Арнольд Минделл - Лидер как мастер единоборства (введение в психологию демократии)

Объективность и нейтральность ко всем сторонам группы являются важными характеристиками лидерства. Я давно постиг эту истину на своем личном опыте. Если мне что-то не нравилось в клиенте, я невольно старался подавить это в себе. Он, конечно, мог это почувствовать и для завершения терапии обратиться еще к кому-нибудь. Теперь я знаю, что ощущение антипатии—это процесс, который можно использовать конструктивно и с пользой для клиента. Когда мне что-то в ком-то не нравилось, на меня в этот момент действовала та часть его «я», которая использовалась не в полной мере. Если я смогу определить, что меня смущает, а затем помогу клиенту получить доступ к этой части и использовать ее более сознательно в его взаимоотношениях, то мои собственные чувства тоже изменятся.

Совершенно объективного нейтралитета быть не может. На этом пути стоит наша собственная психология, которая оставляет нас людьми. Первая моя поездка по Ближнему Востоку возродила мой национальный комплекс, и так сильно, как я еще его не переживал. Я родился в 1940 году, в начале Второй мировой войны и, будучи маленьким, был избит за то, что я еврей, задолго до того, как стал достаточно взрослым, чтобы понять, что это такое. Когда мне было четыре года, я больше всего на свете хотел быть католиком, как все вокруг меня, и вырасти таким же крепким, как они. Мне удалось стать крепким парнем и избавиться от своего комплекса. Подсознательно я стал антисемитом, но полностью этот новый комплекс не проявлялся, пока я не стал работать в Израиле.

Работая там, я ощущал какое-то внутреннее беспокойство, так как еще задолго до того, как прибыл туда, уже был поглощен воображаемым конфликтом. Я работал над этими своими фантазиями, как только мог, но чувство тревоги и беспокойства все не проходило. Я пересматривал воображаемые критику и нападения в свой адрес и предположил, что все их надо объединить. Я изо всех сил старался понять и проинтегрировать энергию и представления своего воображаемого противника, мо не мог понять того, что он выступал против меня за то, что я был антисемитом!

Внешне моя работа шла прекрасно. Участники семинара работали с радостью и интересом. Однако, вопреки самому себе, я утратил свой нейтралитет. Я обнаружил, что затаил злобу и недовольство на евреев. Внутренне я осуждал и критиковал их за жестокие репрессии в отношении палестинцев. Во мне самом шла война и, сам не подозревая об этом, я стал агрессором, подавляющим и осуждающим евреев, подобно тому, как они в моем воображении подавляли арабов!

Достаточно явно мой антисемитизм проявился в атмосфере группового процесса на семинаре, когда возникла тема геноцида, и я сделал абсурдное замечание, что в группе проявился дух нацизма, что они вели себя, как нацисты. Мое вмешательство в групповой процесс носило благонамеренный характер, но метанавык, т. е. способ, которым я это выразил, был бессознательно агрессивным.

Даже несмотря на то, что участники семинара смогли воспользоваться моей идеей и даже сделали с ее помощью ряд выводов, мой подход оказался неудачным, так как за этим вмешательством стояло тайное стремление перевоспитать Израиль. Подсознательно я мстил им за то, что они делали с другими. Еще более выведенный этим из равновесия, я был расстроен оттого, что не хотел, чтобы меня отождествляли с ними.

Но мне повезло. Группа, с которой я работал, была, пожалуй, наиболее либеральной и просвещенной в Израиле в то время. Они довели до конца групповой процесс благодаря своей собственной мудрости и при помощи прекрасной и мудрой женщины, которая взяла инициативу в свои руки и повела за собой всю группу. Она говорила спокойно и ясно, рассказывая нам, что она тоже когда-то была полна ненависти, огня и гнева к прошлому. Но благодаря своей внутренней работе и вере в себя, она сожгла свою ненависть. Взяв на себя роль лидера, с которой я не справился, она спасла тот день.

С тех пор я многому научился. Теперь я знаю, что внутренняя работа должна продолжаться всю жизнь. Я понял, насколько важно сохранять свою непривязанность, увидел, как разрушает нейтралитет самодовольная уверенность в том, что мы знаем больше других. Я думал, что я умнее других и больше всех знаю. В тот момент, когда я поверил в это, я стал просто еще одним проявлением духа в беспокойном и конфликтном групповом поле. Я понял, что подавлял историю своей собственной жизни, понял, как важно осознать свою собственную ограниченность, равно как и свою целостность. Если я не признаю, что судьба сотворила меня мужчиной, белым, американцем и евреем, то разве поможет мне это стать женщиной, негром, христианином и мусульманином?

