Ларри Розенберг - Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым
Учитель Учиямы говорил, что хотел бы иметь на своей могиле следующую эпитафию: «Здесь лежит Саваки Роши, который всю жизнь провел, сидя на подушках». Также Саваки знаменит своим высказыванием о том, что учение дзадзен абсолютно бесполезно. (Но если вы не будете отдаваться целиком этой «бесполезной» деятельности, он скажет, что вся ваша жизнь прошла совершенно бесполезно.) Он пытался бороться с философией «жизни ради чего–то» и настаивал на том, чтобы ученики медитировали ради самой медитации.
С одной стороны, сидячая медитация — вещь полезная. Любой, кто ею занимался, расскажет вам о ее выгодах. Но если вы начнете медитировать ради выгод — подобно тому как Учияма медитировал, чтобы стать похожим на Саваки, — то лишь навредите себе. Хорошо, если мы искренне стремимся стать свободными и здоровыми, — это придает энтузиазм и смысл нашей практике. Но часто мы ставим перед собой все новые и новые цели, и это мешает полностью слиться с текущим моментом. Часть нашего сознания увлечена новой целью и не может понять до конца то, что с нами происходит сейчас.
Я часто практикую с учениками девятидневные безмолвные затворничества, которые, как правило, происходят в Обществе медитации в Барре, штат Массачусетс. Я не сомневаюсь в их полезности и в том, что они помогают углубить духовную практику. Затворничество требует много времени и сил. Некоторые люди приходят издалека, берут отпуск на работе, уезжают от семьи. Уже за несколько месяцев до начала затворничества они начинают с нетерпением его ожидать.
Естественно, что они приезжают с определенными надеждами относительно будущего затворничества: как оно пройдет и чего они в результате достигнут. Очень часто люди, таким образом, хотят уменьшить стресс или обрести душевный покой. Некоторые нацелены решить ту или иную проблему, оценить трезвым взглядом взаимоотношения с близким человеком. Кто–то желает почувствовать прилив вдохновения или вызвать мудрые мысли. Медитация випашьяны иначе называется медитацией проникновения в суть вещей. Люди, решившиеся на затворничество, не знают, что принесет им это проникновение, но они хотят его достичь.
Как это ни смешно, происходит прямо противоположное. Само затворничество сопряжено с сильным стрессом — по крайней мере когда мы занимаемся им впервые. Человек оказывается в новом месте и лишен привычных занятий — не может читать, писать, говорить. В качестве нагрузки ему дают неприятную и трудную работу. Молчание побуждает наш мозг к разговору с самим собой, у нас могут возникнуть ссоры с соседом по комнате, с напарником по работе или с теми, кто слишком долго занимает место в столовой. В результате никакого проникновения не получается — наш мозг остается таким же, как раньше. Мы чувствуем, что не стоило ради этого уезжать из дома, и нас начинает тянуть домой.
Словом, все дело в несбывшихся надеждах. Жизнь течет сама по себе, независимо от наших надежд и расчетов. Между реальной жизнью и желаемой существует зазор, и этот зазор наполнен страданиями. Мы испытываем страдания не только во время затворничества — страдания настигают нас каждый день нашей жизни. Задача духовной практики — изменить отношение человека к жизни, отвлечь наше сознание от желаемого и обратить его к реальности.
Суть практики не в том, чтобы медитировать стоя или сидя, хотя такая медитация нужна и полезна. Смысл практики в том, чтобы быть в настоящем, осознавать, что с нами происходит именно сейчас. Спокойное сознавание происходящего — вот что необходимо. Внимание не должно отвлекаться на симпатии или антипатии.
Мои ученики — особенно новички — приходят ко мне и радостно сообщают, что их сидячая медитация прошла на редкость удачно. Это означает, что медитация оправдала их ожидания. Они решили, что знают, какой должна быть медитация, — а жаль! Если медитация прошла успешно, значит, скоро нас ждет неудача, поскольку от новой медитации мы ожидаем похожих ощущений и результатов. Одно и то же событие никогда не повторяется. Заповедь Дхармы гласит: ожидание равно страданию.
Практика близких отношений, наоборот, предполагает работу с текущим опытом. Очень часто во время затворничества человеку предлагают выполнять ту или иную работу — например, пылесосить пол, — и люди не понимают, как сблизиться с ней. Они пытаются уделять работе повышенное, пристальное внимание. Это продолжается секунд двадцать, не больше. Между тем лучше пылесосить пол в расслабленной манере, одновременно наблюдая за тем, что происходит. Желание выполнить работу поскорее, чтобы потом пойти погулять, отвлекает нас от выполняемой работы. Не сопротивляйтесь ему — просто вернитесь к работе. Постепенно вы все чаще будете чувствовать, что вы и ваша работа — одно целое. Близость приходит в результате ясного сознавания своей отделенности.
