Мадджхима Никая - Сиддхартха Гаутама
Далее, когда глупец [сидит] на своём стуле, [лежит] на своей кровати, или отдыхает на земле, то плохие поступки, которые он совершил в прошлом — его неблагое телесное, словесное, умственное поведение — накрывают его, покрывают его, окутывают его. Подобно тому как тень огромной горной вершины вечером накрывает, покрывает, окутывает землю, то точно также, когда глупец [сидит] на своём стуле… окутывают его. И тогда глупец думает так: «Я не совершал хорошего, я не делал благого, я не создал для себя укрытия от мучений. Я делал плохое, делал жестокое, делал нечистое. Когда я умру, я отправлюсь в удел тех, кто не делал хорошего… делал нечистое». Он печалится, горюет и плачет, бьёт себя в груди, становится обезумевшим. Таков третий вид боли и уныния, который чувствует глупец здесь и сейчас.
Глупец, который предавался неблагому поведению телом, речью, умом, с распадом тела, после смерти, перерождается в состоянии лишений, в несчастливом уделе, даже в аду.
Ад
Если бы кто-либо правдиво говорил бы о чём-либо: «Это всецело нежеланное, всецело нежелаемое, всецело неприятное» — то именно об аде он, говоря правдиво, сказал бы так, ведь даже трудно привести сравнение [для описания] страданий в аду».
Когда так было сказано, монах спросил Благословенного: «Но, Учитель, можно ли привести сравнение?»
«Можно, монах» — сказал Благословенный.
«Монахи, представьте, как если бы арестовали вора, преступника, и привели бы его к царю, сказав: «Ваше величество, этот человек — вор, преступник. Наложите на него такое наказание, которое сочтёте нужным». Царь сказал бы: «Утром идите и ударьте его сотней копий». Утром его бы ударили сотней копий. Тогда днём царь спросил бы: «Почтенные, что с тем человеком?» [Ему бы ответили]: «Ещё жив, ваше величество». Царь бы тогда сказал: «Идите и днём ударьте его ещё одной сотней копий». Тогда днём они бы ударили его ещё одной сотней копий. Вечером царь бы спросил: «Почтенные, что с тем человеком?» [Они бы ответили]: «Всё ещё жив, ваше величество». Царь бы тогда сказал: «Идите и вечером ударьте его ещё одной сотней копий». Тогда вечером они ударили бы его ещё одной сотней копий.
Как вы думаете, монахи? Из-за удара тремя сотнями копий ощущал бы этот человек боль и уныние?»
«Учитель, даже если бы его ударили одним копьём, он ощущал бы боль и уныние, что уж говорить про триста копий».
И затем, взяв небольшой камень размером с его ладонь, Благословенный обратился к монахам так: «Как вы думаете, монахи? Что больше, этот небольшой камень размером с мою ладонь, который я взял, или же Гималаи, царь всех гор?»
«Учитель, небольшой камень размером с ладонь, который Благословенный взял, в сравнении с Гималаями, царём всех гор, даже не идёт в расчёт, не выдерживает никакого сопоставления, не может сравниться даже с частью [Гималаев]».
«Точно также, монахи, боль и уныние, которые бы человек пережил из-за удара тремя сотнями копий, в сравнении с адом даже не идут в расчёт, не выдерживают никакого сопоставления, не могут сравниться даже с частью [страданий в аду].
Стражи ада пытают его пятичастным прокалыванием. Они загоняют раскалённый железный прут в одну руку, загоняют раскалённый железный прут другую руку… ногу… другую ногу… в середину через грудь. Он чувствует раздирающие, острые, пронзающие чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Затем стражи ада бросают его на землю и срезают кожу топорами. Он чувствует раздирающие, острые, пронзающие чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Затем стражи ада переворачивают его вверх тормашками и срезают кожу тесаками. Он чувствует раздирающие, острые, пронзающие чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Затем стражи ада привязывают его к колеснице и возят его взад и вперёд по земле, которая горит, пылает, полыхает. Он чувствует раздирающие, острые, пронзающие чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Затем стражи ада заставляют его взбираться на огромную груду углей, которые горят, пылают, полыхают. Он чувствует раздирающие, острые, пронзающие чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Затем стражи ада берут его за ноги и головой окунают в раскалённый железный котёл, который горит, пылает, полыхает. Пока он варится там в бурлящей пене, он иногда всплывает, иногда тонет, иногда перемещается [по поверхности]{635}. Он чувствует раздирающие, острые, пронзающие чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Затем стражи ада бросают его в Великий Ад. И вот что касается Великого Ада, монахи:
«Четыре в нём угла. Построен он
С дверями четырьмя по каждой из сторон.
Заделан он железом всюду и везде,
Как и железной крышей сверху он закрыт.
И пол в нём из железа,
Раскалённый докрасна,
Длиной он в сотню лиг –
Их покрывает целиком».
Монахи, я мог бы многими способами рассказать вам об аде. Настолько многими, что трудно завершить описание страданий в аду{636}.
Мир животных
Монахи, есть животные, которые кормятся травой. Они едят, обрывая свежую или сухую траву своими зубами. И какие животные кормятся травой? Лошади, рогатый скот, ослы, козы, олени, и другие подобные животные. Глупец, который прежде наслаждался вкусами здесь [в этой жизни], и здесь совершал плохие поступки, с распадом тела, после смерти, перерождается среди животных, которые кормятся травой.
Есть
