Рик Джароу - В поисках священного. Паломничество по святым землям
Хозяин посмотрел на меня удивленно, услышав мое: «Шалом!» Я сказал, что меня отправил к нему его друг из офиса авиакомпании, и он пригласил меня сесть. Сам он сел за стол напротив меня. У него была широкая грудь и густые вьющиеся черные волосы. Лоб бороздили глубокие морщины. Из пепельницы, стоящей на столе, поднимались клубы дыма. Холл был заставлен рюкзаками, брошюрами и прочими следами туристической жизнедеятельности. На стенах висели запрещающие знаки, характерные для дешевых местечек, в которых останавливаются иностранные туристы. Он сказал, что для меня найдется свободная комната и назвал человеческую цену. Я объяснил, что действительно не могу позволить себе ночь в обычном отеле. Наконец, он сказал: «Ладно, эту ночь можешь провести бесплатно». Потом он показал мне комнату, в которой сидели его дети и смотрели какое-то старое американское шоу пятидесятых годов. Среди них был и тот парнишка в балахонистом комбинезоне. Он с головой ушел в просмотр телевизора. Я всячески пытался дать им понять, что устал с дороги, и меня таки отправили спать.
На следующее утро я проснулся еще до рассвета, быстро принял душ, оделся, и был весьма удивлен, что владелец гостиницы уже на ногах и хозяйничает на кухне. Хозяин разложил на столе хлеб и масло, налил кофе и пригласил меня разделить с ним этот завтрак. Он поинтересовался, хорошо ли мне спалось, что я думаю о Риме, откуда я приехал и куда направляюсь. Я рассказал ему, что иду по пути паломников средневековья, и по дороге в Индию собираюсь посетить Иерусалим.
Пепельница перед хозяином была полна окурков. У него было обветренное, словно слегка обожженное лицо. Несмотря на довольно округлый живот, он казался достаточно подтянутым, а под красными рукавами рубашки угадывались очертания крепкой мускулатуры. Через какое-то время разговор наш зашел в тупик, и над столом повисла звенящая тишина. Возникло неловкое напряжение. Сидя вполоборота ко мне, наполовину скрытый за сигаретным дымом и густым ароматом кофе, хозяин заговорил со мной голосом, чей тембр напоминал скрежет гравия по земле в полной тишине.
– На похороны своего сына я надел черные очки. Его убили на войне, – он сделал паузу и затушил уже почти истлевшую сигарету, так что пепел осыпался на стол. – Мне было стыдно от того, что люди могли увидеть, что я не плакал. – Он опять прервался и знаком дал мне понять, чтобы я спокойно продолжал есть. – Я много видел. Я знаю, что жизнь – это борьба. Тебе это известно? Я израильтянин, но родился здесь, в Риме. Мне позволили вернуться сюда и начать работать, потому что во время войны я все потерял – сына, бизнес, абсолютно все. Теперь я, возможно, смогу прокормить свою семью, но если начнется война, я вернусь на поле боя. А сейчас я здесь. Даже не знаю, сколько уже. Наверное, лет тридцать…
– В двенадцать лет я потерял свою семью, – помолчав, продолжал он. – Не осталось ничего. Город, в котором мы жили, практически стерли с лица земли. Я знал – если выяснится, что я еврей, меня ждет та же участь. И я сжег все документы, любые бумаги, указывающие на происхождение. На улице лежал мертвый мальчишка. Я взял его документы и побежал, что было сил. С того дня я провел в пути много дней. Не было никакой еды. В одной деревне мне удалось устроиться на местную фабрику – я работал днем и ночью семь дней в неделю только за еду. А однажды встретил на этой фабрике человека, знавшего мою семью. Он некоторое время жил в нашем городе. Я прятал от него лицо весь день. Я даже не стал ждать, когда мне заплатят. В конце смены я просто убежал. Я был в ужасе от одной только мысли, что он узнал меня и расскажет всем, как меня зовут на самом деле. Я сбежал в другой город…
Он сделал глубокую затяжку.
– Я курю по шестьдесят сигарет в день, и доктора говорят, что я в прекрасной форме. Это для меня детский лепет. Я сбил восемь самолетов «Миг» над Синаем. Командовал эскадрильей. Был один из последних дней войны. Когда атаковали нашу базу, мы находились на границе. Потом я видел одного из своих солдат – он лежал там бездыханный. Совсем еще мальчишка. Его лицо было растерзано пулями. Сначала я его даже не узнал. Он еще стонал, когда я приблизился. Он умолял убить его. И я выполнил его волю. Затем забрал его тело и предал земле. Я не хотел, чтобы его семья или кто-либо другой видели его лицо.
