Конкордия Антарова - Две жизни
Получив приказ Али, ты сказал себе: «Я забуду о сво„м желании быть учеником Учителя. Очевидно, я ещ„ не вырос в ту духовную силу, которая Ему нужна. Буду трудиться в полном смирении, простым семьянином. Быть может, настанет время моего освобождения от тесных обязанностей в быту, и я найду когда-нибудь свой путь и стану достойным жизни подле Учителя. Понесу теперь ношу, что Он мне дал. Понесу радостно, и как бы она ни была тяжела сама по себе, легко мне нести е„, раз Учитель так хочет. Я буду сил„н и добр в простых делах моего серого дня. Я буду оберегать всех, кто мне будет встречаться в этой жизни. Я буду стремиться внести как можно больше радости и мира в мою семью и в сердца окружающих». Это сказал ты себе и пош„л, как велел тебе Али, стараясь скрыть от всех печаль разлуки с Ним. Ты ещ„ не знал, что будешь жить подле меня. Ты ш„л, ни разу не повернув головы назад. Туда, где, как ты думал, оставил свои духовные сокровища и достижения, а также единственное близкое существо – брата-сына, отдав его на наше попечение.
Тот, кто имел силы верности, бесстрашия и любви поступить так, – прош„л свою огненную стену и встал рядом с Учителем навсегда. Настал твой час самостоятельных действий. Ты будешь ещ„ несколько лет жить со мной, и я буду помогать тебе и Алисе. Но ты уже вышел из руководимых и станешь руководящим.
Твой брат тоже проходит свои духовные крепости, и в его жизни вс„ теперь не так, как ты предполагал. Но встреча ваша произойд„т, когда и он выйдет из руководимых, так как его верность равна твоей. Он мчится, как ураган, по своему пути, ломая себе ребра и ноги. А ты двигался, как тяж„лое орудие, и всегда смотрел, какова дорога. Пути ваши разные, но вы оба дойд„те до полного освобождения. Только не думай, что освобожденный всегда свободен от внешней суеты, от е„ кажущихся пут, от быта и его условностей.
Лучше всего служит тот, кто не замечает тягот суеты, потому, что понял основной смысл жизни: нести Свет именно в суету будней. Умирая личностью в виде конгломерата страстей, желаний, тщеславия, можно быть идеальным мужем и отцом. Видеть свою миссию в помощи Учителю своим самоотвержением…
Скоро тебя сменит Дория, а ты, – хотя и не особенно устал, забери жену и отдохните оба как следует. Старайся закалить Наль так же, как закалил себя. Она – твой первый ученик, которого ты повед„шь самостоятельно. Вскоре я передам тебе ещ„ и Сандру.
Флорентиец обнял растроганного Николая. Не ожидавший, что мысли его могут быть так точно прочтены великим его другом, Николай не мог произнести ни одного слова. Его смирение, о котором никто не мог бы догадаться по независимому и горделивому внешнему виду, не позволяло ему и думать о такой высоте, на какую ставил его сейчас Флорентиец.
Оставшись один, он вспомнил всю свою жизнь. Рано потеряв родителей, с тр„хлетним братом на руках, он не мог отдаться своему призванию к науке. Он окончил университет, сдавая экзамены сразу за два курса. Но затем ему пришлось поступить в полк, расквартированный в глухом местечке Кавказа, куда, через друга отца, было легко определиться и даже получить сразу подъ„мные и жалование, чтобы прокормить себя и малютку. Набив ящики книгами и убогим приданым брата да кое-какой своей одеждой, Николай двинулся в неведомый путь, дал„кий, одинокий путь, по отвратительным дорогам.
С большим трудом, укрывая и согревая малютку собственным телом, не раз рискуя жизнью, чтобы защитить его, добрался наконец юный офицер до своего полка. «Уч„ный», он был встречен не особенно радушно. Во всей губернии не было ни одного офицера с высшим университетским образованием, а о таком случае, чтобы человек сдал экзамен сразу за весь курс юнкерского училища и мгновенно был произвед„н в офицеры, – и не слыхивали. Но с первых же шагов, в первых же стычках с горцами, беззаветно храбрый, всегда хладнокровный и находчивый, Николай привлек к себе внимание и сердца товарищей и солдат. Постепенно к его домику протоптали дорожку. «Уч„ный» становился всеобщим другом. И то, чего не прощали обычно новичку, – неумение играть в карты и пить, – не ставили в вину Николаю и говорили, махнув рукой: «Чудак, уч„ный». Но выпить у него чайку, выкурить трубку и чем-либо побаловать реб„нка каждый считал своим приятным долгом.
