Конкордия Антарова - Две жизни
Попробуйте найти в себе какое-либо из этих качеств в чистом виде. Это невозможно. Все они, без исключения, живут в каждом человеке. Но – будучи основным светом жизненного пути – засорены эгоизмом, ревностью, завистью и страхом. Качества и свойства божественные, какими их в зародыше прин„с на землю человек, он замутил страстями.
И задача культурного человека – очистить свои страсти. Сделать их не только радостью и миром сердца, но атмосферой своего труда в простом дне, во всей своей жизни. Тогда единение с теми, кого встречаешь, становится красотой, бодрой помощью и энергией. Той энергией, что пробуждает к творчеству всех, трудящихся с тобою рядом.
Уже давно вес„лый смех и разговоры за столом стали постепенно замолкать, гости внимательно прислушивались к речам Флорентийца.
– Какое для меня счастье, лорд Бенедикт, – сказал пастор, – что я познакомился с вами. Помимо того, что я с восторгом и упованием смотрю на две соедин„нные мною сегодня жизни, я благословляю Создателя, позволившего мне приблизиться к вам. Если вы сочт„те возможным, чтобы моя семья осталась в числе ваших знакомых, – мы постараемся заслужить себе имя ваших друзей.
– Я не только буду этому рад, сэр Уодсворд, но и очень благодарен вам за эту встречу. Поверьте, если моя мудрость кажется вам столь высокой, то и я наш„л в мудрости вашей, чему поучиться. В Индии говорят:
«Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но всякий человек тебе учитель».
Обед окончен. Дорогие гости, прошу в зал, там сервирован кофе.
С этими словами Флорентиец встал, подал Алисе руку. Девушка смотрела на него сияющими глазами, как на божество; он пригласил всех следовать за ними. Оставшись последней парой, молодож„ны, тесно прижавшись друг к другу, обменялись несколькими взволнованными фразами.
– Нет, Наль, для нас не может быть пустых дней. Мы здесь недолго будем жить, мы поедем учиться, и ты будешь вести студенческую жизнь. Здесь отец задержит нас ровно столько, чтобы внешне воспитать так, чтобы к этому никогда не возвращаться больше. Кроме того, в тво„м образовании есть немало пробелов. Ты совсем не знаешь музыки, хотя прелестно по„шь свои родные песни. Ты знаешь Шекспира, Шиллера, Мольера, но никогда не была в театре. Готовясь стать – насколько для нас это возможно – родителями-воспитателями, мы должны помогать друг другу взаимно совершенствоваться. Мы должны знать здешнюю жизнь, чтобы понять, чего не следует вносить в нашу будущую жизнь.
Они присоединились к обществу, когда все уже сидели за кофе. Чтото царственное было в этой паре, входившей в зал. Ш„пот удивления и восторга прон„сся им навстречу.
– Положительно, граф и графиня, вы для меня никак не втискиваетесь в земные рамки, – с южным темпераментом воскликнул Сандра. – Если бы я был художником, я бы заставил землю покрываться цветами там, где вы ступаете.
– Мой новый друг, мне кажется, что слишком много чести уже в том, что вы произвели меня в принцессу-лилию. И мой муж, будучи мужем цветка, и я, лилия, и без того обязаны благоухать. Но чтобы ещ„ и цветы вырастали рядом с нами – это требование невыполнимое, – смеялась Наль.
– А я думаю, что именно цветы и будут расти. Самые прекрасные и драгоценные цветы земли – дети, из-за которых и для которых стоит жить на свете, – очень серь„зно, с волнением на прекрасном лице, сказала Алиса. – О, Алиса! – укоризненно воскликнула пасторша. – Что, дорогая мама? Я опять шокировала вас? Ну, на этот раз простите уж меня великодушно. Здесь мы среди добрых друзей, и я ручаюсь, что никто меня не осудит.
– У меня возникло сильное желание низко поклониться вам, мисс Уодсворд, – сказал, вставая и действительно низко кланяясь ей, лорд Мильдрей, – но никак не осудить вас.
– А у Меня такое страстное желание вас поцеловать, Алиса, что уклониться от него я не могу, – и оставив руку мужа, Наль подбежала к Алисе, обхватила е„ шею руками и прильнула к е„ губам.
Две женские фигуры, одна в царственной парче и жемчугах, другая в простом белом платье, одна темноволосая и темноглазая, высокая, другая синеглазая, в ореоле светящихся золотыми бл„стками локонов, гораздо меньше ростом, обе тоненькие, чистые, прелестные в своей семнадцатой весне, составляли такой контраст, что даже Сандра умолк. Наль посадила Алису рядом с собой и мужем и пододвинула ей чашечку с кофе.
– Жаль, что здесь нет некоторых из моих друзей, музыкально одар„нных, – сказал Николай. – Так просит сейчас сердце звуков.
