Галина Манукян - Принцип Троицы
— Алехандро Гор. Он учился в МГУ, на химико-технологическом. Умом ты — в него. И… он был мулатом, — покраснела мама, — но очень красивым. Так что у тебя есть африканская кровь… и индейская, и даже немного испанской и французской — с его стороны.
— По-моему, это слишком, — прошептал Виктор.
— Я влюбилась в него безумно, — продолжала исповедь актриса. — Мне было только семнадцать, ему двадцать три. Он заканчивал учебу, а я поступила во ВГИК, жила в общежитии. Мы познакомились на студенческой вечеринке. Алехандро был такой яркий, огненный, мистический. И танцевал, как Бог. В него влюбились все мои подружки, не только я. Он звал меня с собой, на Кубу, но я испугалась. Позже я узнала, что беременна, а он уже уехал. Мы переписывались какое-то время. Потом он пропал, может быть потому, что я вышла замуж, и кто-нибудь из его друзей сказал ему об этом, — актриса перевела дух и продолжила. — Но ты должен меня понять — я оказалась одна, беременная, испуганная, глупая девчонка, а Саша, которого ты считал отцом, был рядом. Я согласилась выйти за него, и очень боялась, что ты будешь темненьким, но, к счастью, ты родился светлокожим и голубоглазым, на меня похож. О том, что ты не его сын, Саша и не догадывался. Просто не любил тебя, и все. А через три года мы и вовсе расстались. Такая вот история.
— Как ты могла жить, столько всего скрывая? — не понимал Виктор. — Когда я был маленьким, ты всегда говорила, что мои жесткие курчавые волосы из-за еврейской крови, а я, выходит, негр…
— Только частично, — оправдывалась мама, — и потом, в советские времена иностранный отец принес бы тебе только проблемы. Ты не понимаешь, в какой стране мы жили.
Виктор закрыл глаза, смяв в пальцах конец простыни.
— Елизавета Андреевна, — услышал он веселый женский голос, — вы бы пошли домой! Виктор Александрович в себя пришел, а вы ночь не спали. Не отбирайте наш хлеб, а то нам зарплату платить не будут. Я поухаживаю за вашим больным. — Это была медсестра.
— Надо отдохнуть, — согласилась мать. — Витюш, останешься тут без меня? Медсестра, Наташа, будет рядом.
— Да, тебе лучше идти, — процедил он, чувствуя обиду и неприятие всего, рассказанного матерью.
Елизавета Андреевна поцеловала сына в щеку и тихо сказала:
— Ты подумаешь и простишь меня. Мы все не без греха, сынок.
Виктор отвел глаза.
Глава X. Свобода выбора
Над горами нависли фиолетово-серые сумерки, порождая неясные пятна теней, акцентируя шорохи и превращая деревья, пни и камни в сказочных чудовищ. Дина подумала, что если сделает еще несколько шагов, то свалится замертво, но старик остановился и показал ей куда-то в черные кусты:
— Вот и мой дом.
Поначалу Дина не поняла, где собственно дом, но, присмотревшись, увидела за темной зеленью возвышающийся конек крыши. Низкая калитка пропустила старика и его спутницу в просторный двор. Громадное животное метнулось навстречу из-за угла дома, послышался приветственный лай:
— Здравствуй, Дружок, — обрадовался псу старик. — Мой дорогой, у нас гости, веди себя хорошо.
Перед Диной в свете фонаря показалась здоровенная морда ньюфаундленда. Девушка не испугалась. «Привет» — в ее исполнении звучал, как «х-хр», но пса это удовлетворило, и он дружелюбно лизнул ей руку. Дина осторожно погладила Дружка между ушами, а тот важно подал гостье лапу.
— Не всех мой пес принимает, — сказал старик. — Значит, человек ты хороший.
Дина смущенно улыбнулась и пошла за хозяином в дом. Это была старая деревянная хата, приземистая и незатейливая. Сразу за сенями начиналась жилая комната, одну стену занимала сложенная из кирпичей побеленная печь. Над ней сушились веники для бани. На крышке большой выварки, громоздящейся на печке, лежали травы, наполняющие пряными запахами комнату. Обстановка погружала в далекие пятидесятые: этажерки с книгами, старый диван с видавшим виды красноватым покрывалом, комод под запыленной кружевной салфеткой, полосатая половица на дощатом полу. В глаза бросался как на машине времени доставленный сюда современный радиоприемник. Маленькие оконца закрывали белые в цветочек шторки, такие же старые и выцветшие, как и их хозяин.
— Располагайся, — предложил Егор Палыч, — сейчас чаю попьем. Согреешься.
