Виктор Санчес - Тольтеки нового тысячелетия
Отрицание неизвестного — это черта, присущая господствующей на большей части планеты западной культуре. Но господствует она отнюдь не везде. Например, среди индейских народов существование многочисленных необъяснимых феноменов считается нормальным явлением повседневной жизни. Они привыкли жить бок о бок с загадочным. Они без труда принимают существование вещей, которые могут или не могут быть объяснены; неизвестное не задевает их, поскольку самомнение не занимает центрального места в их культуре. Это позволяет им воспринимать как объяснимую реальность (тональ), так и необъясняемую (нагуаль).
Все не так у современных людей. Наше ощущение безопасности и чувство собственной важности основаны на уверенности в том, что мы все знаем и все можем объяснить. Как следствие, мы начинаем считать известным все то новое, что появляется в поле нашего зрения; мы прибегаем ко всем мыслимым видам ассоциаций, лишь бы трансформировать неизвестное в известное и иметь возможность сказать: «Ага, это я уже знаю! Это похоже на то и на это, на то, что я уже изучил, знал или видел тогда-то и тогда-то». В исключительных случаях, когда то, что появляется перед нами, никак не вмещается в узкие рамки нашего опыта, мы этого просто невидим, даже если оно находится у нас под носом. Мы даже не осознаем, что с нами происходит!
Цена, которую мы платим за чувство собственной важности, очень высока — в течение всей нашей жизни мы остаемся заключенными в пределах единственного, причем достаточно ограниченного мира, в то время как мы могли бы посетить так много различных и гораздо более необычайных миров! Возможность посещения таких миров полностью зависит от наличия у нас дополнительного количества энергии, что становится возможным, если нам удается преодолеть чувство собственной важности и допустить мистическое в свою жизнь. В конечном итоге, все упирается только в количество имеющейся в нашем распоряжении личной силы.
Возвращаясь к виррарика, мы можем сказать, что они оттают в реальности, отделенной от той, которая известна нам. Большинство из них находится в том месте, которое мы можем назвать «периферия отдельной реальности». Другие же, более приобщенные к Духу, и имеющие больше личной энергии, населяют более глубинные зоны этого мира. Жизнь среди них породила во мне «влечение» к их отдельной реальности, дала возможность увидеть и почувствовать вещи гораздо более необычайные, чем самые фантастические иллюзии.
Тольтеки гор
Мои друзья виррарика — это в основном люди, занятые своими собственными делами. Я «просочился» в мир виррарика благодаря их великодушию и собственной настойчивости. Они не нуждались во мне и, вероятно, я даже немного побеспокоил их. Знание, к которому они приобщены, абсолютно бессловесно; оно основано на упражнениях и конкретном опыте. Здесь не существует ни объяснений, ни указаний. Виррарика учатся, совершая поступки, а не размышляя о них. Для сохранения этого знания не требуется ни священных книг, ни священников, ни церковной иерархии. Главная его часть сохраняется посредством набора упражнений, передающихся из поколения в поколение. Индейские народы, о которых идет речь в этой книге, не разделяют шкалу ценностей, принятую в современном обществе. Они живут в другом мире, о котором нельзя получить представление, не обретя собственного опыта. То, что делает их такими особенными — это не чудеса с отменой физических законов (о которых мы сами знаем так мало), не паранормальные способности и не власть над сверхъестественными силами. Они замечательны тем, что любят и уважают мир природы, а не так ценимое нами чувство собственной важности или его проявления. Они знают и практически используют присущие нагуалю аспекты человеческого осознания и устанавливают связь с нагуалем мироздания, нам же об этом почти ничего не известно. Они замечательны, потому что они другие. Это свойство делает их в наших глазах учителями, способными помочь в обретении магического знания, невзирая на то, что у них нет ни малейшего стремления обучать нас чему-либо, так как они слишком заняты углублением своих собственных знаний. Их отличие от нас позволяет им воспринимать недоступные для обычных людей грани реальности, а их восприятие очень трудно понять тому, кто не жил с ними рядом. Речь идет не о поиске необычного ради самого поиска; скорее, это поиск результатов, ведущих к полнокровной и сбалансированной, насыщенной событиями жизни. Жизнь становится богаче, если вмещает в себя неизвестную сторону реальности внешнего мира, и неизвестную сторону нас самих. Об этом моим друзьям-индейцам, хранителям уцелевших с древних времен знаний, известно очень многое. Они замечательны не только этим, но и тем, что они смогли выжить. Они сосуществуют с нами в этом мире. Но чтобы сохраниться, им пришлось выстоять в пятисотлетней непрерывной борьбе против западного общества, одержимого навязчивой идеей уничтожить все, что отличается от его собственной нормы.
Одна из привлекательных черт традиции тольтеков, — то, что в их духовных упражнениях и образе жизни нет ничего напоказ. Они действительно живут. Когда они исповедуются, то это делается не «как если бы» они исповедовались; они действительно исповедуются. Когда они находятся перед лицом Дедушки Огня, они не делают это «как если бы» они общались с ним; они полностью открывают свои сердца, они слушают его и говорят с ним. Мы имели возможность убедиться в этом однажды ночью, во время «оленей охоты» после паломничества к святым местам. Мой друг Маноло вспоминает: «Эта ночь вовсе не казалась необычной. Какое-то время они танцевали, но скоро все улеглись спать. Я ощутил укол ностальгии при мысли о городе, но в целом, под воздействием магии, к которой нам было позволено отчасти приобщиться, город уже не казался мне таким привлекательным. Я не мог уснуть и начал записывать слова песни при свете огня. Позднее, когда казалось, что уже вряд ли случится что-то новое, я получил последний, самый большой за это путешествие подарок. Я писал уже какое-то время, когда ощущение движения поблизости заставило меня оторваться от записей. Все спали. Антонио (великий маракаме) медленно поднялся, приблизился к огню и начал говорить с ним, в речи его звучало чувство… огромное, всепоглощающее. Я не существовал для этого человека, но его чувства насыщали меня. Выглядело это так, как если бы он говорил с кем-то очень близким; он сделал паузу, и огонь ответил ему. Я не знаю, как это случилось, но огонь ответил ему. Не могло быть никакой ошибки. Маракаме Антонио заплакал, и тут же, внезапно, так же как и началось, все закончилось. Он повернулся и пошел спать. Где побывал этот человек? Какие миры он воспринимал в тот момент? Я прекрасно ощущал, что оказался причастен к замечательному событию. Присущее этим людям видение мира основано на восприятии тех живых существ, которые постоянно сопровождают их: Дедушка Огонь, Брат Олень, Отец Солнце, Мать Земля. Здесь нет места вымыслу, толкованиям, жалобам или суждениям. Все их поступки отмечены печатью безупречности. Я был переполнен эмоциями и мне не оставалось ничего другого, как заплакать».
Они не притворяются, что «охотятся на оленя» на Хумун Куллуаби. Они вкладывают все свое существо, без остатка, стремясь встретиться со своим оленем — видением, который учит их «правильному образу жизни». В сравнении с ними. мы, люди современного общества, выглядим никчемными существами, которые всегда лгут, совершают бессмысленные поступки так, как если бы эти поступки были очень важны; как если бы мы действительно любили; как если бы мы были очень важны; как если бы мы любили свою работу; как если бы мы любили своих заместителей; как если бы наша борьба была действительно наша — всегда «как если бы». Вот поэтому я обычно говорю, что люблю этих людей так сильно за то, что они вкладывают себя в каждое свое действие. Нам это также отчасти свойственно. Если бы мы смогли понемногу научиться жить как они, это стало бы огромным завоеванием.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЗАДАЧА
Я тоже ходил на Хумун Куллуаби в поисках своего оленя. И нашел его. Эта встреча дала мне нечто гораздо большее, чем просто красивые воспоминания. На мои плечи легло обязательство взять на себя ответственность за выполнение того, что сказал мне олень. У моего оленя два рога: один из них относится к моей борьбе за то, чтобы стать настоящим человеком и жить настоящей жизнью, он связан с моим личным миром и присутствует во всем, что я делаю; другой имеет отношение к миру, в котором я живу, со временем и пространством, которое я делю с другими людьми моего поколения и эпохи. Последний вопрос прояснился для меня в конце моего пребывания на Хумун Куллуаби, во время спуска со Священной Горы Ла Унарре, известной также как «Дворец Правителя» (Солнца) или просто «Дворец». Следуя бегом за маракаме пурукуакаме, я получил наставления о том, что должен описать в этой книге. Сам я не могу объяснить, откуда получил эти указания, но мне было совершенно ясно, что это была команда, которую я не могу не выполнить. И вот я выполняю ее.