Вероятно, у вас уже был опыт близости, хотя вы не знали, что это состояние называется именно так. Именно в этот момент двойственность субъект/объект исчезает. Не существует человека, выполняющего ту или иную деятельность, существует лишь деятельность сама по себе. Знакомые музыканты говорили мне, что они иногда настолько увлекаются игрой на инструменте, что процесс идет совершенно естественно, без усилий.
То же самое испытывают спортсмены и даже обыкновенные люди — они настолько увлекаются бегом или плаванием, что забывают о себе. Хороший танцор может забыть обо всем на свете и раствориться в танце. Одна мысль может нарушить состояние эйфории. Как только человек подумает: «Я растворился в танце», — его самосознание возвращается.
Это случается, когда мы увлекаемся какой–либо деятельностью, полностью отдаемся ей. Цель практики — научиться отдаваться всякому делу без остатка. Удовлетворенность должен приносить сам процесс деятельности. Сидячая медитация способствует возникновению такой увлеченности.
В начале сидячей медитации человек похож на ребенка, который учится ездить на велосипеде. Мы чувствуем свое тело и дыхание и испытываем определенное неудобство и стесненность. Но проходит некоторое время, и мы привыкаем. Ребенок и велосипед становятся неразрывным целым, и то же самое происходит с медитацией. Мозг, тело и дыхание сливаются воедино. Как будто бы кто–то дышит вместо вас, но найти дышащего невозможно.
Представим себе состояние необработанности, сырости — например, сырую пищу. Наш опыт носит моментальный характер. Мы говорим, что у нас болит спина, но на самом деле это чувство абсолютно уникально и постоянно меняется. Даже слово боль лишь приблизительно передает ощущение боли — этолишь интерпретация, и к тому же негативная. Есть просто чувство, постоянно меняющееся и уникальное. Есть поток чувства. Вот что мы ощущаем, когда погружаемся в медитацию, сидя на подушке, — постоянный поток энергии жизни.
С этим сырым опытом мы поступаем так: мы подвергаем его кулинарной обработке при помощи концепций, теорий, объяснений, описаний. В наших головах он быстро превращается в мысль, далекую от первоначального опыта. Мы теряем непосредственность восприятия.
Осознанный подход — это возвращение непосредственности восприятия, поток опыта, сырого и необработанного, прямого и обнаженного, близости с ним.
Чтобы объяснить состояние близости, я часто использую сравнение с просмотром телепрограмм. Допустим, человек любит баскетбол и все знает о нем. Но когда он смотрит соревнования по телевизору, то невольно слушает комментатора, описывающего то, что происходит на экране, и комментарии влияют на его восприятие. Комментаторам платят за то, чтобы они сделали просмотр соревнований более увлекательным или поддержали одну из команд. Наш мозг — тоже своего рода комментатор, преследующий скрытые цели. Иногда мы не можем выключить или приглушить голос этого комментатора, но мы понимаем, что он делает и как он обрабатывает происходящее. Поняв это, мы возвращаемся к «сырому», первичному опыту.
ПОПЫТКИ ИЗБЕЖАТЬ СОЗНАВАНИЯ
В чем, к примеру, заключается близость с чтением этой книги? Мы сознаем, что сидим. Мы чувствуем контакт тела со стулом и ног с полом. Мы замечаем, что дышим. Это хороший повод для любого проявления осознанности и вхождения в контакт с нашим физическим состоянием и дыханием.
И тогда, как говорят дзен–буддисты, нам остается лишь читать. Глаза скользят по страницам. Мы видим слова и поглощаем их, вбирая в себя их значение. При этом, конечно, мы попадаем в ловушку неравнодушия. Некий толчок придает работе нашего мозга новое направление. Мы продолжаем воспринимать слова, но уже не читаем их. Практика заключается в том, чтобы замечать, когда это произойдет, и затем — естественным образом — вернуться к чтению.
То же самое происходит со слушанием, искусство которого во многом утрачено. Во многих буддийских монастырях и центрах духовной практики ученики сидят, в то время как учитель произносит речь. Но дело здесь не в дисциплине или следовании правилам. Наилучший способ слушать — сидя. Слушание — это медитация, объектом которой является речь учителя. Как только ученик чувствует, что отвлекается, он снова возвращается к процессу слушания.
