Альфред Леманн - Иллюстрированная история суеверий и волшебства
Сходство магии саг с магией гомеровского эпоса обнаруживается в трех различных пунктах: 1) ни саги, ни Гомер не знают собственно демонов; 2) оперативная магия, волшебство и там, и здесь основываются на непосредственном воздействии слова (а на севере также и письменных знаков) на природу вещей и не имеют ничего общего с заклинанием злых духов; 3) искусство предсказания основывается и у Гомера, и в сагах на толковании предзнаменований, посредством которых боги или духи-хранители предупреждают людей о грядущих явлениях, и вовсе не имеет научно-астрологического отпечатка халдейской мантики. Это сходство очевидно имеет чрезвычайно важное значение, так как благодаря ему мы можем пользоваться важнейшими данными саг, чтобы набросать картину собственно европейской магии, которая во многих пунктах существенно отличается от восточной, халдейской и египетской.
Теперь мы ближе рассмотрим то, что находим в эддах и сагах.
Представления норманнов о духах
Кроме собственно богов, азов, саги упоминают еще множество низших духов, феттиров (домовых) и фильгьяров[11]. Они были духами-хранителями всей страны, области или отдельных лиц. У всякого был свой дух-хранитель, который, как думали, иногда показывался другим людям во сне; такое явление всегда предвещало в будущем какие-нибудь события. В саге об Эрваре-Одде рассказывается, как один из его родственников видел во сне огромного белого медведя, который кружил около острова, к которому они пристали; этот сон был истолкован так, что белый медведь был духом-хранителем Эрвара.
Такие рассказы о сновидениях встречаются часто; один из наиболее интересных, к которому мы еще возвратимся впоследствии, находится в саге о Гуннлауге-Ормстунге.
Торстейн, сын могущественного вождя Эгиля Скаллагримссона, рассказывает гостившему у него приятелю Барту следующий сон: «Снилось мне, что я был дома на Борге; я сидел перед дверью и смотрел вверх на дома; на коньке я увидел чудного лебедя, который, как мне казалось, принадлежал мне и который мне очень нравился. Вдруг со скалы спустился большой орел, сел рядом с лебедем и начал ласкаться к нему; и лебедю нравилось это, как мне казалось; я рассмотрел орла, он был черноглазый и имел железные когти и, как мне казалось, был молодец-птица. После этого я заметил второго, летевшего с юга; он спустился на Борг, сел на крышу к лебедю и хотел также его приласкать; это был тоже большой орел. Но сейчас же, как грезилось мне, первый орел замахнулся своим крылом на второго, и они дрались долго и яростно, и я видел, как оба они истекали кровью; наконец оба они свалились с дома, каждый на свою сторону, и оба были мертвы; лебедь остался один и был очень опечален. Затем прилетел с запада сокол, сел рядом с лебедем и очень дружески обходился с ним; потом обе они улетели в том направлении, откуда прилетел сокол; тогда я проснулся. Этот сон большого значения не имеет и указывает лишь на ветры, что дуют из тех стран, откуда прилетели орлы». Однако Барт заметил: «Мое мнение другое: эти птицы должны быть духами-хранителями великих мужей». Затем он объяснил, что, по его мнению, должен означать этот сон (см. ниже).
Далее, норманны представляли себе, что феттиров и фильгьяров можно испугать головами с раскрытым ртом и, разумеется, разогнать, таким образом, духов-хранителей страны почиталось за большое несчастье.
На первом альтинге (т. е. на первом заседании законодательного и судебного собрания) в 928 г. был издан закон, чтобы всякий, кто причаливал где-либо к берегу, если на его форштевне находилось изображение головы с раскрытым ртом, должен был, прежде чем высадиться, снять это изображение. Поэтому не было ничего хуже того кощунства и глубже той обиды, какую можно было нанести человеку, обратив на него «кол зависти» (Neidstange), т. е. воткнув в землю кол с лошадиной головой и раскрытым ртом, обращенной на его двор.
Как надо при этом поступать, говорится во многих сагах (напр., в саге о Ватнсдале и в саге об Эгиде Скаллагримссоне) и особенно подробно в том месте, где Эгиль Скаллагримссон направляет «кол ненависти» против Эриха Блютакса и королевы Гунгильды; когда все было готово, Эгиль высадился на острове, взял в руки ореховую палку и поднялся на хребет гор, обращенных к стране. Здесь насадил он на кол лошадиную голову и после обычного приспособления сказал: «Здесь я ставлю кол зависти и обращаю зависть на короля Эриха и королеву Гунгильду (при этом он повернул лошадиную голову на страну) и обращаю против всех ветров страны, которые основались и живут в стране, чтобы они всегда блуждали и не находили бы себе постоянного места, пока они не прогонят из страны короля Эриха с королевой Гунгильдой». И он воткнул кол в расщелину скалы и вырезал на нем руны, заключавшие в себе это заклинание.
