Тартанг Тулку - Время, пространство и знание
Можем ли мы удовлетвориться такими результатами наших всецело человеческих стараний? Не должно ли быть чего-то более глубокого, более богатого и совершенного? Является ли эта общепринятая тенденция действительным прогрессом? Да, согласно обычным определениям был и есть внешний технологический прогресс, такой, как «подъем жизненного прогресса», контроль над распространением болезней и так далее. Но на внутреннем уровне фрустрация, отчуждение и дисгармония со своим окружением все еще продолжаются. Это более, чем просто «факты жизни», они могут быть индикаторами того, что весь наш подход до сих пор в чем-то неверен. Они могут быть грубыми проявлениями неудовлетворенности, сопровождающей все умствование, независимо от того, насколько приятным или глубоким оно может оказаться… для себя. Поскольку кругозор нашего понимания недостаточно развит, наши цели не столь дальновидны, чтобы установить эффективное равновесие в нашем мире. Мы похожи на светляков, кружащихся летом над полем. Без ясных целей и знаний об их осуществлении потраченная нами энергия имеет незначительную ценность и ничтожные результаты.
У нашего мира долгая и разнообразная история. Мы можем изучать эту историю с целью получения «фактов», но мы можем видеть ее, как знаки, раскрывающие нашу тенденцию в целом или как наш подход к существованию, в соотнесении с альтернативами, выходящими за эти пределы. Мы можем воспользоваться историей «прошлого» в качестве простого способа всмотреться в тонкую структуру или динамическую конфигурацию низшего «времени», которое «здесь».
Большей частью мир человеческих дел управлялся верованиями. Наиболее фундаментальным среди наших верований является тот взгляд, что мы лишены чего-то в своих жизнях и должны «достичь» полноты осуществления. Время и опять же это «достижение» связаны с тысячью других верований и видов поведения, которым мы должны соответствовать. Эти верования, предрассудки, частичные конфронтации и «объективные факты» избегают главных экзистенциональных вопросов бытия в мире. Управляемый подобным образом мир работал и работает плохо, он истощается.
Достигнуто ли благородство, внутренняя гармония или интеграция с природой? Сколь велико общение среди человеческих существ? Многие ли видят жизнь как великий дар — как постановку прославленной драмы?
История непрерывно свидетельствует как о неудовлетворенности миром, так и о попытках выхода из него. Многие попытки трансцендировать его, так же, как и «улучшить» мир и большую часть человечества, институализированы по большой шкале. Но все эти попытки базировались, скорее, на верованиях, чем на исследовании природы истинной ценности, добродетели и равновесия.
Верования… неопределенность… сомнения… оборонительное сооружение против сомнения… фракции… принуждение и подкуп, чтобы оставаться в строю… угрозы… вина… страх… отсюда нечестность с другими, с самим собой… разделенность… скрытая шизофрения… неистовство… надежда и страх вместе —
огромное давление,пронизывающее все —привыкание,так что мы даже не замечаем его.В таких обстоятельствахкто может прямо и открытопредстать пред тем,что предлагает жизнь?
Как сопровождающие таких ограничивающих тенденций развились обратные реакции: противодействие «хорошему» и «подлинному». Возникают также эзотерические «улучшения», тайные учения для немногих, установленные по контрасту с «профанизмом» большинства. Эти учения опять отягощены протекционизмом в своей элитарности и окружены верованиями. В поисках странных трансформаций избегают идей естественности, подсказываемых здравым смыслом, ради неестественных техник и поведения. При попытках иметь дело с проблемами существования часто легко утратить всякое чувство перспективы, различения и интереса к собственным исследованиям истины. Личное вопрошание и ответственность уступают некоторой авторитетной фигуре, которая одна «знает». Поэтому не задается никаких вопросов. Создается определенный временный комфорт, когда заявляется: «Другие заблуждаются. Только у нас ответ».
Верования, основанные на «внешнем наблюдателе», оставляют нас истощенными, неудовлетворенными, неспособными и затравленными. Предполагается, что убеждения, опирающиеся на других «внешних свидетелей» питают и даже освобождают нас. Можно ли этому «верить»?
