Конкордия Антарова - Две жизни
ГЛАВА 19 ЖИЗНЬ ДЖЕННИ И Е‚ ПОПЫТКИ УВИДЕТЬСЯ С МАТЕРЬЮ И СЕСТРОЙ Вернувшись домой после ужасных часов, провед„нных в адвокатской конторе, сраженная, разбитая, осознавшая, что е„ планы овладеть матерью и сестрой разрушились, Дженни была совершенно больна. Два дня она пролежала в постели, почти не открывая глаз. Она еле отвечала тоже не совсем здоровому мужу и изнывала от тоски, бешеной злобы и недоумения. Завлекательные картины богатства, блеска и величия, которыми соблазняли е„ мать, Армандо и Бонда, – во что они вылились в самом начале новой жизни!
Слова сэра Уоми, которых она никак не могла понять, е„ расстраивали. Снисхождение лорда Бенедикта она переживала как самое большое унижение и ненавидела его, мать, Алису – все они вызывали в ней такую жажду мести, что Дженни чувствовала, как в е„ крови кипит яд. Впервые в жизни она не могла вылить наружу сво„ бешенство. Ни швырять чем-то, ни кричать у не„ не было сил. Точно отравленная, Дженни молчала и думала вс„ об одном и том же: как отомстить, как обрести власть над лордом Бенедиктом и его друзьями.
Совершенно разбитая, Дженни вс„ же думала только о борьбе. Она упорно стремилась отыскать союзника в лагере противника. Ей думалось, что простодушный сэр Уоми, показавшийся ей человеком очень добрым и недальновидным, как раз подойд„т для этой цели. Она мечтала заручиться его помощью, прикинувшись раскаивающейся грешницей, жаждущей помириться с матерью и сестрой. А последних Дженни так привыкла видеть у себя в повиновении, что не сомневалась в победе над ними с помощью ласковых писем.
«Удалось бы только увидеться с ними, – думала Дженни. – Я заставлю этого синеглазого простака помочь мне добиться свидания».
На третий день е„ решение действовать созрело. Она, к удивлению мужа, поднялась с постели, стала пить шоколад и даже спросила о Бонде и Мартине.
– Бонда вс„ ещ„ говорит ш„потом и согнулся, как древний старик, без надежды выпрямиться. Он мог бы, конечно, поправиться, но этот идиот Мартин к тому, что ничего не смог сделать, ещ„ и потерял все лекарства, что носил на себе. И Бонда, не взявший запаса, обреч„н ждать, пока само время его не вылечит. А Мартин, очевидно, сош„л с ума. Он вызвал вчера вечером к себе Бонду и Анри и исповедался перед ними в своих грехах, – ядовито хохотал Армандо. – Что произошло в кабинете лорда Бенедикта, куда ему удалось проникнуть, никто не знает. Но на вс„м теле Мартина какие-то кровоточащие раны и язвы, должно быть его там пытали.
Дженни вздрогнула и с ужасом посмотрела на мужа. К е„ ненависти добавился ещ„ и страх физических страданий. Увидев ужас на лице жены, Армандо криво усмехнулся и продолжал:
– Когда Бонда уш„л, проклиная Мартина, что тот не прин„с ему какой-то вещи, столь нужной Браццано, Мартин заклинал Анри убежать от нас. Он объяснил, что его раны вовсе не результат ударов пл„тки лорда Бенедикта, а тех лекарств, что Бонда заставлял его носить на себе в большом количестве; они-то и разъели его организм. Анри вызвал врача, тот объявил, что болезнь Мартина неизлечима и что смерть его близка.
Ужас Дженни усилился до последней степени. Мартина она терпеть не могла и нисколько его не жалела. А просто видела в его преждевременной смерти невероятную силу врага.
– Бонда говорит, что нам надо уезжать. Хотя встреча с Браццано, когда явимся без Алисы, ничего хорошего нам не сулит.
– Что ты хочешь этим сказать? Разве вы на службе у Браццано? Кто этот Браццано?
– Я думал, ты догадливее, Дженни. Проще всего тебе обратиться за разъяснениями к собственной матушке. У не„ получишь исчерпывающие сведения. Уж она-то тебе вс„ объяснит, – саркастически улыбнулся Армандо.
– Чепуха какая-то! При ч„м тут мама, никогда не уезжавшая из Лондона дальше морских купаний, – и Браццано, живущий в Константинополе?
– Мама-то твоя итальянка. Она вышла замуж за твоего отца в Италии. А там у не„ мог быть романчик с Браццано, с неудачным концом.
– Знаешь что, не меряй всех на свой аршин. Мама, конечно, вспыльчива, но в е„ честности перед отцом я не сомневаюсь. Если бы ты знал отца, ты понял бы, что бесчестное существо не могло бы жить рядом с ним. Хохот Армандо стал ещ„ громче и наглее. – А ты-то, ж„нушка, очень честна? Я мог бы, конечно, нарушить запрет Браццано и кое-что рассказать тебе. Но мне жаль лишать тебя приятного сюрприза, а себя – удовольствия наблюдать при этом за твоей физиономией.