Наконец, я научился тому, что моя собственная бессознательность может быть компенсирована теми, кто способен взять на себя роль лидера. Это открыло мне путь к пониманию других людей.

Этот горький опыт дал ответ на один из самых волнующих меня вопросов. Меня всегда беспокоила бессознательность и абсурдность поведения многих мировых вождей. Я удивлялся—как еще этот мир существует? Как можно было управлять этим миром, если на свете так мало истинно богонос-ных вождей? Тот случай в Израиле показал мне, что люди обладают божественным свойством, способностью к состраданию и любви, способностью придти в последний момент на помощь. Без этих, спонтанно возникающих народных лидеров, наша планета давно бы погибла. Где бы ни проявлялось такое сострадание, мы должны уважать его, учиться ему и молиться на людей, которые его проявляют.

Мне вспоминается другой пример, показывающий, как важно бывает сохранить способность к внутренней работе в обстановке хаоса. Мы с Эми работали с одной организацией там же, где временно проживали. Работать с организацией и одновременно проживать на ее территории—это значит работать двадцать четыре часа в сутки, это работа, требующая большой внутренней концентрации. Это все равно что работать за границей во время войны.

Жить с группой и работать с ней означает, что вы ни на минуту не можете покинуть ее поле—вы неразрывно связаны со всеми проявлениями духа в этом поле. Никуда не деться от этой системы.

Как-то поздно вечером я беседовал с одним из руководителей этой организации и, из-за моей усталости, мой односторонний критицизм и осуждение этой организации вырвались наружу. Я вел себя как «умник» и говорил ему, что, по моему мнению, его группа нуждается в переменах и большей чувствительности. Он вежливо поддакивал в ответ на мои «мудрые» наставления и, казалось, принял мою критику. Однако, вскоре после того, как мы с ним поговорили» ко мне пришли люди из этой группы, которые были обижены и расстроены состоявшимся разговором.

Я тут же встрепенулся и понял, что тайны больше не существует. Поле не имеет границ. Так как этот мой критицизм вернулся ко мне бумерангом, я решил применить собственные идеи к самому себе. Я работал над собой и пытался уловить—в чем обвиняет меня организация. Может быть, я сам недостаточно чувствителен, подумалось мне. Где проявилась моя бесчувственность—в отношении к самому себе или к другим? Этот вопрос позволил мне придти к некоторым важным выводам, которые смягчили мое критическое отношение к этой организации.

В следующий раз, когда собралась вся группа, мне удалось быть более нейтральным и открытым. Я действительно почувствовал, что люблю эту группу. До того еще, как я начал говорить о своих чувствах, несколько человек стали просить работать более вдумчиво.

Всем в этой комнате стало лучше! Члены этой организации научили меня тому, как по-человечески можно передать клиенту, паре или организации, что именно им нужны перемены, и дать понять, что консультант группы тоже действует правильно.

Думаю, что один из самых жестких уроков по внутренней работе и способности быть беспристрастным я получил во время своей первой поездки по Южной Африке незадолго до того, как система апартеида стала серьезно и небезуспешно меняться в лучшую сторону. Так как я уже покидал эту страну, возвращаясь в Цюрих, то позволил себе расслабиться и вступил в ужасную стычку с персоналом аэропорта. Началось с регистрации.

Ожидая объявления своего рейса у стойки аэропорта и не в силах больше сдерживаться, я решительно обратился к женщине, обслуживавшей пассажиров: «Как только вы можете работать в такой жуткой атмосфере дискриминации черных!» К моему удивлению она спокойно выслушала мои провокационные замечания и возразила, что сама собирается уехать из Южной Африки. Она доверительно сообщила мне, что авиакомпания, нас обслуживающая, придерживается сегрегационной политики «только для белых». Черные и белые занимают в самолетах разные места.

Я сохранял удивительное спокойствие во время всей поездки, но тут почувствовал свой гнев совершенно справедливым. Несмотря на то что во время своего пребывания в этой стране я сталкивался с гораздо худшими проявлениями такой сегрегации, тут я потерял голову и пришел в ярость. Я направился с Эми и двумя своими друзьями прямо к начальству.