Станислав Гроф - Зов ягуара
— Нам остается одно, — изрек Маккензи, возвысив голос, — делать все, что от нас зависит, и верить, что провидение на нашей стороне.
Тэд вырос в семье католиков-ирландцев и усвоил веру в то, что все в руках Божьих, которая нисколько не мешала его сексуальным подвигам. Он не сомневался, что западная демократия и американский образ жизни — именно то, чего хочет Бог для всего мира, и считал своей святой обязанностью защищать и распространять эти ценности всеми доступными способами. Именно из-за этого бескомпромиссного убеждения он всегда охотно брался за секретные задания, от которых многие старались уклониться, и безупречно их выполнял.
Пришло время последней проверки перед стартом Левиафана. Маккензи и Энрайт спустились с палубы и направились к командному отсеку. То был скрытый во внутренностях корабля огромный бронированный зал, в котором располагался штаб операции. Окон в зале не было, а большая часть стен была занята экранами мониторов, панелями компьютеров и хитросплетениями кабелей. Сложность размещенной в нем аппаратуры внушала благоговейный трепет — все это походило на декорации какого-нибудь научно-фантастического фильма.
Энрайт и Маккензи сели за большой стол в центре этого впечатляющего лабиринта и приготовились к обзору последних отчетов о ходе операции.
Тэда Маккензи включили в состав участников операции «Левиафан», потому что у него была репутация в высшей степени надежного, волевого и беспринципного человека, закаленного во многих рискованных тайных операциях, проводившихся в разных уголках планеты. За его готовность без колебаний браться за самые дерзкие задания и выполнять их с непреклонной решимостью члены команды прозвали его Железный Тэд. Но сегодня, сознавая всю важность и серьезность операции, Маккензи явно чувствовал себя не в своей тарелке. Его лицо и поведение выдавали нервозность, волнение и неуверенность.
— Как тебе все это, Крэйг? — спросил Тэд после того, как они тщательно изучили компьютерные отчеты.
— Все прекрасно, мы доставим малыша без всяких проблем, — заверил его Энрайт.
Заметив легкую дрожь в голосе командира и его озабоченный вид, он спросил:
— Ты в порядке, Тэд? Никогда не видел тебя таким. Что, угрызения совести замучили или, может, ты передумал?
— Должен признаться, что эта операция куда сложнее всего того, чем я занимался до сих пор. Ведь речь идет не об уничтожении базы и захвате горстки подводных лодок. Взрыв такой силы мгновенно уничтожит сотни тысяч людей, а еще миллионы умрут потом медленной смертью. Будут загрязнены и парализованы устье реки Янцзы, залив Ханчжоу и весь район Шанхая. Только представь, вдруг что-то не сложится и китаезы смекнут, что произошло на самом деле. Ведь это может запросто перерасти в ядерный конфликт с Китаем и привести к глобальной катастрофе!
— Тебя беспокоит успех операции или все дело в твоей совести? Ты что, пытаешься вообразить, чем все это закончится? — спросил Энрайт, явно ощущавший нечто похожее. — Представляю, как это может действовать на нервы.
— Всего понемногу, — признался Тэд и после короткой паузы добавил: — Ведь речь идет не только о военных объектах. Этот теракт сотрет с лица земли остров Пу-то, знаменитый буддийский центр паломничества, где расположено множество монастырей и храмов. Я не особо жалую буддизм, но погибнет очень много гражданского населения. Пока моя совесть не очень меня допекает, но трудно сказать, что будет, когда все это закончится. Парень, почти век назад сбросивший бомбу на Хиросиму, всю жизнь мучился от страшной вины, в конце концов сошел с ума и покончил с собой. А ведь он был не каким-нибудь педиком или чистоплюем. От этого никто не застрахован, кто знает, как все обернется.
Обремененный грузом ответственности, Тэд Маккензи в третий раз тщательно проверил все данные. Наконец он убедился, что все идет по плану.
— Через пару часов мы подойдем к тридцатой параллели, пора начинать последние приготовления, — сказал он к сидящему рядом Энрайту.
Процедура последней проверки была сложной и отнимала много времени. В целях безопасности во время операции «Левиафан» все ключевые команды должны были отдавать оба человека, ответственных за ее проведение. Тэд Маккензи прижал большой палец к небольшому экрану и приблизил глаза к сканеру, анализирующему глазное дно.
