Узнав об этом, старый сенатор Шахов слег. Что же это получается?! От жизни его обожаемого Саши не осталось ничего! Сенатор приказал отвезти себя на могилу сына и долго сидел, не обращая ни на кого внимания. Слезы текли по его изможденному лицу – и вдруг…
Неожиданно к старику подошел некий господин в черном и проговорил:
– Вы не поверите мне, но я скажу о том, что видел лично. Вчера я запозднился на кладбище и уходил, когда никого тут уже не было. И вдруг у могилы вашего сына я увидел странную молодую женщину, одетую в черный, наглухо застегнутый плащ.
– Что ж, многие любили моего Сашу и были ему благодарны… – прошептал старик.
– Но эта дама была весьма странной, – продолжил незнакомец. – Она просвечивала в лучах фонарей. Ее тело призрачно покачивалось. Боюсь, я видел привидение…
– Глупости… – вздохнул старик. – Фонари небось мигали. Вот вам и показалось.
– Нет! – возразил незнакомец. – Дама была призрачной. Но она плакала. Больше того – рыдала. И рыдания ее были так страшны… Я даже сам испугался. Хотел позвать кого-то из святых сестер-монахинь.
– Ах, не надо! – всплеснул руками сенатор. – Никому не сказывайте про такую встречу! Мой Саша был безгрешным мальчиком. А тут рыдающая дама!.. Мало ли какие разговоры пойдут…
– Но ведь она и в другой раз может прийти! Все равно вскроется.
– Я постараюсь проследить и сам встретиться с ней. Узнаю, отчего она плачет.
Старик Шахов так и сделал. Теперь каждый день он приезжал в Красное село и до ночи засиживался на скамейке неподалеку от могилы сына. И дождался.
Было уже темно. Фонари чадили. И от их трепещущего света казалось, что вокруг могилы кружатся и свиваются в клубок жуткие тени. Дама в черном появилась неслышно. Она просто возникла у могильной ограды, словно соткалась из извивов странных теней. И она действительно просвечивала.
У сенатора дух захватило от страха, но он пересилил себя. Должен же был он узнать, что связывало эту даму с его сыном! Он не мог допустить никакого слуха, тем паче скандала, которые бросили бы тень на чистое имя его Саши.
– Кто вы? – спросил он черную даму, выходя на свет фонарей. – Почему вы приходите сюда?
– Вы не испугались!.. – прошелестела дама. – Хорошо, что вы не испугались. Мне трудно преодолевать барьеры миров. Но я верила, что кто-то не испугается меня и выслушает.
– Говорите! – Старик метнул на призрачную незнакомку острый взгляд. – Я слушаю вас!