– О, это легко поправимо, – несколько снисходительно сказала Дженни. – У нашей Алисы род музыкального помешательства. Не знаю, способна ли она доставить удовольствие людям понимающим. Но нам с мамой она достаточно часов испортила, – смеясь и хитро посматривая вокруг, продолжала Дженни.
– Это было очень давно, сестра, когда я докучала тебе своей музыкой. Теперь моя комната и мой рояль, сэр Бенедикт, в самом конце дома, где папа специально сделал пристройку. Не верьте, что я такая несносная. Во всяком случае сейчас я не решусь огорчать никого своей игрою, – умоляюще глядя на Флорентийца, сказала Алиса.
– Моя жена и старшая дочь не любят музыки, лорд Бенедикт. А мы с Алисой отда„м ей все досуги нашей жизни. У меня в молодости был большой конфликт с отцом, так как мне хотелось заниматься искусством, а он желал, чтобы я пош„л по пути духовному. Алиса унаследовала не только мою любовь к искусству. У не„ такой большой музыкальный талант, что его следовало бы отшлифовать в хорошей школе.
– Пока я жива, – этого не будет, – четко, жестко и зло сказала пасторша.
– От твоего и е„ пения – стекла дрожат. И вообще я не желаю, чтобы Алиса осрамилась да ещ„ оскандалила нас здесь.
Пасторша вдруг стала походить на какую-то хищную лисицу. Ничего похожего на добродушие на лице е„ не осталось. А пастор, печально глядя на дочь, медленно подош„л к ней, положил руку на е„ светящуюся головку и тихо сказал:
– Храни спокойствие, дитя. У Бога много путей, какими Он призывает нас, людей. Лорд Бенедикт говорил, что люди идут пут„м гармонии и искусств также. Если Богу будет угодно дать тебе такой зов, ты найд„шь свой путь. И не смогут люди противостоять Богу.
– А я очень бы просил вас, леди Уодсворд, разрешить вашей дочери поиграть сегодня, – обратился хозяин дома к пасторше. – Если вы и ваша старшая дочь не любите музыки, то в моих гостиных вы найд„те множество альбомов с видами всего мира. А также много интересных вещей, привез„нных из путешествий. В саду мо„м немало редких цветов. Есть и оранжерея, где сейчас цветут незнакомые вам экземпляры. Судя по вашему прекрасному саду и цветникам, думаю, вы любите цветы.
– Вы заблуждаетесь, лорд Бенедикт, – прервала Дженни. – Это тоже область одержимости папы и Алисы. Но Алиса – идол в нашей семье, мы е„ обожаем, а потому выносим, конечно, все е„ фантазии.
– Мне бы очень не хотелось, чтобы Алиса играла сегодня. Но если вы уж так хотите услышать е„ любительскую игру, – криво усмехнулась пасторша, – то пусть Сандра проводит нас в оранжерею. Там я, по крайней мере, не услышу ни е„ игры, ни е„ пения.
На лице Сандры выразилось такое явное разочарование, что Флорентиец, с юмором в глазах, как-то особенно улыбнулся ему и что-то тихо сказал, так тихо, что даже Николай, обладавший тончайшим слухом и стоявший рядом с Сандрой, не расслышал. Сандра незаметно вздохнул, крепко пожал Флорентийцу руку и сказал дамам, что постарается увести их так далеко, чтобы ни бас пастора, ни сопрано дочери, ни тенор хозяина дома до них не долетели. Услышав о теноре, дамы, казалось, несколько заколебались, но было уже поздно. Флорентиец указал Сандре путь в оранжерею и попросил, чтобы обратно он пров„л дам через левое крыльцо прямо в ж„лтую гостиную и занял бы их альбомами и картинами. Хозяин проводил дам в сад, закрыл балкон и зад„рнул плотную портьеру.
– Я очень смущаюсь, папа, – прильнув к отцу, сказала Алиса.
– Полно, дитя. Ты ведь знаешь, что стоит тебе прикоснуться к клавишам – и Бог в тебе просыпается и ты забываешь вс„. Играй и пой, как всегда. Не думай о похвале или награде. Думай, какое выпало тебе сегодня счастье: воспеть перед Богом соединение двух прекрасных людей. Воспеть их всем сердцем, любя и желая усеять для них землю цветами, как сказал Сандра. Пой и играй им песнь торжествующей любви. Не всем дано петь свою песнь любви. Кто-то должен петь е„ для других, нося в сердце великий путь милосердного самоотвержения.
На чудесных глазах пастора сверкала влага, – и все поняли, почему у него седые волосы. Трагедия этих двух сердец вдруг ясно пронеслась перед духовным взором присутствующих. На лице Наль мелькнула боль, лорд Мильдрей, отвернувшись, смахнул слезу. И только на лицах Флорентийца и Николая были полное спокойствие, мир и огромная доброта. Точно ленты света метнулись от Флорентийца к Алисе и пастору. Девушка робко подошла к роялю, открыла крышку и сказала:
