Альфред Леманн - Иллюстрированная история суеверий и волшебства

Восприимчивость к внушению обнаруживается у истеричных очень резко: случайное слово, обратившее на себя их внимание, может сделаться руководящим для их мыслей и поступков. Нередко особенно сильно поразившее их представление переходит в галлюцинацию.

Прекрасный пример этого даст нам опять Жанэ: «Однажды я пришел к Люси, чтобы сделать над нею некоторые опыты. Она сказала, что устала и не расположена, что я ей уже накануне надоел опытами и что она не желает начинать их снова. „Хорошо, — сказал я, — будем сегодня праздновать, но чтобы мой приход не пропал даром, расскажи мне историю“. — „Что за глупости, никаких историй я не знаю; не начать же вам рассказывать про Али-Бабу“. — „Отчего же нет? Я буду слушать“, — сказал я. Полусмеясъ, полусердясъ, она принялась за сказку; сначала она рассказывала плохо и ежеминутно прерывала рассказ, наблюдая, слушаю ли я; но затем увлекалась все более и более; речь полилась гладко, и на меня она более не обращала внимания. Вдруг она громко вскрикнула, уставилась в угол комнаты и сдавленным голосом зашептала про себя; „Вот они, разбойники, — в больших мешках Она прекратила рассказ и следила глазами за сценами, которые, очевидно, проходили перед ее глазами, но по-детски вставляя по временам свои замечания. „Сейчас их всех убьют — это хорошо“. Я, конечно, старался ее не прерывать, и никогда история Али-Бабы не казалась мне столь интересной. То, что я видел перед собою, представляло в действительности образ мышления истеричных. Наши мысли, здоровых людей, холодны и бледны, тогда как у них они полны красок и жизни, и образы всегда переходят в галлюцинации».

Большая возбуждаемость истеричных, их способность приходить в волнение от всяких пустяков ведут к тому, что они постоянно заняты собою и на все окружающее смотрят исключительно с точки зрения своих интересов. Все истеричные большие эгоисты, и их тщеславие, их стремление всегда имеют предпочтение перед другими, ведут часто к большим нелепостям. С другой стороны, их повышенная восприимчивость к внушениям составляет причину значительной изменчивости в симптомах болезни. Случайное, неважное происшествие может явиться в качестве внушения и внезапно излечить анестезию, паралич или контрактуру. Некоторые исследователи, напр. П. И. Мёбиус, доходят до того, что считают все эти симптомы за следствие самовнушения. Подобно тому как внушение может уничтожить анестезию, так оно может ее и вызвать. Поэтому возможно, что всякая данная анестезия, паралич и т. п. произведены самовнушением. Встречаются и факты, по-видимому, подтверждающие такое воззрение. Если это окажется со временем верным, то уже, очевидно, придется отказаться от того положения, которое я признаю, следуя за Жанэ, что повышенная восприимчивость к внушениям есть следствие понижения впечатлительности чувств и памяти; наоборот, тогда окажется, что восприимчивость к внушениям есть явление первичное, а все остальные симптомы ее производные, вызванные под влиянием случайных внушений, и, исходя из этого, Мёбиус приходит к выводу, что основа истерии исключительно состоит в чрезмерно повышенной восприимчивости к внушению. Но хотя такое мнение имеет за себя очень многое, однако ученые еще не согласны во взглядах на причины и характер истерии, почему мы на этом вопросе и не будем останавливаться.

Большая истерия

Большая истерия, или истеро-эпилепсия, по мнению одних исследователей, вовсе не есть отдельная форма болезни, по мнению же другие — это комбинация истерии с эпилепсией. Рише, авторитет в этой области, с которым я вполне согласен, считает ее только сильной степенью простой истерии, от которой она отличается большей силой, сложностью и продолжительностью припадков. А так как именно эти припадки большой истерии имели очень важное значение для суеверий, то мы должны на них подробнее остановиться. Для нас, однако, интереснее не научный анализ их сущности, а главным образом их внешняя форма. Поэтому я ограничусь кратким обзором различных фаз полного истерического приступа, иллюстрировав его рисунками, взятыми из книги Рише «Etudes cliniques sur la grande hystérie» (Париж, 1885).