«Командир Тэд Маккензи», назвался он, и, когда сканеры и анализаторы голоса подтвердили его личность, отдал приказ:
— Компьютер, начать отсчет: «П минус 120!
Кодовое название времени старта Левиафана было «Пуск», или просто «П». «П минус 120» означало, что до старта кита оставалось два часа.
Крэйг Энрайт повторил ту же процедуру, назвав вместо имени Маккензи свое. Повинуясь двойной команде, главный компьютер послал подробные указания на нужные участки.
Перепоручив дальнейшую проверку машинам, Маккензи вновь просмотрел последние метеорологические сводки.
— Циклон идет точно по расписанию, — успокоил он Энрайта. Потом откинулся на спинку стула и вдруг затих, погрузившись в невеселые думы.
Бдение дракона
На книжных полках, окаймлявших каюту адмирала Юань Сяопина видное место занимали политические труды идеологов коммунизма. Здесь стояли тома Маркса, Энгельса, Сталина и Ленина, книга Линь Бяо «Да здравствует победа народной войны», манифест маоистской военной доктрины и, разумеется, обязательный цитатник Мао Цзедуна. Пантеон героев коммунистической истории то и дело менялся в зависимости от политической ситуации. Время от времени новые руководители Китайской коммунистической партии производили переоценку истории и роли в ней отдельных личностей. Одни ключевые фигуры подвергались резкой критике и впадали в немилость, других реабилитировали и возвращали на политическую арену. На данный момент именно эти книги входили в стандартный набор, обязательный для библиотеки каждого, кто занимал высокий пост в Китайской народно-освободительной армии.
Остальные книги выдавали подлинные интересы адмирала. Это было изысканное собрание шедевров мировой литературы и сочинений некоторых его любимцев, в том числе трактат Сунь Цзы* «О военном искусстве», «Артхашастра» Каутильи**, «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря, «Государь» Макиавелли и главный труд Карла фон Клаузевица*** «О войне». Над стеллажом висел плакат, на котором иероглифами была выведена начальная фраза из книги Сунь Цзы:
«Война — дело жизненной необходимости для государства; вопрос жизни и смерти, путь к спасению или гибели. Ее необходимо тщательно изучать».
Отдельную полку занимало собрание поэзии эпохи Тан, к которой адмирал питал особую страсть. Он любил стихи Ли Бо, воспевающие любовь к свободе, дружбу и вино. Но больше всего его восхищал Ду Фу, своим искусством служивший делу политической и социальной справедливости. Юань Сяопин знал эти стихи наизусть и часто их цитировал.
Адмирал откинулся на спинку стула, продолжая пристально смотреть на монитор компьютера — на нем был полученный со спутника снимок западной части Тихого океана. Буйные завихрения на экране, без сомнения, предвещали приближение тайфуна. Сяопин достаточно разбирался в метеорологии, чтобы видеть: скорее всего, шторм будет коротким и очень яростным. Это наблюдение странно взволновало адмирала. Короткое и яростное — именно таким он планировал нападение на Японию. Что-то наподобие Перл Харбор, только куда мощнее и беспощаднее. Не оставить Стране Восходящего Солнца никаких шансов на возрождение и реванш! Японцы будут разбиты, поставлены на колени, а их мечты об элитной империи, технической аристократии Азии, превратятся в прах. Наконец-то будут отомщены многовековые унижения и оскорбления, миллионы жизней, отданных китайским народом!
Юань Сяопин был человеком исключительного ума и высокой эрудиции. Он обладал энциклопедическими знаниями по истории, философии, искусству и литературе. Его интеллект уступал только его же честолюбию. Одним из кумиров Сяопина был Хун У*, основатель династии Мин, человек, поднявшийся из самых низов и ставший одним из самых сильных правителей, когда-либо сидевших на драконьем троне. Хун правил Китайской империей железной рукой и успешно отражал нападения японских мародеров, создав сильный флот и надежные гавани вдоль побережья. Во время правления его сына хорошо вооруженные китайские корабли бороздили моря половины мира. Юань Сяопин был твердо убежден, что в скором будущем китайский флот вновь обретет былую славу.
Адмирал только что закончил разговор с Пекином. Политбюро и ЦК компартии Китая одобрили его план нападения на Японию с моря. Сяопина смешила сама мысль о том, что его план нуждается в одобрении этих невежд. «Кучка придурков, трясущиеся старые маразматики! — думал он. — Ничего, ваши дни сочтены, вы сгинете вместе со Страной Восходящего Солнца!»
