Путь Дзэн - Уотс Алан
Вот почему учителя Дзэн почти никогда не говорят о Дзэн, а сразу обрушивают на нас его конкретную реальность. Эта реальность есть таковость (татхата) нашего природного внесловесного мира. Когда мы видим его таким, каков он есть, для нас не существует добра, не существует зла. В этом мире нет ничего изначально высокого, изначально низкого, изначально субъективного и изначально объективного. Нет символического «я», о котором следует забыть, и нет необходимости в идее «конкретной реальности», о которой следует помнить.
Один монах спросил Чжао-чжоу: «С какой целью прибыл с Запада Первый Патриарх?» (Это формальный вопрос, уясняющий суть учения Бодхидхармы, иначе говоря, самого Дзэн).
Чжао-чжоу ответил:
— Кипарис во дворе.
— Вы, очевидно, пытаетесь показать это средствами объективной реальности?
— Нет, не пытаюсь! — возразил учитель.
— С какой же всё-таки целью прибыл с Запада Первый Патриарх?
— Кипарис во дворе! [5–3:13]
Заметьте, как вышибает Чжао-чжоу из монаха логику, с которой тот подходит к его словам. Когда Тун-шаня спросили: «Что такое Будда?», он ответил: «Три фунта льна!» Юань-ву следующим образом комментирует этот ответ:
На вопрос «Что такое Будда?» разные учителя давали различные ответы. Однако ни один из них не превзошёл ответ Тун-шаня: «Три фунта льна». Его проницательность отрезает всякую возможность спекулятивного мышления. Некоторые считают, что Тун-шань в это время взвешивал лён и потому дал такой ответ… Другие полагают, что, поскольку вопрошающий не сознавал, что сам он — Будда, Тун-шань указал ему на это таким косвенным путём. Такие люди подобны трупам, ибо обнаруживают полную неспособность понять живую истину. Находятся даже такие, что считают Буддой «три фунта льна». Каких только диких и фантастических замечаний они ни делают![74 с. 71–72]
Учителя решительно обрывают всякое теоретизирование и спекуляции по отношению к таким ответам. «Прямое указание» достигает прямо противоположной цели, — если оно требует или стимулирует концептуальные комментарии.
Фа-ен спросил однажды монаха Сюань-цзы, почему тот никогда не задаёт ему вопросов о Дзэн. Монах ответил, что получил разъяснение по этому поводу от своего прежнего учителя. Фа-ен попросил, чтобы он изложил своё понимание, и монах рассказал, что на вопрос «что такое Будда» он получил такой ответ:
«Пин-тин Тун-цзы пришёл за огнём».
— Хороший ответ, — сказал Фа-ен. — Но я уверен, что ты его не понял.
— Пин-тин, — объяснил монах, — это Бог огня. Искать огня для него — то же самое, что для меня — искать Будду. Я и так Будда, и не о чем спрашивать.
— Так я и знал, — рассмеялся Фа-янь. — Ты этого не понимаешь.
Монах так обиделся, что ушёл из монастыря. Но через некоторое время он раскаялся и вернулся, смиренно прося у учителя наставлений.
— Спрашивай, — сказал Фа-янь.
— Что такое Будда? — спросил монах.
— Пин-тин Тун-цзы пришёл за огнём! [2-25]
Смысл этого мондо, возможно, раскроется полнее с помощью двух четверостиший, которые Иппен Сонин, буддист Школы Чистой Земли, предложил для оценки своему учителю Дзэн, Хо-то. Иппен изучал Дзэн с целью найти точки соприкосновения между Дзэн и школой Чистой Земли, которая практиковала повторение Имени Амитабхи. По-японски эта формула звучит так: «Наму Амида Бутсу!». Сначала Иппен предложил следующее стихотворение:
Когда произнесено Имя, Ни Будды, ни «я» не существует. На-му-а-ми-да-бу-тсу— Слышен один только голос.Однако его учитель Хото счёл, что это отражает суть недостаточно точно, и тогда Иппен сочинил другой вариант, который и был одобрен Хото:
Когда произнесено Имя, Ни Будды, ни «я» не существует. На-му-а-ми-да-бу-тсу, На-му-а-ми-да-бу-тсу! [74, т.2. с.263]У По-чана было так много учеников, что пришлось открыть новый монастырь. Чтобы подобрать подходящую кандидатуру в руководители этого монастыря, он собрал всех своих монахов, поставил перед ними кувшин и сказал: — Не называя это кувшином, скажите, что это такое.