Рис. 96

Большой истерический припадок вызывается обыкновенно каким-либо душевным волнением. Больная чувствует себя нехорошо, она как будто совсем «другая», она не может ничего делать и не обращает никакого внимания на попытки развлечь ее. Воспоминания прошлого всплывают с особою яркостью и овладевают вполне вниманием.

Пациентка делается меланхолическою и раздражительною. Затем начинаются галлюцинации; ей представляются отвратительные звери всякого рода: кошки, крысы, пауки, улитки, которые то появляются, то исчезают.

Мучимая этими видениями, пациентка не может оставаться спокойной; она вскакивает и бежит с диким криком, в легком платье выскакивает на двор, невзирая ни на какую погоду. Внезапно наступают контрактуры и сведения членов, замечаются нарушения пищеварения и дыхания, сильное слюнотечение и сердцебиение. Мускульная сила ослабляется, и появляется анестезия, которая становится полною, если не была таковою раньше. Такие симптомы наблюдаются иногда даже за неделю до приступа. В последние дни к ним присоединяются еще боли и ощущение «истерического шара», подступающего из живота к горлу и причиняющего тягостнейшее ощущение удушья.

Рис. 97

Рис. 98

Рис. 99

Наконец начинается собственно приступ. У больной темнеет перед глазами, делается шум в ушах и сознание омрачается. После нескольких бурных движений тело застывает в той или другой необыкновенной позе (рис. 97), и только какой-нибудь один член, напр., рука или язык, производит еще медленные, правильные движения; наконец и они прекращаются, и тело закоченевает в полной неподвижности. Такая «тоническая» судорога скоро переходит в «клоническую». Члены начинают выполнять толчкообразные сгибательные и разгибательные движения от трех до четырех раз в секунду. (На рис. 98 это изображено в виде пунктирных линий.) По происшествии не более пяти минут наступает полное расслабление всех мышц, и тело падает, безжизненное и неподвижное.

После небольшого покоя в несколько минут начинается другой период припадка, который вследствие странных совершаемых в это время движений носит название «клоунизма». Тело принимает самые необычные положения, напр., дугообразное (рис. 99), сохраняемое в течение нескольких (от трех до десяти) минут. Затем следует ряд сильных и резких движений, потрясающих и подкидывающих все тело или члены от 15 до 20 раз подряд, причем может даже казаться, что принятое положение противоречит законам тяжести: больная как бы плавает над постелью в воздухе, опираясь только на затылок и локти. Потом она падает на постель и снова начинает тот же маневр, повторяя его 10–20 раз. Последовательные фазы этого движения изображены на рис. 100–102.

Рис. 100

Рис. 101

Рис. 102

Иногда движения завершаются диким криком и беспорядочным маханием рук, точно больная защищается от невидимого врага. Если припадок в этом периоде прерывается, чего у некоторых больных можно достичь давлением на определенные точки тела, то всегда можно убедиться, что больная находится во власти галлюцинаций, под значительным влиянием которых выполняются даже описанные акробатические приемы. Следовательно, сознание, исчезнувшее в начале припадка, к этому времени опять отчасти возвращается.

В третьем периоде, который иногда наступает немедленно после второго, сознание пробуждается еще более. Пациентка очевидно осаждена определенными галлюцинациями. Она живет в каком-то фантастическом мире, говорит мало или совсем молчит, но принимает ряд последовательных поз, находящихся в естественной связи между собою и отражающих состояния, переживаемые ею. Поэтому этот период припадка называется периодом «страстных положений» (attitudes passionelles). У каждой больной эти положения следуют обыкновенно в раз установившемся порядке. Слова, сопровождающие их, совершенно соответствуют всему образу действий пациентки и выражаемому им положению. У одних субъектов позы чрезвычайно разнообразны, быстро переходят одна в другую и изменяются, хотя и слегка, при каждом отдельном припадке; у других, напротив, постоянно повторяются одни и те же определенные позы и в том же порядке. За общее правило можно считать, что галлюцинации и соответствующие позы носят на себе отпечаток того события, которое впервые вызвало припадок.