Мы еще некоторое время сидели за столом. Он спросил, зачем я еду в Индию. Я рассказал ему о тамошних святых и о чудесах, которые они совершают, показал священный пепел, освященный Саи Бабой.
– Я в это не верю, – сказал он. – Разве я могу? И вообще, у меня теперь жена, трое детей… – он приподнялся, уверенно опираясь о стол кулаками. – Нет ничего опаснее праздности. Мы должны бороться. Мы должны бороться за хлеб. За своих детей.
Затем он немного успокоился, налил себе еще кофе и с тоской посмотрел в окно. За окном виднелись первые проблески нового дня, слышались звуки пробуждения. Он предложил мне еще кофе. Звуки улицы стали громче.
Вернувшись в комнату и собирая вещи, я все еще думал о его истории. И мог бы поклясться, что слышал ее в какой-то телевизионной программе несколько месяцев назад. Я вышел в холл и снова встретил хозяина гостиницы. Он пожал мне руку и сказал, что в следующий раз, когда я окажусь в Риме, должен остановиться у него. Я протянул ему пакетик с вибхути, свою визитку. Меня удивило, как бережно он положил священный пепел в стеклянную банку, стоявшую в одном из кухонных ящиков. Выходя из дверей, я еще раз повернулся к нему. Что тут можно было сказать? Он выжил.
Чудотворная Мария
Улицы, казалось, расположились совершенно беспорядочно, многие из них внезапно выходили на площади с фонтанами, подпираемыми бородатыми богами. По контуру, как правило, располагались барельефы оккультных пирамид и священных храмов с весталками. Шпили светло-коричневого цвета были устремлены в небо, а их основание украшали изящные резные фигурки, обращенные по сторонам света и взирающие на город. Вода плескалась среди плотных рядов мраморных херувимов, уходила в основание фонтана, а затем извергалась наружу из ртов скульптур животных. Пантеон и руины храма Венеры отбрасывали плотную тень на горделивые колонны Сената. Каменные изваяния богинь изгибались, удерживая пряди своих волос руками, проработанными до неправдоподобного натурализма. Они наклонялись в какой-то игривой манере, и по складкам их каменной драпировки томно текла вода. В воздухе зависло тяжелое чувство ностальгии по прошлому. Разве можно не сбиться с пути в лабиринте непрерывного творения?
Берега Тибра были усеяны парочками, отдыхающими в объятиях друг друга. В конце острова, прямо под бетонным мостом на ступенях развалился человек, и прохладная трава, растущая на берегу, укрыла его от дневной жары.
С неба упало несколько капель. Резко стемнело. Начался ливень. Пришлось повернуть в сторону городского центра. Желая укрыться от дождя, я забежал в церковь, стоящую посреди улицы. Стоило мне переступить порог, и за моей спиной раздались раскаты грома, а дождь полил еще сильнее – за его мощной стеной практически исчезли очертания улиц и домов. Кристально чистая вода стекала с крыш и вихрем заворачивалась в водосточных желобах, смешиваясь с пылью и сажей, а потом устремлялась на обочину, образуя лужи.
Внутри царила тишина. Многие нашли здесь укрытие от дождя, но церковь все равно казалась безлюдной. Внутри было светло – огни и свечи ярко освещали внутреннее убранство церкви, и после темных готических соборов это казалось довольно непривычно. Я прочитал надпись на стене. Церковь посвящалась Марии Чудотворнице – ее построил еврейский бизнесмен после того, как она явилась ему в видении. После этого он стал ее приверженцем и выделил деньги на строительство церкви.
Чудотворная Мария
Я сел на одну из скамей и долго смотрел на алтарь, над которым Пресвятая Богородица была изображена в виде Марии Чудотворницы – ее руки излучали яркий неземной свет. Я пребывал в глубокой медитации. Кем была эта женщина? Отчего люди чувствовали ее присутствие так глубоко? Каждый раз, когда в том была нужда, я обращался к ней, и всегда чувствовал ее невыразимое присутствие, дарившее благодать и умиротворение.
Тишина накалила пространство церкви – все стало эфирным. Казалось, что я сижу внутри точной копии этой же церкви, только сделана она из света. Я сосредоточился на очертаниях иконы, и окружающий мир совершенно выпал из поля моего зрения. И тогда изображение Марии начало менять свою форму, и я ощутил, как поток мыслей нисходит на меня.
Я видел юную Марию. Она была одета очень просто, как скромная деревенская еврейка. И вот во вспышке света ей явился ангел и возвестил о судьбе. Мария, оставаясь во всей своей простоте, приняла непостижимое – то, что из чрева ее родится Христос, Спаситель. Внутренний голос продолжал говорить:
