А Смирнова - Секреты мироздания
Я знаю, что существую, и не приписываю своей природе или своей сущности ничего кроме одного того, что я есть вещь мыслящая. Отсюда я по праву заключаю, что моя сущность состоит только в том, что я мыслящая вещь. Возможно (скоро я могу сказать — наверняка), я имею тело, которое весьма тесно связано со мной. С одной стороны, у меня есть ясное и определенное представление о самом себе, а именно о вещи мыслящей, не имеющей протяженности в пространстве; с другой стороны, — о теле, вещи, которая имеет пространственную протяженность и не мыслит. Итак, ясно: я действительно отделен от тела и могу существовать независимо от него. <…>
…Большая разница, — говорит Декарт, — между телом и разумом состоит в природной делимости тела и абсолютной неделимости разума. Действительно, если я рассматриваю разум или себя самого только как мыслящую вещь, то не могу различить в себе никаких частей, но понимаю, что я, напротив, есть вещь единая и неделимая. Может показаться, что со всем разумом связано все тело, но если мне отняли ногу, руку или какую-нибудь другую часть тела, я не чувствую, что нечто отнято и у моего ума. Точно так же способности желать, чувствовать, мыслить и т. д. не могут быть поделены на части, ибо испытывает желание, чувствует и размышляет все время один и тот же разум. Напротив, я не мыслю ни одной телесной или протяженной вещи, которую нельзя было бы легко разложить на составные части. Так я познаю делимость подобных вещей. Одного этого вполне хватило бы, чтобы показать мне, что разум и тело совершенно различны, даже если бы я достаточно не знал об этом из других источников.
Далее я отмечаю, что разум не испытывает непосредственного воздействия со стороны всех частей тела, но только от мозга или, возможно даже, — только от той незначительной части мозга, в которой, как говорят, должно располагаться общее чувство. <…>
Физика учит, что если я чувствую боль в ступне, это происходит от рассеянной по ней сети нервов, которые распространяются оттуда, подобно цепочкам, вплоть до моего мозга. И если воздействию подвергаются нервные окончания ступни, то при этом затрагиваются и скрытые части мозга, к которым по цепочке тянутся эти окончания. Там, в мозгу, они возбуждают определенное движение, которое назначено природой для такой ситуации: ум должен воспринимать чувство боли, хотя и возникшее в ступне. Но эти нервные реакции для того, чтобы достичь мозга, должны пройти через голень, бедро, поясницу и шею, и если даже начало цепи, расположенное в ступне, не будет затронуто, но будет возбуждена одна из промежуточных стадий, все равно мозг отреагирует совершенно так же, как если бы болезненные ощущения исходили из ступни. Мозг испытает точно такую же боль. То же самое следует думать и о любом другом чувстве.
В конце концов я замечаю, что каждое отдельное движение, которое происходит в части мозга, непосредственно влияющей на разум, сообщает последнему всегда только одно определенное чувство, и, пожалуй, здесь нельзя придумать ничего лучшего, чем такая ситуация, когда из всех возможных ощущений разуму сообщается то, которое более всего и чаще всего способствует сохранению человека в здоровом состоянии. Таковыми, судя по опыту, являются все наши естественные ощущения, и следовательно, в них не находится ничего, что свидетельствовало бы не в пользу могущества и благости Бога. Так, например, когда нервы, расположенные в ноге, подвергаются сильному и непривычному раздражению, это их движение передается через позвоночный столб к внутренним областям мозга и дает разуму сигнал к какому-то ощущению, а именно к ощущению боли в ноге. От этого разум стремится к устранению, насколько это в его силах, причины боли, например, чего-то, причиняющего боль ноге. Бог мог бы, впрочем, сотворить человеческое естество таковым, что это движение внутренней части мозга сообщало бы разуму нечто другое, например, сообщало бы о нахождении самого разума в мозгу, в ноге или в каком-нибудь другом из промежуточных звеньев. Но ничто, кроме существующей, описанной выше ситуации, не могло бы равно способствовать сохранению тела. Сходным образом, когда мы испытываем жажду, в горле возникает ощущение сухости, раздражающее его нервы и через их посредство возбуждающее внутренние части мозга. Такое раздражение сообщает разуму чувство жажды, ибо во всем этом деле нет ничего более полезного, чем знание о необходимости утоления жажды для сохранения здоровья.
