Евгений Щукин - Коса и камень. Зелот о Масонстве (сборник)
Все это так. И споров здесь не могло бы быть в принципе, если бы речь в упомянутой выше ландмарке не шла о другом.
Возвращаясь к формулировке, мы видим, что она касается «тайны организации» (secrecy of the institution). И здесь необходимо остановиться на самой сути масонской организации.
В современных социологии и тщащейся утвердиться среди наук «конспирологии» к настоящему моменту выработана классификация тайных обществ по степени скрытости. Нужно признать, что она не лишена справедливости и определенной ценности как первая в своем роде. Согласно этой классификации все организации, которые в общепринятых терминах именуются «тайными обществами», могут быть распределены по трем группам.
К первой – «тайным обществам первого порядка» – принадлежат закрытые организации. Они известны по своим названиям, имеют свои легальные и открытые официальные представительства (штаб-квартиры, интернет-сайты, СМИ, представителей для связей с общественностью), участвуют в общественной жизни, легко идут на контакты с внешним миром и т. д. Однако при этом членство в них не является доступным для всех и каждого, поскольку в них есть особые критерии отбора кандидатов, а для посвященных – какие-то особые процедуры, внутренние тексты, внутренние законы и правила. Иначе говоря, это не тайные общества, но и не обычные общественные организации. При этом списки их членов могут оставаться неизвестны широкой общественности, равно как и цели и методы этих организаций могут являться общественным достоянием лишь частично. Масонство принадлежит именно к этой группе.
К «тайным обществам второго порядка» относятся, по мнению социологов и «конспирологов», организации, названия и некоторые цели которых известны широкой общественности или узким кругам исследователей, но остаются секретными списки членов, центры, основные цели и методы работы, а также критерии отбора кандидатов. По мнению этих специалистов, к такого рода организациям можно отнести иллюминатов и практически любое революционное или национально-освободительное движение мировой истории, от гарибальдийцев и декабристов до мафии и современных антиглобалистов. Также они утверждают, что такие общества стоят за руководством тайных обществ первого порядка, вербуя в свои организации членов закрытых обществ, при этом рассматривая эти закрытые общества как своего рода «воронку», фильтр для отделения подходящих кандидатов от общей массы, стремящейся только к элитарности и внешнему блеску.
К тайным обществам третьего порядка обычно относят собственно тайные общества, то есть такие организации, которые действуют, набирают новых членов, преследуют свои цели, разрабатывают собственные методы работы, но при этом никто из не-членов о них ничего не знает и даже не представляет себе, что их работа проходит буквально в двух шагах и именно сейчас. Такие общества могут и не иметь отдельных названий, а если такие названия существуют, они все равно не известны никому за пределами этих обществ. Это некие абстрактные архетипы тайного общества, обычно и внушающие обывателю безотчетный страх. Часто за неимением иных определений эти сверхтайные общества называют или тоже «масонами», или «иллюминатами».
В современной литературе – чаще всего антимасонкой, потому что спрос на рынке литературы диктует предложение, а скандальные разоблачительные материалы несравненно более востребованы, чем более или менее объективная и поэтому скучная информация, – масонами часто называют купно представителей всех тайных обществ всех групп и классов. Лично мне проще в данном контексте оперировать двумя самыми частотными запросами в службе поиска Яндекса – собственно масонов я обычно так и называю масонами (594 439 ссылок), а архетипические представления обывателя о злонамеренном тайном обществе сатанистов, стремящихся править всем миром, – «массонами» (599 620 ссылок). Даже сетевая машина поиска наглядно показывает символическое соотношение реальных и мифических представлений о тайных обществах, но другой реальности у нас нет, и приходится мириться с имеющейся перед глазами.
24. Основание спекулятивной (умозрительной) науки на оперативных (действенных) началах, а также символическое использование и объяснение терминов данного ремесла ради обучения религиозным и нравственным принципам.
