Бхагаван Раджниш (Ошо) - Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире
Здесь мои усилия направлены на то, чтобы дать вам многомерное существование; все измерения, возможные для человека, должны быть вам доступны. Вы должны уметь любить, и вы должны уметь испытывать блаженство. По моему собственному опыту и по моим наблюдениям, лишь блаженный человек способен любить, и лишь человек, способный любить, способен испытывать блаженство. Эти качества усиливают друг друга.
Вы слышали о порочном круге – когда одно ведет к другому, затем другое ведет к первому, и получается порочный круг. Но вы не слышали о добродетельном круге. Я называю добродетельным – не порочным, а добродетельным – круг, в котором одно ведет к другому, и вы поднимаетесь все выше, двигаясь к самым высоким вершинам. Вы приобретаете все новые и новые измерения. Наивысшее, что я могу представить, – это любовь, соединенная с вашим блаженством в глубокой гармонии; любовь и блаженство, не препятствующие друг другу, а обогащающие друг друга.
Но Дезидераты будут вызывать такие вопросы. Я знал, что вы придете в сильное замешательство относительно того, что существенно и что несущественно. Ваш ум очень хитер; он находит уловки, он начинает думать: «Тогда почему бы не бросить это новое имя, почему бы не бросить саньясу – почему бы не сделать это, ведь это все несущественные вещи? Существенное – внутри меня, а это все внешние вещи». И это будет чистейшей воды хитрость, ничего более. Вы не поняли послание: несущественное также можно использовать как существенное.
Но Премананда – американец, а американцу трудно быть в здравом уме. Он не просто американец, он из Калифорнии!
Бенсон приезжает в Неаполь, где он во время войны, будучи юношей, подружился с местным жителем по имени Капитини. Когда итальянец видит Бенсона, от избытка чувств он просто не знает, что бы для него сделать, и настаивает на том, чтобы тот встретился с его сестрой.
– Она хорошенькая? – спрашивает Бенсон.
– Ах, bella, bella! – кричит его друг.
– Она молодая? – продолжает Бенсон.
– Si! Si!
– А она целомудренная? – спрашивает Бенсон.
Итальянец пожимает плечами и восклицает:
– Вы, американцы, все сумасшедшие!
В Чикаго перед судьей предстает пара, желающая пожениться. Молодой человек вручает судье разрешение на вступление в брак.
– Соедините ваши руки, – говорит судья.
Затем он заглядывает в документ, который уполномочивает его соединить узами брака Влодзимиерза Линеандовски и Нехребецку Зозиславсиеку.
– Хм, – говорит он, прочищая горло. – Влод-хм-х-м-ски, берешь ли ты эту женщину?.. – и так далее.
– Да, сэр, – отвечает молодой человек.
– Нехре-хм-хм-хм-сиеска, берешь ли ты этого мужчину?.. – и так далее.
– Да, сэр!
– Тогда я объявляю вас мужем и женой, – говорит судья, – и поздравляю вас обоих с тем, что вы соединили два имени в одно!
Спустя несколько дней после того, как был избран новый папа римский, кардинал Сикола ужинает со своим старым другом раввином Финкалари. Они болтают о самых разных предметах, и раввин замечает, что кардинал Сикола выглядит довольно удрученным.
– Дорогой друг, – говорит раввин, – ты выглядишь расстроенным. Есть ли что-нибудь, что ты хотел бы обсудить со мной?
– Знаешь, у меня не было никаких иллюзий относительно того, что меня могли бы выбрать. Но я никогда не думал, что я настолько непопулярен, что за меня не будет подано ни одного голоса!
– Мой дорогой кардинал! – утешает его раввин. – Выбрось из головы эти мысли. Твои коллеги очень высоко тебя ценят. Я знаю, о чем они, должно быть, подумали. Каждый из них, несомненно, рассудил, что если будешь избран ты, то обращение к тебе будет звучать оскорбительно: Папа Сико́ла!
Второй вопрос:
Ошо,
Если учения мастеров совершенны, то почему с течением времени они искажаются?
Это очень важно понять, поскольку так происходило всегда и всегда будет происходить в будущем. Это никогда не изменится. Любое учение непременно будет искажено, это в самой природе вещей. Точно так же, как каждый ребенок когда-нибудь станет старым и каждый родившийся когда-нибудь умрет, каждое учение из соображений необходимости непременно будет искажено. Этого нельзя избежать. Дело не в том, что великие мастера не предпринимали никаких попыток; они делали все, что было в их силах, но идти против законов природы невозможно. Никто не может идти против законов природы.
Есть семь моментов, которые должны быть приняты во внимание. Первый – это переживание самого мастера. Когда он переживает истину, ум полностью отсутствует. Это состояние не-ума, или, как его называет Дионисий, состояние агнозии – абсолютной невинности. Ни единой мысли не движется в уме. Поэтому система памяти не функционирует, ум пребывает в состоянии полной остановки. Он застыл, он абсолютно неподвижен.
Это тот момент, когда учение совершенно, но ничего еще не было передано другим людям. Учение еще не стало учением. Ничего не было сказано, ничего не было услышано. На самом деле, даже мастер еще не осознал то, что произошло. Что-то произошло, но он так глубоко потерялся в этом, что для него самого нет никакой возможности это осознать. Осознание подразумевает разделение на наблюдателя и наблюдаемое – переживание расщепляется. Когда переживание случается, оно неделимо. Нет ни познающего, ни познаваемого, ни субъекта, ни объекта. Все безмолвно. Это самое совершенное учение.
Вторая стадия – это когда мастер осознает то, что произошло, и начинается искажение, причем внутри мастера. Он еще не сказал ни единого слова, но внутри него начало возникать смутное осознание. Переживание больше не неделимо, оно перестало быть единым, оно разделилось надвое. Оно перестало быть тем же самым, оно перестало быть целым. Одна его часть стала субъектом – знающим, наблюдателем, осознанием, а другая часть стала объектом – познанным, пережитым. Это первое искажение, и оно происходит внутри мастера.
Третье: мастер формулирует свое переживание, он начинает делать его более ясным, более выразимым. Теперь возникают уже не две, а три части. Единое разделено натрое: на субъект, объект и ум, потому что без ума ничего не может быть четко сформулировано. Ум – это эксперт. Необходимо использовать язык, необходимо использовать логику. Ум должен пробудиться от своего глубокого сна, он должен быть призван на помощь. Точно так же, как когда-то мастер изо всех сил стремился перевести свой ум в глубоко застывшее состояние, теперь он изо всех сил стремится разморозить его, поскольку без него невозможно достичь абсолютной ясности относительно того, что произошло. Это нужно концептуализировать.
Однако в тот момент, когда предельный опыт становится концептуализированным, происходит сильнейшее искажение, так как то, что не может быть выражено словами, принудительно облекается в слова. И эти слова маленькие, а переживание огромно, как небо, – даже небо не является его пределом. Беспредельное должно быть втиснуто в пределы. Естественно, многое будет утрачено. Сначала это было целое небо со всеми звездами, со всей его бесконечностью и вечностью. Теперь это лишь маленькое окошко в раме – искусственно созданной раме. Теперь вы смотрите через окно: это больше не целое небо, а лишь маленький его кусочек.
Четвертый момент, который необходимо понять, – это средства выражения. Из огромного сострадания, из любви, мастер хочет поделиться тем, что произошло, с другими, поскольку он видит, что миллионы людей ощупью бродят в темноте точно так же, как когда-то бродил он сам. Он видит, что каждый ощупью бродит в той же самой темноте, испытывая то же самое замешательство, точно так же страдая, а сам он находится теперь в таком состоянии, когда может помочь. По крайней мере, он может указать путь, он может показать нечто из Запредельного. Он может вызвать некий проблеск, он может запустить некий процесс.
Мастеру приходится использовать искусство синхронизации. Ему приходится петь песню так, чтобы ваша песня, которая пребывает в зачаточном состоянии, пришла в движение, ожила, вышла из своего дремлющего состояния, начала тянуться к небу – чтобы ваше семя проросло, чтобы у вашей песни тоже появилось сильное стремление. Ваше сердце должно быть затронуто.
Мастер говорит. Но, как только он начинает говорить, теряется еще больше, потому что одно дело – создавать концепции внутри самого себя, и совершенно другое – передавать их кому-то еще. Теперь ему приходится смотреть на другого человека – что он может понять? Только то, что может быть выражено словами. Ему приходится ограничивать себя самыми скудными средствами выражения, ибо только тогда люди смогут что-то понять. Ему приходится использовать язык, который могут понять они.
Будда не может использовать язык, который могут понять только другие будды. Он достиг залитой солнцем вершины, но ему приходится возвращаться, ему приходится снова спускаться вниз, в темноту долины. Ему приходится использовать ваш язык, ваши средства выражения, ваш способ говорить. И, естественно, почти девяносто девять процентов теряется, только один процент становится выраженным, но и для этого требуется очень искусный мастер. Многие мастера не смогли выразить даже этот один процент; они оставались безмолвными, понимая, что не обладают этим умением.
