А Смирнова - Секреты мироздания
«Н. Я. Грот, — вспоминает Лопатин, — обладал редким, удивительным даром: он умел заражать своим интересом к самым отвлеченным проблемам знания всех, с кем он сталкивался. И мы присутствовали при поучительном зрелище: вопросы о свободе воли, о духе и материи, о времени, о сохранении энергии и т. д. приковывали общественное внимание, становились предметом живого обсуждения среди студентов, дам, военных, сельских учителей и священников. Некоторые рефераты, читанные на наших заседаниях, приобретали прямо характер общественных событий. Инициатором, — скажу больше, творцом всего этого подъема сил был Н. Я. Грот… Твердость в преследовании целей соединялась в Н. Я. Гроте с замечательным талантом организатора…
Это был человек страшно впечатлительный и порывистый; казалось бы, при такой натуре в нем должна была развиться неустойчивость и изменчивость в увлечениях. Но его впечатлительность уравновешивалась в нем своеобразной выдержкой: однажды взявшись за какое-нибудь дело, он всегда доводил его до конца…»
Наиболее дорогими чертами его личности были поразительная доброта, мягкость, благожелательность, бескорыстная, сердечная участливость ко всем, с кем его сводила судьба. «Но отзывчивость, откровенность и благожелательность Н. Я. Грота не распространялись только на тех, кого он хорошо знал и часто видел. Он ни от кого не скрывался, интересовался всяким мнением и каждому готов был высказать, что он думает. Этим объясняется его колоссальная корреспонденция, отнимавшая у него очень много времени. Ему писали со всех концов России, обращаясь иногда с очень трудными и тонкими вопросами; и он всем отвечал и считал это своей нравственной обязанностью. Оттого он был так популярен: к нему всегда можно было прийти, рассказать все, что есть на душе, и никто не слыхал от него сухого и гордого ответа. Смело можно было идти к нему и со всякою практическою нуждою. В таких случаях он готов был сделать все и хлопотал без конца. Я никогда не встречал человека, который был так скор на помощь.
Из этих свойств Н. Я. Грота как человека и из всего склада его ума, — писал Лопатин, — вытекают его особенности как мыслителя. Его философская мысль отличается чрезвычайной восприимчивостью и широким примирительным направлением. Как в каждом встречном человеческом мнении он старался отыскать скрывающуюся в нем крупицу правды, так и в каждом философском учении он стремился выделить содержащееся в нем зерно истины.
Во всех своих философских построениях он постоянно пытался найти средину между крайностями и гармонически примирить противоположные тенденции различных философских школ. При этом он не был мыслителем замкнутым: который пробивал бы свою особую дорогу, отвлекшись от всего, что думают другие. Для этого он был слишком впечатлителен, слишком захвачен той умственной атмосферой, в которой живут все. Поэтому он не столько творец совсем новых взглядов, сколько искусный систематизатор, одушевленный толкователь и талантливый популяризатор тех идей, которые носятся в воздухе, составляют общую духовную пищу и являются интимною подкладкой общественных настроений. Это не мешало Н. Я. Гроту быть философом самостоятельным: наоборот, можно было отметить очень многие пункты, в которых Н. Я. Грот высказывал вполне самобытные, замечательно своеобразные воззрения…
Воззрения Н. Я. Грота не составляли раз и навсегда сложившейся, законченной и неподвижной системы. Напротив, они у него неоднократно менялись и в частностях, и даже в самом существе. Он совсем не признавал возможности раз навсегда разрешить все вопросы и в полной неподвижности миросозерцания видел лучшее доказательство его мертвенности и односторонности».
Научная деятельность профессора Грота началась рано и была весьма плодовита. Назовем только те его сочинения, которые имели особенно важное значение в развитии его философского миросозерцания: «Психология чувствований в ее истории и главных основах» (1879–1880 гг., магистерская диссертация); «К вопросу о реформе логики, опыт новой теории умственных процессов» (1883, докторская диссертация); «Опыт нового определения понятия прогресса» (1883); «Отношение философии к науке и искусству» (1882); «К вопросу о классификации наук» (1884); «Дж. Бруно и пантеизм» (1885); «О душе в связи с современным учением о силе» (1886); «О значении философии Шопенгауэра» (1888); «Значение чувства в познании и деятельности человека» (1889); «Критика понятия свободы воли в связи с понятием причинности» (1889); «La causalite et la conservation de l’energie dans le domaine de l’activite psychique» (1890); «Жизненные задачи психологии» (1890); «Что такое метафизика» (1890); «Основание нравственного долга» (1892); «Нравственные идеалы нашего времени — Фридрих Ницше и Лев Толстой» (1893); «К вопросу о значении идеи параллелизма в психологии» (1894); «О времени» (1894); «Устои нравственной жизни и деятельности» (1895); «Памяти Н. Н. Страхова. К характеристике его миросозерцания» (1896); «Понятия о душе и психической энергии в психологии» (1897); «Критика понятия прогресса» (1898).