Холодная дрожь пробежала у Дженни по спине. Она никогда не думала, что физиономия е„ мужа может быть столь отвратительной. Что-то сатанинское мелькнуло сейчас на его красивом лице. Дженни поняла, что если поскользн„тся, – пощады ей не будет. Три дня назад она считала, что сумеет заполучить друга в этом сво„м любовнике. Сейчас ей казалось, что он злодей каких мало, и если ему придется спасать свою шкуру, он утопит е„ без всяких размышлений.
– Что ты на меня уставилась? Не воображала же ты, что найд„шь во мне рыцаря печального образа, вроде своего мнимого папаши-пастора? Лучше пораскинь мозгами и подумай, как заманить сюда Алису. Лишь бы заманить. А уж умчать красотку, поверь, сумеем. Пожалуй, даже тебя оставим мамаше в утешение, только доставь нам сестрицу. Неужели ты так глупа и бездарна, что не можешь найти пути и возможности добиться свидания с сестрой и матерью? Ты можешь наделать этому лорду массу неприятностей. Подай заявление, что он держит насильственно в сво„м доме твоих родных и отказывает им в свидании с тобою. Пока суд да дело, немало беспокойства причинят ему судьи и адвокаты, подкупить которых ничего не стоит.
Хуже бича ударили Дженни эти слова. Так вот какая цена ей в глазах человека, женой которого она стала три дня назад! Она была всего лишь средством изловить Алису. Зачем им нужна сестра? В чем здесь дело? Дженни не могла больше выносить глумливый тон мужа и встала, чтобы уйти к себе.
– Обдумай вс„, что я тебе сказал. Я слов на ветер не бросаю.
Уйдя в будуар, Дженни заперла дверь на задвижку и упала на диван в полном изнеможении. Она задыхалась. Сообразить, что же с ней произошло, почему разговор с мужем так е„ перепугал, она не могла. Но мгла мрачных предчувствий давила е„ с такой тяжестью, что у не„ дрожало вс„ тело и стучали зубы.
Дженни машинально взяла папиросу, что стало уже е„ привычкой, и мало-помалу стала приходить в себя. По мере того как папироса становилась короче, настроение Дженни, ещ„ не привыкшей к наркотику, который ей старался подбросить муж в виде очаровательных тонких папирос, становилось ровнее. Страх е„ прош„л, она снова стала обдумывать свой план. Случайно слова мужа совпали с е„ собственным желанием добиться свидания с матерью и сестрой. Теперь она окончательно утвердилась в мнении, что сэр Уоми парень простоватый и что следует действовать именно через него. Вс„, что происходило в судебной конторе, Дженни напрочь забыла сейчас, наркотик делал сво„ дело, и она чувствовала себя сильной, прозорливой, изворотливой и такой хитрой, что никто не был в состоянии прочесть е„ истинные мысли. Дженни села писать письмо сэру Уоми.
«Одновременно с этим письмом, уважаемый сэр Уоми, я пишу моей матери и сестре, так жестоко бросившим меня на произвол судьбы. Не подумайте, что я жалуюсь Вам на них. О нет. Для этого я их слишком люблю. Но я знаю также, что эти дорогие мне существа необыкновенно бесхарактерны и поймать их в сферу своего влияния ничего не стоит.
Так оно и случилось сейчас. Обе бедняжки попали на удочку лорда Бенедикта и изображают из себя рыбок на крючке. Ваши слова сочувствия, сказанные мне в конторе, дают мне смелость обратиться к Вам за помощью.
Лорд Бенедикт, его зять Николай и Сандра, каждый из которых мог бы мне помочь в мо„м законном желании повидаться с матерью и сестрой, такие жестокие и бессердечные люди, что им мои страдания безразличны. Мне кажется, что только Вы один наделены сердечной теплотой и участием. А потому Вы пойм„те, какой разбитой и несчастной чувствую я себя сейчас. Выброшенная из тихого и уютного дома моего отца, где я привыкла видеть дорогие лица сестры и матери, где всю жизнь царило патриархальное целомудрие, я чувствую себя точно в чужой стране. А между тем вс„ самое дорогое жив„т в получасе езды от меня.
Помогите мне увидеться с моими родными. Пусть Алиса с мамой приедут ко мне. Я не в силах войти в этот ужасный дом.
Со свойственной добрякам чуткостью Вы пойм„те меня. Ваш образ врезался мне в память, и если наша симпатия взаимна, я бы очень хотела увидеться с Вами. Тогда я имела бы возможность рассказать Вам об ужасном поведении лорда Бенедикта по отношению ко мне, и, вероятно, Ваша помощь была бы активнее.
Не откажите сообщить мне по прилагаемому адресу, получили ли мои письма мать и сестра. Я даже в этом не доверяю лорду Бенедикту».
Подписав письмо девичьей и мужней фамилией, Дженни осталась очень довольна своими талантами и принялась за письмо к пасторше.