Эта ландмарка, несмотря на кажущуюся банальность является одной из самых важных и примечательных. Это граница, красная нить определяющая момент преобразования масонства из оперативной гильдии мастеровых в спекулятивное сообщество философов. Время ее появления нельзя определить с точностью до месяца и года, и в этом одна из самых интересных для исследователя проблем истории масонства. Тот момент, когда каменщики стали уделять время нравственной философии и вводить ее в качестве обязательной составляющей в свои разговоры на досуге и предопределил судьбу всего движения. Как именно это происходило, достаточно нетрудно предположить. Всякий человек, выросший в России, не обязательно настолько старый, чтобы помнить советские времена, просто не мог пройти мимо великого творения братьев Васильевых – художественного фильма «Чапаев», и уж по крайней мере, – мимо знаменитой сцены, в которой легендарный комдив в исполнении Б. Бабочкина составляет на столе диспозицию сражения при помощи вареной картошки. Точно таково же и происхождение масонской образности, переросшей со временем в развернутый и многоплановый символизм. Ведь с точки зрения того старого и опытного масона, чье имя затерялось на страницах истории и который наставлял на рубеже XVII и XVIII веков новопосвященного, действительно масон должен быть «характером подобен… ну хотя бы вон тому уровню, который, если стена возведена хорошо и верно, никогда не отклонится от вертикали», а страсти свои масон «должен во всем ограничивать… ну вот словно циркулем обводя вокруг себя дугу», а день масона «должен разделяться поровну… если взять вот эту линейку о 24 дюймах, то на ней просто показать, что восемь делений-часов – для работы, восемь – для отдыха, а еще восемь – для служения Богу и ближнему».
Так постепенно и сложилось определение масонства как «нравственной философии, сокрытой в аллегориях и раскрывающейся в символах». Как писал в письме к другу автор одного старинного «разоблачения» масонских ритуалов: «Я склонен полагать, что под термином „МАСОН“ они разумеют Строителя, а слово „СТРОИТЬ“ они понимают в переносном и метафорическом смысле; как оно используется в „Деяниях апостолов“ (20:32), а также во многих других местах Нового Завета, где слово „строить“ означает „устанавливать“ и „основывать“ и применяется к Христианской Церкви. Если они вкладывают в это слово именно такое значение, тогда не остается ничего другого, кроме как заключить, что эти господа СТРОЯТ и УСТАНАВЛИВАЮТ нечто, что, по зрелом размышлении, они лучше бы оставили в покое, поскольку, простите мне прямоту суждения, я полагаю, что в нашей превосходной религии и так уже достаточно расколов и сект».
Таким образом, в этой ландмарке заложено основание методологии преподавания нравственной философии масонского Братства и его спекулятивный, то есть умозрительный, характер.
И наконец, последняя ландмарка из списка Маккея определенно добавлена им самим и звучит следующим образом.
25. Эти ландмарки неизменны.
Так Маккей излагает скорее свою личную точку зрения, чем мнение, которое можно извлечь из истории Братства. Однако действительно, само понятие ландмарки означает для масонов нерушимый и основополагающий закон, определяющий масонство как таковое и отделяющий его от всех прочих организаций, которые могут быть похожими на масонство, но не являться масонством. Вводя в список ландмарок указание о невозможности их изменения, догматик Маккей не просто старается заморозить масонство в неком временном периоде, лишая его изначально присущей Братству динамики и мобильности, но и отчасти выдает желаемое за действительное, потому что до него никто из масонских ученых не брал на себя смелость утверждать, что может четко определить и ограничить список обязательных для соблюдения масонских законов.
После Маккея масоны действительно восприняли приведенный им список как окончательный и неизменный, всякий раз с готовностью цитируя двадцать пятую ландмарку, но часто сетуя на несовершенство остальных двадцати четырех. Действительно, даже из этого простого и короткого комментария, не говоря о полномасштабном исследовании с привлечением серьезных исторических свидетельств и документов, ясно, что список ландмарок в значительной степени устарел, в значительной степени носит условно-ритуальный характер и выглядит скорее декларацией, а не законодательным сводом. Другое дело, что чаще всего к ландмаркам и в наше время, и раньше применялся известный девиз российского бытия – «не стенка, отодвинем, не трамвай – объедет».