Старший монах сказал: «Куском дерева это не назовёшь». А монастырский повар поддел кувшин ногой и, перевернув его, вышел из комнаты. Повара назначили главой нового монастыря.[64]
Здесь же стоит привести слова из одной лекции Нань-цюаня:
На протяжении всего периода (кальпы), до того, как произошло проявление мира, названий не существовало. Как только Будда является в мир, возникают названия, и таким образом мы цепляемся за форму. В великом Дао нет абсолютно ничего ни мирского, ни священного. Там, где появляются имена, всё расчленяется на классы в своих границах и пределах. Поэтому старик Запада Реки (т. е. Ма-цзу) говорил: «Это не ум, это не Будда, это не вещь». [5–3:1 2]
В этом, конечно, отражается принцип «Дао Дэ Цзин», согласно которому:
Безымянное — источник происхождения неба и земли, Именование — мать десяти тысяч вещей.Но «безымянное» Лао-цзы и «кальпа пустоты» Нань-цюаня не предшествуют по времени конвенциональному миру вещей. Они представляют собой «таковость» мира, каков он есть сейчас, и именно на неё прямо указывают учителя Дзэн. Повар По-чана был весь открыт этому миру, поэтому он и решил предложенную задачу на конкретном, присущем этому миру безымянном языке.
Один монах спросил Цуй-вэя: «С какой целью пришёл с Запада Первый Патриарх?» Цуй-вэй сказал: «Передай-ка мне подставку». И как только монах подал её, Цуй-вэй ударил его этой подставкой[65].
Другой учитель Дзэн однажды пил чай с двумя своими учениками. Вдруг он бросил одному из них свой веер со словами: «Что это?» Ученик развернул веер и стал им обмахиваться. «Неплохо, — сказал учитель, — теперь ты!» И он бросил веер другому ученику, который тут же сложил его и почесал шею. Затем он снова раскрыл веер, положил на него кусок пирога и подал учителю. Это понравилось учителю ещё больше, ибо когда нет имён, мир перестаёт «разделяется на классы со своими границами и пределами».
Несомненно, есть нечто общее между этими демонстрациями Дзэн и исходными принципами семантики Кожибски. В обоих случаях подчёркивается различие между словами и знаками, с одной стороны, и бесконечным многообразием «бессловесного» мира — с другой. Демонстрация принципов этой семантики на учебных занятиях часто напоминает мондо. Профессор Ирвинг Ли из Северо-Западного Университета, например, показывал студентам спичечный коробок и спрашивал: «Что это?» Студенты, как правило, попадались в ловушку и отвечали: «Спичечный коробок!» Тогда профессор Ли с криком: «Нет! Нет! Это вот что!» — бросал в них коробок. При этом он говорил: «Спичечный коробок» — это просто звук. Разве это — звук?»
Однако Кожибски, по-видимому, всё же представлял себе этот «невыразимый» мир как многообразие бесконечно дифференцированных событий. Для дзэн-буддиста мир «таковости» не является ни одним, ни многим, — он ни един, ни дифференцирован. Если кто-нибудь станет настаивать на существовании в мире реальных различий, учитель Дзэн поднимет ладонь и скажет: «Не прибегая к словам, пожалуйста, укажите разницу между моими пальцами». Сразу становится ясно, что «сходство» и «различие» представляют собой абстракции. То же самое можно сказать о всех других определениях конкретного мира, в том числе и о самом слове «конкретный». Такие категории, как «физический», «материальный», «объективный», «реальный» или «экзистенциальный» — являются в высшей степени абстрактными символами. Ведь действительно, чем точнее стараешься их определить, тем бессмысленнее они становятся.