В числе «злых существ» норманны различали много видов; однако никого из них не принимали за демонов в собственном смысле, которые ищут людей, чтобы принести им вред. Это, по-видимому, не совсем настоящие духи; в битве с ними человек может победить их, даже убить. Это относится ко всяким привидениям, великанам, гигантам (Trollen) и призракам. Борьба великанов с азами достаточно известна из эдд; в сагах они почти не играют никакой роли; только о некоторых замечательных фигурах, напр., штеркоддерах, в сагах рассказывается, что они принадлежали к породе великанов; однако хотя они и были больше и сильнее обыкновенных людей, но все-таки были смертны; они могли пасть от меча.
Рис. 15. Кол зависти (Neidstange) (из «Gudrunlied»)
То же самое относится к троллям, которые часто фигурируют в сагах, но лишь в наиболее фантастических, напр., в саге об Эрваре-Одде. Эти тролли, или великаны, как они иногда называются, живут в своей собственной стране, лежащей к северу, и не смешиваются с людьми; лишь в исключительных случаях, как, напр., в саге о Греттире, они называются обитателями пещер в пустынных местностях Исландии. Но они, собственно, не духи; так, напр., вполне ясно говорится, как Греттир в своей битве с троллем распорол последнему живот; внутренности его выпали и были унесены вниз горным потоком, так что тот, кто ожидал Греттира внизу, думал, что он убит. Достойно также внимания, что все эти тролли и великаны постоянно изображаются в то же время и чародеями[12]. Но волшебство есть такая сила, которая больше, чем та, какой они обладают. Поэтому троллей нелегко было победить без волшебства; Эрвар-Одд мог ослепить волшебницу Гнейп только при помощи стрел Гузы, т. е. стрел, заколдованных финским конунгом Гузой, которые сами собой возвращались на тетиву.
Выходцы с того света и призраки играют в сагах весьма важную роль; самые различные мотивы заставляют человека делаться привидением. Если разделить привидения по поводам их появления, то по меньшей мере можно насчитать 5 таких классов, а весьма вероятно и больше. Некоторые показываются только потому, что их наследники мучат их каким-либо способом, но как только это прекращается, так привидения тотчас же исчезают. Так, напр., в саге о людях из Лаксдаля говорится:
«Раз ночью девушка Гердис видела во сне, что к ней пришла женщина в полотняном плаще и сурового вида и обратилась к ней со словами: „Скажи своей бабушке, я не могу выносить, что она каждую ночь так нападает на меня и проливает надо мной столько горячих слез, что я от этого начинаю совершенно сгорать. Я говорю это тебе, потому что тебя я могу лучше переносить, хотя и в тебе есть нечто чудесное; но от тебя я все-таки могла бы добиться чего-нибудь, если бы мне не мешала Гудруна“. После этого Гердис проснулась и рассказала Гудруне свой сон: Гудруна увидела в нем добрый знак. На следующее утро она велела вынуть в церкви из пола несколько досок в том месте, где она молилась, стоя на коленях, и затем копать под ними землю; там нашли несколько отвратительного вида синих костей, крюк и волшебный жезл, из чего можно было заключить, что здесь была похоронена вала, или языческая волшебница; кости были отнесены дальше в такое место, куда всего меньше мог зайти человек. Таким способом вала, по-видимому, нашла себе покой».
В других случаях привидения показываются как предзнаменования, чтобы объявить живущему какое-нибудь печальное событие: его кончину или нечто подобное.
Когда Торкель, муж Гудруны, утонул со своими воинами, Гудруна, ничего о том не знавшая, вечером пошла по обыкновению в церковь. Там показалось ей, что Торкель и другие воины стоят перед церковью; она могла видеть, как вода стекала с их платья. Она не говорила с ними, но вошла в церковь и оставалась там, сколько ей хотелось, потом вернулась домой, думая, что Торкель пришел туда со своими воинами; но когда она вошла, то там никого не было. Тогда она стала размышлять обо всем этом явлении. Только на следующий день Гудруна узнала, что они утонули. О подобном случае, где покойники являются к оставшимся после них, рассказывается также и в саге о Торфине Карлсефни.
