Библия Раджниша. Том 4. Книга 1 - Бхагван Шри Раджниш
Это было моей основной точкой зрения с самого раннего детства: то, что счастье, подобно здоровью, — естественное явление. А несчастье не естественно; что-то где-то было неправильно. Если человек постоянно несчастен, то это означает, что многие вещи одновременно были неправильными. А если весь мир несчастен, то это означает, что весь мир функционирует по неправильным принципам.
Например, каждому ребенку говорят о том, чтобы он не был самим собой. Может быть, вам не говорят это непосредственно, но вам говорят тысячью и одним способом о том, чтобы вы не были самими собой: вот теперь вы приемлемы. Вы можете быть приемлемы только в том случае, если вы следуете определенным правилам, данным вам вашими родителями, вашими священниками, вашими учителями.
Но ни учитель не является природой, ни священник не является природой, ни ваши родители не имеют монополии в природе. Однако все они стараются толкать вас на неестественный образ жизни. Они называют это принципами, дисциплиной, идеалами. Они дают вам великие идеалы: вы должны стать подобными Кришне, подобными Иисусу, подобными Раме.
В моем городе была только одна церковь. В городе было всего несколько христиан, возможно четыре или пять семей; а я был единственным не христианином, который обычно посещал церковь. Но это делалось не специально; я обычно посещал мечети, гурудвара, индусские храмы, джайнские храмы. У меня всегда была идея, что все принадлежит мне. Я не принадлежу какой-либо церкви, я не принадлежу какому-нибудь храму, но любой храм и любая церковь, которые существуют на Земле, принадлежат мне.
Видя нехристианского мальчика, постоянно приходящего каждое воскресенье, священник стал интересоваться мною. Он сказал мне: «Ты кажешься очень заинтересованным. Действительно, во всем моем приходе — а он такой маленький — ты кажешься самым заинтересованным. Другие спят, храпят, а ты такой бдительный, все время слушаешь и все наблюдаешь. Ты хотел бы стать похожим на Иисуса Христа?» — и он показал мне картину с изображением Иисуса Христа, конечно висящего на кресте.
Я сказал: «Нет, абсолютно нет. У меня нет желания быть распятым на кресте. А с распятым человеком, должно быть, было что-то неправильное; иначе, зачем кому-то распинать другого человека? Если вся его страна, весь его народ решили распять его, значит, с этим человеком, должно быть, было что-то неправильное. Он может быть прекрасным человеком, он может быть хорошим человеком, но что-то, должно быть, привело его к распятию. Возможно, у него был инстинкт самоубийства».
«Люди, которые имеют инстинкт самоубийства, обычно не настолько храбры, чтобы совершить самоубийство, но они могут устроить так, что другие люди убьют их. И тогда вам ни за что не обнаружить, что у них был инстинкт самоубийства, что они вынудили вас убить их, поэтому вся ответственность ложится на вас».
Я сказал: «Во мне нет никакого инстинкта самоубийства. Возможно, он не был склонен к самоубийству, но определенно то, что он был, некоторым образом, мазохистом. Лишь взглянув ему в лицо, — а я видел много картин с его изображением, — я вижу, что он выглядит несчастным, таким отчаянно несчастным, что я попытался, стоя перед зеркалом, придать своему лицу такой же несчастный вид, но мне это не удалось. Я очень старался, но даже не смог придать своему лицу выражение его лица; как же я могу стать Иисусом Христом? Мне это кажется невозможным. И почему я должен становиться Иисусом Христом?»
Он был шокирован. Он сказал: «Я думал, что ты интересовался Иисусом».
Я сказал: «Конечно, я интересуюсь и интересуюсь даже больше, чем вы, поскольку вы — проповедник, причем оплачиваемый. Если вы не будете получать жалование в течение трех месяцев, то вы умрете, и все ваше учение исчезнет». И, в конце концов, так и случилось, так как те христианские семьи не были постоянными жителями города — все они были служащими на железной дороге, поэтому рано или поздно они переехали жить в другие места. Священник остался один в своей маленькой церкви, которую создали те люди. Теперь некому было давать ему денег, поддерживать его, некому, кроме меня, было его слушать.
По воскресеньям он обычно говорил: «Дорогие друзья…»
Я говорил: «Подождите! Не используйте множественное число. Здесь нет друзей, а только „дорогой друг“. Это почти похоже на разговор двух возлюбленных; это не церковный приход. Вы можете сесть — здесь никого нет. Мы можем хорошенько поболтать. Зачем без необходимости целый час стоять и кричать?..»
И вот как все произошло. Через три месяца он умер, так как если вы не платите ему… Хотя Иисус сказал: «Не хлебом единым жив человек», — человек не может жить также и без хлеба. Он нуждается в хлебе. Этого может быть недостаточно; он нуждается во многих других вещах, но многие другие вещи появятся позднее; вначале появляется хлеб.
Конечно, человек может жить лишь хлебом единым. Он не будет полноценным человеком — а кто является полноценным человеком? Но никто не может жить без хлеба, даже Иисус.
Я ходил в мечеть; и мне это разрешали, так как христиане и мусульмане принадлежат религиям, которые обращают людей в свою веру; они хотят, чтобы люди из других паств приходили к ним. Они были очень счастливы видеть меня там, — но всегда был один и тот же вопрос: «Ты хотел бы стать таким, как Хазрат Мухаммед?» Я был удивлен, узнав, что никто не был заинтересован в том, чтобы я был самим собой; никто не помогал мне быть самим собой.
Каждый был заинтересован в ком-то другом, в идеале, в своем идеале; а я должен быть только точной копией кого-то. Разве Бог не дал мне мое собственное лицо? Разве я должен жить с лицом, взятым взаймы, с маской, зная, что у меня, вообще, нет лица? Тогда как же жизнь может быть радостью? Даже ваше лицо не является вашим.
Если вы не являетесь самими собой, то как вы можете быть счастливы?
Все существование блаженно, так как скала является скалой, дерево является деревом, река является рекой, океан является океаном. Никто не беспокоится о том, чтобы кем-то стать; иначе все спятили бы. А именно это и произошло с человеком.
С самого раннего детства вас учат не быть