Вместо максимизации человеческого потенциала часто делались попытки заморозить и замкнуть человеческий интеллект. Структуры веры, сопровождаемые элементами сильного принуждения, давят на нас. Продолжают использоваться психофизические техники для введения людей в непривычные состояния. Продолжают возникать сильные реакции против открытых тонких исследований. Сам интеллект очерняется. Самодовольное ограниченное принятие «ответа» процветает в изобилии.
Наше пространство отнято у нас. Наше время заполнено разными бесполезными задачами. Наши средства и тела загрязнены. Но ни одну из этих ситуаций нельзя сравнить с той, когда наш человеческий интеллект — наша различающая способность — заключен в русло, заперт, выключен из работы. Эта способность — наше величайшее сокровище и один из наших шансов совершенствования.
Если бы кто-то постоянно урезал вашу свободу, отвергал ваши основные потребности и необходимость совершенствоваться вам как человеческим существам, в течение десятилетий заставлял вас жить против желания, разве это не возмутило бы вас? Разве вы не пришли бы в ярость, в бешенство на некотором глубоком уровне, даже если бы вы и приспособились к этому на поверхностном уровне? Но согласно нашей истории этот вид манипуляции продолжается уже на протяжении тысячелетий!
Эта история угнетения является показателем значительности нашей настоящей дилеммы. Мы в состоянии ухватить главное во всей этой тенденции. На некотором глубоком психологическом уровне мы уже сделали это, мы устали, устали до крайней степени. Нам надоело все это представление. Наши основные трудности не разрешаются, и мы можем это ясно видеть.
Тысяч университетов и исследовательских центров, множащихся и расширяющихся, недостаточно, чтобы изменить основной паттерн. Появлялись великие религиозные вожди и посвящали свои жизни нашему пробуждению. И тем не менее тот же старый паттерн продолжает работать. И технологический прогресс, и религиозные учения будут бессильны до тех пор, пока мы не примемся за дело, активно вовлекая наши способности к распознаванию, сами проверяя идеи и верования. В противном случае все «заявления», как бы они ни были ценны потенциально, просто ведут к еще большим суевериям или заблуждениям… «непроницаемым перегородкам». Та же проблема возникнет и в связи с самой этой книгой, если не подойти к ней по-новому, изучая ее с новым отношением к «знанию».
До сих пор мы были совершенными верующими. Каково же лекарство? «Знание», внутренний интеллект, энергичное более глубокое понимание! Когда они становятся доступными, можно положительно использовать элементы нашей сферы.
__________
Есть возможность открыться по-новому. Мы можем
отправиться в не нанесенные на карты области, не
полагаясь на привычный познавательный материал и
категории, потому что все везде «есть» Знание.
«Познавательность» может управлять всем знанием,
непрерывно обнаруживая все больше себя и все
большую жизнь и полноту.
Глава двенадцатая. Низшее знание — препятствие и благоприятная возможность
Хотя ясно, что для истинной полноты осуществления необходим иной подход к знанию, такой подход часто наталкивается на многие трудности. Этот факт служит указанием наряду с различной критикой обычного знания на наиболее нежелательную черту тенденции «умствования» и «структуры верования» — они не допускают в отношении себя значительной и положительной критики. Поэтому они закрывают собой новые перспективы.
Может и не быть ничего плохого в верованиях и понятиях самих по себе, но если они составляют единственный путь, известный нам о бытии, они становятся ловушкой. Число их растет, и они сцепляются, пока не исчезают из вида все альтернативы. Это равносильно настоятельному домогательству нашего внимания, когда они удерживают нас крайне узко «настроенными». Совокупный эффект всего этого приводит к тому, что, чтобы познать реальность, обычно оказывается, что мы должны принимать ее на уровне, где она представляет себя и где ясно, что есть нечто, что можно познавать. Однако это всегда оказывается тем же видом вниманий и познавания. Поэтому мы бессознательно убеждаемся в том, что даже если бы мы могли посмотреть иначе или еще куда-то, нечего было бы видеть. И, конечно же, не было бы ничего, что релевантно соотносилось бы с этим обычным миром. Так обстоят дела.
