Бхагаван Раджниш (Ошо) - Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире

Ошо

Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире

Глава 1

Иди безмятежно

Внемли тогда мудрости мудрого:

Иди безмятежно среди шума и спешки и помни, что в тишине может быть покой.

Насколько возможно, без уступки, будь в ладу со всеми людьми.

Говори свою правду спокойно и ясно и слушай других, даже глупца и невежду; у них тоже есть своя история.

Сегодня мы вступаем в один из самых прекрасных миров, в мир небольшого документа, называемого Дезидераты. Он необычен, потому что много раз появлялся и много раз исчезал, и поэтому никто точно не знает, кто его написал. Истина обладает способностью появляться снова и снова; из-за человеческой же глупости она вновь и вновь теряется.

Дезидераты – это, по-видимому, один из самых древних из доступных сегодня текстов, но авторские права на него принадлежат поэту Максу Эрманну. В его книге стихов текст представлен как написанное им стихотворение и защищен авторским правом в 1927 году в Америке, хотя в первом издании поэт говорит о легенде, согласно которой этот маленький документ был обнаружен на доске, установленной в Церкви Святого Павла в Балтиморе, когда она была построена в 1692 году, – но позже доска была разрушена. Теперь уже нельзя доказать, был ли он начертан на доске в Церкви Святого Павла, или нет. Легенда сохранилась, она продолжает существовать. Похоже, у Макса Эрманна было виде́ние – документ явился к нему как виде́ние. На самом деле он не был его автором, а только проводником, медиумом.

Это произошло и со многими другими текстами. Это произошло с «Голосом безмолвия» Блаватской: ее знают как автора этой книги, но книга эта очень древняя. Она открыла ее в медитациях, книга ей явилась.

Многие части книги «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше также очень древние, и то же самое верно для «Рубайата» Омара Хайяма. К этой же категории принадлежит «Свет на пути» Мэйбл Коллинз, а также «Пророк» Халила Джебрана.

Я просмотрел все стихотворения Макса Эрманна, но ни одно из них не обладает тем же самым качеством – ни одно. Если Дезидераты были написаны им, то тогда потоком должно было хлынуть еще много стихотворений с тем же самым качеством. Этого не произошло. На самом деле «Дезидераты» настолько отличаются от всех прочих его стихотворений, что невозможно поверить, что они созданы одним и тем же человеком.

То же самое верно для «Света на пути» Мэйбл Коллинз. Это странные произведения. Есть вероятность, что они существовали всегда – появляясь и снова исчезая из виду; истина неизменно обнаруживает себя… Всякий раз, когда появляется чувствительная душа, восприимчивый человек, истина снова начинает течь через него. И конечно, человек думает: «Это пишу Я».

Именно вследствие этого факта неизвестны имена авторов Упанишад; никто не знает, кто их написал, потому что люди, которые их восприняли, были очень бдительными и осознающими. Они были мистиками, не только поэтами.

Между поэтом и мистиком есть различие: когда что-то происходит с мистиком, он отлично осознает, что это свыше, что это не от него. Он испытывает огромную радость, он наслаждается тем, что был избран в качестве проводника, в качестве посредника, но его эго не может заявить на это свои права. На самом деле вы становитесь мистиком только после того, как вы отбросили эго. Поэт же полон эго – не всегда, но почти всегда. Изредка, когда он забывает свое эго, он прикасается к тому же самому миру, что и мистик; но мистик живет в этом мире. У поэта это изредка случается как проблеск, а поскольку эго его не мертво, он немедленно объявляет это своим творением. Но все древние провидцы об этом знали.

Известно, что Веды, Библия, Коран, эти три величайших в мире священных писания, не были никем написаны. Веды известны как апаурушея – не написанные каким-либо человеком. Конечно, кто-то их написал, но они – от Бога, свыше, из какого-то неизвестного источника. Мистик становится одержим ими, он танцует под их мелодию. Он больше не является самим собой – он есть это. У поэта изредка случается проблеск этого, отдаленный проблеск.

В санскрите у нас есть два слова, обозначающие поэта; такого нет ни в одном другом языке, потому что только в этой части мира пришли к осознанию, очень ясному осознанию этого факта. На санскрите одно из слов – кави. Кави как раз и означает «поэт». Другое слово – это риши; риши означает «поэт-мистик». Различие огромно. Поэт обладает глубоким эстетическим чувством, он очень чувствителен, он может проникнуть в самую суть вещей. У него иной, чем у ученого, способ познания. Он не анализирует, он любит; любовь его велика, но его эго живо. Поэтому, когда он смотрит на цветок розы, он подходит к нему ближе, чем ученый, потому что ученый немедленно начинает анализировать цветок, а анализировать что-либо – значит убить это. Сама попытка познать – это попытка убить.