В других случаях действительны соответствующие вещи».
«Надо иметь в виду, — пишет Декарт в работе «Страсти души», — что хотя душа соединена со всем телом, но тем не менее в нем есть такая часть, в которой ее деятельность проявляется более, чем во всех прочих. Обычно предполагается, что этой частью является мозг, а, может быть, и сердце: мозг — потому, что с ним связаны органы чувств, сердце — потому, что в нем как бы чувствуются страсти. Но внимательно исследовав это, я считаю, что часть тела, в которой, по-моему, душа непосредственно проявляет свои функции, ни в коем случае не сердце и не весь мозг, а только часть его, расположенная глубже всех; это известная очень маленькая железа, находящаяся в центре мозга… Всякое действие души заключается в том, что она, желая чего-нибудь, тем самым заставляет маленькую железу, с которой она тесно связана, двигаться так, как это необходимо для того, чтобы вызвать действие, соответствующее этому желанию».
2.6. Паскаль
Блез Паскаль (1623–1662) — французский математик, физик, философ и писатель, один из представителей математического естествознания, создавший еще в юношеские годы основополагающие работы по исчислению вероятностей и гидростатике, в посмертно изданной философской работе «Мысли» (1669) писал:
«В довершение нашей неспособности к познанию вещей является то обстоятельство, что они сами по себе просты, а мы состоим из двух разнородных и противоположных натур: души и тела. Ведь невозможно же допустить, чтобы рассуждающая часть нашей природы была недуховна. Если нам считать себя только телесными, то пришлось бы еще скорее отказать себе в познании вещей, так как немыслимее всего утверждать, будто материя может иметь сознание. Да мы и представить себе не можем, каким бы образом она себя осознавала. <…> Человек сам по себе самый дивный предмет природы, так как не будучи в состоянии познать что такое тело, он еще менее может постигнуть сущность духа; всего же непостижимее для него, каким образом тело может соединиться с духом. Это самая непреоборимая для него трудность, несмотря на то, что в этом сочетании и заключается особенность его природы…
Все наше достоинство заключается в мысли… Будем же стараться хорошо мыслить: вот начало нравственности».
2.7. Оствальд
Вильгельм Фридрих Оствальд (1853–1932), немецкий физико-химик и философ, лауреат Нобелевской премии (1909), рассматривая вопрос о применении энергетики в психологии и социологии в работе «Энергетический императив» (1913), писал: «Естественнонаучно образованный психолог или социолог признают уже принципиально, что ни в области духовной, ни в социальной жизни не происходит создания работы из ничего, — что, следовательно, и явления этой области протекают в границах поставленных законами энергетики…Во всех областях учения об энергии действуют законы, совершенно однородные с законами термодинамики». При этом особое философское значение имеет второе начало термодинамики. И если первое начало, закон сохранения количества энергии, общеизвестно и до известной степени популярно, то совершенно иначе обстоит дело со вторым началом. Даже в кругах специалистов существует немалое разнообразие мнений относительно содержания и значения второго начала. «Между тем работы последних десятилетий все более рассеивают мистический туман, окутывавший прежде второе начало, и вместе с тем доказывают, что сфера применения этого закона далеко не ограничивается областью учения о теплоте или термодинамикой». Второе начало «выражает некоторое общее свойство энергии во всех ее различных формах. Первое начало устанавливает количественное соотношение исчезающей и образующейся всякий раз энергии и утверждает, что здесь произошли какие-то превращения энергии; второе же начало определяет само условие, которое должно быть выполнено, чтобы такое превращение вообще могло наступить.
Так как все, что ни совершается на небе и на Земле, насколько хватает нашего знания, представляет какое-либо преобразование энергии, то второе начало оказывается необходимым условием, чтобы вообще что-либо могло произойти… таким образом, оно выражает общий закон всего совершающегося.
Глубочайшее философское значение всего совершающегося очевидно и не требует особых доказательств; знание такого закона дает нам надежду найти, хотя бы приблизительно, решение всех великих вопросов, которые уже тысячелетия волнуют человечество… Не думая исчерпывающим образом охватить многообразные проявления этого закона к высшим областям человеческой деятельности, я хочу, — пишет Оствальд, — остановиться здесь на особом, выдающемся, выдающемся по своей важности, случае.