Особый интерес представляют дуалистические взгляды Грота на мир, изложенные им в 1886–1898 гг. Так, в работе «О душе в связи с современным учением о силе» он делает попытку обосновать такое нравственное мировоззрение, которое на основе естественнонаучных учений о силе, о законе сохранения энергии, о природе восстановило бы нравственные идеи добра, долга, свободы воли и т. д.
«История человеческой мысли и жизни, — пишет в ней Грот, — учит нас, что утверждение или отрицание существования души в человеке всегда налагало печать на все миросозерцание человечества, на весь склад его идей, чувств, стремлений и действий. И это понятно: признание духовного начала в основе своего собственного бытия давало человеку возможность логически оправдать существование высшего духовного начала… убеждение в действительном значении идей добра и зла, нравственного и безнравственного, веру в прекрасное, в идеалы справедливости и высшего духовного совершенствования. Но зато, как скоро наоборот, вопрос о существовании души решался отрицательно, то весь мир идеальных понятий человеческого сознания превращался в одну сплошную игру воображения, в мир иллюзий и праздных выдумок поэтов и философов, поощряемых «трусливым суеверием» толпы. Если нет души в человеке… а во Вселенной нет Высшего Разума, то не может быть в ее существовании и развитии высших разумных целей и внутреннего нравственного смысла; если же все совершающееся есть игра слепой необходимости и продукт прихотливого столкновения случайностей, то неоткуда приобрести критерии и для нравственной деятельности человека».
Должно быть ясно для каждого, что решение вопроса о существовании души в человеке «это не только вопрос праздного ученого любопытства: это — проблема, затрагивающая самые дорогие, самые священные и близкие для человеческого сердца «интересы жизни».
От него человеческая мысль неизбежно восходит и к высшим вопросам о природе и законах бытия Вселенной, от него же она нисходит и к решению самых мелких, но все же важных «вопросиков» повседневной жизни. Мы смело, — говорит Грот, — назовем его центральным вопросом знания, связанным бесконечно разнообразными и часто неуловимыми нитями со всеми остальными вопросами мысли, которым он и дает ту или другую степень жизненности…
Казалось бы, одно то соображение, что все крайние мнения всегда существовали совместно или быстро сменяли друг друга, а после снова возвращались, могло бы заставить нас предположить, что истина состоит в примирении и объединении противоположных идей, из которых каждая представляет сама по себе только известную часть ее.
Но на самом деле опыт истории пропадал даром для человечества, и оно продолжает и до сих пор искать истины непременно направо или налево. Прямой путь, который, по-видимому, должен быть признан кратчайшим расстоянием ко всякой цели, казался большинству людей всегда наиболее подозрительным и опасным. По этому прямому пути шли несомненно гениальные мыслители древнего и нового времени, но за ними следовали лишь немногие из обыкновенных смертных…
Все эти соображения особенно приложимы к занимающему нас вопросу «о природе души».
Нельзя сказать, чтобы этот вопрос никем не ставился с достаточною широтою и не разрешался именно в духе упомянутого выше примирения требований мысли и высших идеальных стремлений человеческой природы. Напротив, во все почти века можно указать на мыслителей (Платон, Аристотель, Декарт, Спиноза, Лейбниц, Кант и др.), обсуждавших проблему о душе столь разносторонне, что и в настоящее время их исследования могли бы считаться поучительными. Но этих мыслителей общество не хотело слушать и понимать, и вскоре их глубокие учения забывались…
Масса человеческая охотнее шла за теми второразрядными умами, которые предлагали ей крайние решения проблемы (мистическое и материалистическое), и мысль человеческая продолжает увлекаться и поныне учениями наиболее поверхностными и наивными» (курсив наш. — А. С.). В России в каждую эпоху «царит и властвует одно направление, пока вновь не одолеет противоположное, — и горе тому, кто пойдет против господствующего течения, даже в качестве миротворца…