Поэтому все то знание, которым обладает наука, это знание о мертвых вещах. Сегодня даже ученые начинают осознавать этот факт. Когда из вашего тела берут кровь и анализируют, исследуют ее, это больше не та же самая кровь, какой она была, когда циркулировала в вашем теле. Тогда она была живой, тогда она была органической частью вашей жизни. Сейчас она не та же самая. Точно так же как ваша рука или ваш глаз: когда он является частью органического единства вашего тела, он может видеть, но выньте его – и он мертв, он не видит. Он больше не живой, он что-то другое, он труп.

Величайшие ученые начинают сознавать тот факт, что все то, что мы до сих пор узнали, в своей сущности, в своей основе неверно. Мы знаем только о мертвом – живое мы упускаем. Вот почему наука не может сказать, что в вас есть что-то помимо тела, что-то большее, чем тело. Наука не может сказать, что вы больше, чем общая сумма ваших частей, а если вы не нечто большее, чем общая сумма ваших частей, то вас нет. Тогда вы лишь машина – может быть, очень сложная, но это не имеет значения. Вы компьютер, у вас нет души, вы лишь побочный продукт, внешнее явление. У вас нет никакой осознанности, вы – лишь поведение.

Наука сводит человека даже не к животному – к машине, помните это. Прошли те дни, когда ученые, такие как Чарльз Дарвин и прочие, думали, что человек – это не что иное, как еще одно животное. Сейчас Скиннер, Дельгадо, Павлов не говорят, что человек это еще одно животное, – поскольку нет ни души, ни жизни, ни сознания, – они говорят, что человек – это еще одна машина.

Религия утверждает, что человек больше, чем тело, больше, чем ум, но наука не может в это поверить из-за самой своей методологии. Тот способ, которым она пытается познавать вещи, мешает ей проникнуть глубже, чем материальное, глубже, чем мертвое.

Поэтому поэт подходит к цветку ближе, чем ученый. Поэт не анализирует цветок, он влюбляется. Он испытывает огромную радость, он наслаждается цветком, и из этой радости рождается песня. Но он все еще далек от мистика, риши. Мистик становится единым с цветком. Наблюдатель становится наблюдаемым, различие исчезает.

Вот что однажды случилось.

Рамакришна с несколькими своими учениками переправлялся через Ганг в небольшой лодке. Неожиданно на середине реки он начал кричать:

– Почему вы меня бьете?

Ученики были озадачены. Они сказали:

– Парамаханса Дэва, что ты говоришь? Мы, и бить тебя?!

Рамакришна сказал:

– Смотрите!

Он обнажил свою спину, и на ней были отметины, как если бы кто-то сильно избил его палкой. Сочилась кровь.

Ученики недоумевали. Что произошло? И тогда Рамакришна указал на другой берег: там несколько людей избивали человека. Когда ученики с мастером достигли другого берега, они подошли к этому человеку и обнажили его спину – отметины были в точности такими же, как на спине Рамакришны, без какого-либо различия, в точности такими же! Рамакришна стал единым с человеком, которого били. Он не был наблюдателем, он не был отдельным; он стал единым с наблюдаемым.

Таково значение английского слова «эмпатия». Поэт знает, что такое симпатия, мистик знает, что такое эмпатия. Когда поет мистик, у его песни совершенно иной аромат, иная красота, потому что это не отдаленный проблеск истины – мистик внутри истины, в самой ее сердцевине.

Но здесь необходимо многое понять. Может оказаться, что мистик вообще не сможет петь, так как он становится настолько единым с истиной, что может забыть спеть песню. Это случалось со многими мистиками – они не сказали вообще ничего. Это как если бы вы спросили сахар… скорее всего, сахар не сможет сказать, что он сладкий. Чтобы узнать сладость сахара, необходимо быть от него отличным. Мистик же становится сахаром.

Изредка мистик оказывается также и поэтом. Это совпадение. Всякий раз, когда это происходит – как в случае Лао-цзы, Заратустры, Магомета, – нам становится доступно нечто высшее. Но мистик необязательно является поэтом; быть поэтом – это другой талант. Можно быть мистиком, не будучи поэтом; можно быть поэтом, не будучи мистиком.