Если в полку бывали недоразумения, – третейским судьей избирали Николая. Если надо было составить план набега, то, несмотря на молодость, приглашался Николай; его таланту доверяли, и слово его нередко бывало решающим. Если надо было представительствовать, единогласно выбирался Николай. Постепенно слава о его неустрашимости и чести проникла за пределы тесного полкового круга. Не было дня, чтобы мирные горцы не привязывали своих лошадей у скромного домика молодого офицера, сияя глазами и зубами и подбрасывая малыша, который совершенно перестал бояться чужих людей, постоянно толпившихся в их маленьких, чистеньких комнатках.
Несмотря на всю внешнюю суету, Николай находил время и читать, и учиться, и следить за малюткой-братом, стараясь заменить ему ласками и заботами семью.
Годы шли. Он прожил уже пять лет в сво„м глухом горном углу и, казалось, жизнь позабыла о н„м, как и он забыл, что где-то существуют шумные города, с толпами народа и блеском дворцов. Но связь с книжными магазинами не прерывалась, а крепла. Часто ему, сверх выписанного, посылали новинки, прося об отзывах.
Среди чудесной природы шла огромная работа духа. Но не было никого рядом с ним, кто превосходил бы его умом и талантом, кто мог бы дать ответ на его думы или совет. Замкнутый изнутри, открытый во вне, Николай был всем утешением и советчиком. Но жаждал встретить друга, с которым мог бы поделиться своими запросами. И такой день настал. Однажды он был застигнут в горах внезапно налетевшим ураганом и, не зная где укрыться с лошадью, свернул к развалинам дома. К его удивлению, дом только казался развалившимся. На самом деле он был крепким, ухоженным и довольно комфортабельным. На стук подков вышел высокий человек в одежде горца и, ни слова не говоря, пров„л лошадь в конюшню, а Николаю указал на дверь в дом. Войдя в сени, Николай увидел в открытую дверь просторную горницу, обставленную по-восточному, с большими, низкими диванами по стенам. На одном из диванов сидел человек в белой чалме, по-восточному скрестив ноги. Диван был низок, но, очевидно, сидевший был высок необычайно, так как и сидя этот человек был немногим ниже Николая. Но даже не рост, а глаза и весь облик незнакомца поразили его. Глаза точно прожигали насквозь, и хотя он мирно держал чашку с молоком в руках, прекрасных и больших, ему, казалось, больше подош„л бы меч. Не знавшее страха сердце Николая дрогнуло. «Как бы я не угодил к разбойникам», – подумал он, нащупывая сво„ оружие.
– Нет, я не разбойник, – вдруг сказал незнакомец на местном наречии, – и ты можешь спокойно отдохнуть, так как буря будет долгая. А гость для нас священен.
– Как же вы смогли прочесть мою неумную мысль, – смеясь, ответил Николай.
– Я знаю, что таков обычай горцев. Но встречал здесь и такие места, где разбой не разбирает, кто гость и друг.
– Такие места не привлекут тебя. Ты давно ждешь встречи и хочешь дойти до Тех, Кто знает тайны природы и стихий, Кто знает тайны духа. Что касается природы и стихий, то у них есть, конечно, свои тайны. Но расшифровываются они знанием. Чудес нет в жизни, есть только знания. А что касается духовной области, то и здесь нет никаких тайн, никакой мистики. Есть рост, совершенно такой же, как растет вс„ в человеческом сознании. Чтобы войти в ворота моего сердца, которое я открыл тебе, ты должен стоять на одной со мною ступени любви и привета и тогда увидишь, как широко я тебе их открыл. Я видел, как ты ехал по дороге, и просил тебя непременно свернуть сюда. Вот так я тебе открыл ворота сердца, – говорил, улыбаясь, незнакомец, – а ты решил, что я разбойник.
– Как это странно. Только сегодня я усиленно думал о ступенях любви, о том, что совершенная любовь должна открывать глаза.
– Ну, я не утверждаю, что совершенен, – засмеялся незнакомец. – Но вс„ же могу сказать, что в твоей жизни скоро произойдут большие перемены. Но не потому, что кто-то пошлет тебе их как из рога изобилия. А потому, что ты сам их вызвал к жизни работой своего духа.
– Ещ„ более странно. Я ведь только что решал, что созда„т жизнь человека и как она разворачивается, собственным ли творчеством или Провидением.
– Суеверие – дело и участь не слишком умных; это не для тебя. Переходя с места на место, ты вносишь с собою тот пожар, в котором сгорают дурные привычки. Вне твоего дома люди суетны, пьяны, мелки. А придут к тебе – трезвы. Хотят быть лучше. А почему твоя отшельническая жизнь зов„т их? По той же причине, по которой я звал тебя. Любовь призна„т один закон: закон творческой отдачи. И вс„, что ты отда„шь людям, любя их, снисходя к ним, подобно ручьям с гор посылает тебе жизнь. Вот, возьми мою руку и сядь подле меня.