Дина разулась и робко присела на деревянную скамейку, накрытую ковриком. Прохлада пола радовала уставшие ступни. Постепенно отогреваясь, гостья сняла куртку и положила возле себя. Она облокотилась о круглый стол и опустила голову на ладони, разглядывая корешки книг на полках за причудливыми резными фигурками. Перечень названий оказался неожиданным: «Око возрождения», «Коран», «Библия», «Тайная доктрина», «Иисус неизвестный», «Конфуций», «Дзэн», «Великие посвященные» и так далее. Может ли быть, чтобы такой простой с виду старик все это читал? «А хоть бы и так? — подумала Дина. — Я сама такое читаю».
Дед принес большие чашки с ароматным чаем, выложил на стол пакет с печеньем, хлеб, сыр и масло. С дальней полки показались банки меда и варенья.
— Не гневись, девонька, к гостям не готовился. Что есть, тем и угощаю, — сказал хозяин.
Выражая благодарность, Дина прижала ладонь к сердцу и склонила голову, улыбаясь.
— Ну и молодец, на здоровье. Кушай, рыбка ты моя немая, — Егор Палыч уселся на соседний стул и принялся нарезать хлеб крупными ломтями. Он намазал кусок хлеба толстым слоем масла, сверху положил сыр и протянул гостье:
— Угощайся.
Дина взяла массивный бутерброд из заскорузлых рук и показала, что ей хватит и половины, но дед шутливо сдвинул брови над добрыми серыми глазами:
— Небось с утра ничего не ела? А вон уже ночь на дворе, глянь в окошко. Давай-ка не стесняйся. Сколько съешь, всё твоё, а не съешь, Дружку отдадим.
Девушка осторожно отхлебнула горячего чаю из кружки в красный горошек, смягчая будто кошками исцарапанное горло. Старик не мучил ее разговорами, и за это Дина была ему благодарна, проникаясь уютом и покоем, царящими в этом не новом доме. Они сидели и тихо поглощали простой ужин. Затопленная печь ласково потрескивала, а в окна стучал ветками ветер, напоминая о себе притаившимся в тепле людям.
— Еще чаю хочешь? — спросил Егор Палыч, обратив внимание, что гостья допивает последние капли из чашки. Девушка отрицательно помахала головой, поблагодарив за еду кивком и улыбкой. От сытого тепла ее стало клонить в сон.
— Ну вот, глазками заблымала, — сказал заботливый хозяин, — сейчас я тебя уложу, погоди минуту. Где ты у нас спать будешь? — размышлял вслух дед. — Я тебе в той комнате постелю. Там кровать помягче.
Быстро расправившись с бельем, он пригласил девушку в дальнюю комнатку:
— Сегодня тут переночуешь, а завтра будем телефон искать и думать, что с тобой делать. Хорошо?
Уставшая Дина кивнула, присев на кровать. Егор Палыч вышел на кухню, громко рассказывая: — Туалет у меня на улице, помыться можно на кухне, если хочешь. Я воды разогрею…
Вернувшись с чистым полотенцем в руках, старик обнаружил, что девушка уже спит, как ребенок, подсунув ладошку под щеку.
— Эх, бедолага, — вздохнул дед и накрыл ее пуховым одеялом.
* * *— Палыч! Палыч! — кричал кто-то сквозь дрему. Дина протерла глаза и увидела побеленные бугристые стены и серый туман в окошке.
— Палыч! Ты дома? — продолжал кто-то выкрикивать на улице.
— Иду! Не ори. Ну что же ты так орешь? — послышалось ворчание из соседней комнаты, скрипнула входная дверь, и голоса притихли, отдаляясь от дома.
Дина потянулась, покачиваясь на мягких пружинах кровати. Мышцы болели после вчерашнего похода. Под толстым одеялом было жарко, но выбираться наружу не хотелось. Вспомнилось, как маленькой она часто болела и лежала с высокой температурой в постели — это был ее секретный выход из всех сложных ситуаций, хоть и болела она не специально.
«Зашла бы сейчас мама!» — мечталось Дине, пока она разглядывала паучка, деловито оплетающего треснувший угол под потолком. Что делать со своей свободой? И свободна ли она? Или это очередная выходка Сета?
Под пуховым одеялом проблемы, казалось, не существовали, и Дина залезла туда с головой. Нет, тут дышать нечем. «Ладно, будь, что будет», — решила она и резко села, свесив ноги. За окном, затянутым поверх стекла полиэтиленовой пленкой, виднелись нечеткие фигуры старика и какой-то полной женщины. Дина покинула каморку и пошла искать, где бы умыться, втайне мечтая обнаружить душ. Из спаленки дверь вела в другую комнату, побольше. Оттуда можно было попасть на кухоньку или в «зал», где они вчера ужинали. Дина свернула в кухню, обнаружив там вместо душа полные ведра и деревенскую раковину с железным умывальником. Зачерпнув ковшиком холодной воды из ведра, Дина умылась.
— Рыбка моя, ты проснулась! — поприветствовал ее вошедший со двора хозяин с пластиковой бутылкой в руках.
