Рам Дасс - Полировка зеркала. Как жить из своего духовного сердца

Тибетец ответит: “Нет ни одного человека, на самом деле, ни одного живого существа, которое не возвращалось из смерти. На самом деле, прежде, чем прийти в эту инкарнацию, мы все переживали множество смертей. И то, что мы называем рождением, лишь обратная сторона смерти” — это как две стороны одной монеты или дверь, которую мы называем “входом” снаружи комнаты и “выходом” изнутри.

Гораздо сильнее поражает, что не все помнят свою предыдущую смерть; из-за отсутствия таких воспоминаний большинство людей и не верит, что предыдущая смерть была. Но подобным образом они не помнят и свое рождение — тем не менее, люди не сомневаются, что недавно они родились».

Я провожу время с умирающими. Я из тех необычных людей, которым нравится быть с умирающими, ведь я знаю, что окажусь в присутствии Истины. Я был рядом со своей матерью и, позже, со своей мачехой, когда они умирали. Я глубоко благодарен за этот опыт.

Моя мама умирала в начале февраля 1966 года в бостонской больнице. Я сидел у ее постели. К тому времени я уже несколько лет работал над пониманием своей собственной осознанности. Казалось, она отдыхала. Я, вроде как, находился в режиме медитации: просто был обширным, осознанным, и замечал, что происходило, когда родственники и врачи заходили в палату и спрашивали: «Гертруда, как ты себя чувствуешь?». Я прислушивался к бодрому голосу медсестры. Мне стало понятно, что моя мама окружена заговором отрицания. Я наблюдал, как в палату заходят родственники, врачи, медсестры, говорившие, что на вид ей получше, что она молодец, а потом они выходили из палаты и говорили, ей не дожить и до конца недели. Я подумал, как странно, что человеческое существо, проходящее через одно из самых глубоких преобразований своей жизни, полностью окружено обманом. Вы можете услышать, как это больно? Одна женщина зашла и сказала: «Врач только что передал, что есть новое лекарство, которое, как мы думаем, поможет».

Никто не мог говорить с ней начистоту, поскольку все слишком боялись — все, каждый из них, даже раввин. Мы с мамой поговорили об этом. В один момент, когда в палате больше никого не было, она повернулась ко мне и произнесла: «Рич?». Я просто сидел там — без суждений, без всего, просто сидел — и мы просто встретились в этом пространстве.

Она сказала: «Рич, мне кажется, я умру».

Я ответил: «Да, мне тоже так кажется».

Представьте, каково было ей, когда кто-то подтвердил то, что она знала. Она не могла получить это подтверждение ни от кого от целой плеяды друзей, родственников, врачей, медсестер.

Она спросила: «Рич, как ты думаешь, как это будет?»

Я сказал: «Ну, конечно, знать я не могу. Но я смотрю на тебя и вижу, как твое тело распадается. Как будто дом горит. Но ты все еще есть, и я думаю, когда здание догорит, его не останется, а ты останешься. Мне кажется, что на самом деле наша с тобой связь не определяется этим увядающим телом, поскольку ты говоришь так же, как говорила всегда. Я чувствую то же самое, что чувствовал всегда. Но при этом данное тело увядает у нас на глазах.

«Я думаю, что мы с тобой так друг друга любим… Я просто верю, что любовь превосходит смерть». Для нас это был очень трогательный момент.

Позже я был со своей мачехой, Филлис, когда она умирала от рака. Филлис было шестьдесят девять, а моему отцу — восемьдесят один. На их свадьбе я вел невесту к алтарю. Мы дружили. А теперь она умирала, и моей ролью было находиться с ней и помогать ей в этом процессе.

Мы с ней вместе ходили по врачам и делали все, что связано с получением справок, заключений и работой с эмоциями. Филлис была очень сильной представительницей Новой Англии, чудесной, земной женщиной, поклонницей покера, своенравной спорщицей и любила веселье.

Она проживала свою жизнь упрямо, с плотно сжатыми губами, и к смерти приближалась так же. Передо мной не стояло задачи говорить: «Эй, Филлис, ты должна принять это». Я не имел такого морального права. Моей задачей было просто пребывать с ней. Так что я ложился на кровать, мы держали друг друга за руки и разговаривали. Мы говорили о смерти, о том, какой, на наш взгляд, она могла бы быть, и все такое, но Филлис по-прежнему хорошо держалась.

Рак вызывал острую боль, которая со временем подточила ее волю. За четыре-пять дней до смерти наступил момент, когда она сдалась.

В нашей культуре, сдаваясь, вы терпите неудачу. Все говорят нам стараться, стараться. В результате мы иногда окружаем умирающих людей ложной надеждой, порожденной нашим собственным страхом.

С Филлис я просто был открыт, и она могла говорить, что хотела. Я не говорил: «А теперь я дам тебе инструкции по умиранию», она бы это не приняла. Но потом она сдалась. В момент, когда она уступила, я будто увидел, как из яйца вылупился цыпленок. Появилось новое существо, такое блестяще прекрасное, присутствующее, светлое и радостное. Это было существо, которым на каком-то глубоком интуитивном уровне она себя знала, но не находила на него времени в своей взрослой жизни. Она открылась этому существу, и вместе мы просто грелись в его свечении. В тот момент она вышла на другой уровень осознанности. Мы были вместе, разговаривали, но боль и процесс умирания стали просто явлениями. Она больше не занималась умиранием; она просто была, и умирание просто происходило.

И только чтобы завершить эту историю, я расскажу, каким необычайным стало ее преображение. Уже в самый последний момент она сказала: «Ричард, пожалуйста, посади меня».

Я ее усадил. Свесил ее ноги с кровати, и ее тело стало заваливаться вперед. Приложил свою руку к ее груди — тело повалилось назад. Вторую руку я приложил ей к спине — голова стала болтаться. Тогда я приложил к ее голове свою. И мы просто вместе сидели. Она сделала три вдоха — медленных, глубоких вдоха — и ушла.

Если вы знакомы с древнетибетскими текстами, вы читали, что, когда осознанные ламы покидают свои тела, они садятся, делают три вдоха и уходят. Кем была Филлис? Откуда она об этом знала? Что все это значило? Таковы тайны, с которыми мы живем.

Моя подруга Дебора умирала в Нью-Йорке в больнице Маунт Синай. Она была членом нью-йоркского дзен-центра, и каждый вечер ее друзья из центра приходили в ее палату медитировать. Врачи, заходившие в эту палату, удивлялись, что она была наполнена светом свечей, ароматом благовоний и глубоким покоем медитировавших. Группа людей, которые медитировали в этой загруженной городской больнице, изменила метафору умирания. Вы можете создавать собственную вселенную, где бы вы ни находились. Больница есть всего лишь коллектив существ, объединенных определенной моделью действий. По вечерам врачи стали заходить в ее палату деликатнее.

Болезни тела лечатся не во всех случаях, но исцеление на уровне души возможно всегда. Работая с умирающими, я предлагаю другим человеческим существам обширное пространство моего разума, в котором они могут умирать так, как им требуется умирать. Я не имею права определять, как должен умереть другой человек. Я с ними просто для того, чтобы помочь им перейти, однако делать это они должны сами. Моя роль — всего лишь быть любящим камнем у подножия кровати.

Когда Вэйви Грэйви, больничный клоун, рассказывает детям об умирании, он говорит им: сбрасывайте свои тела, как будто снимая старую одежду, и идите на свет, который отнесет вас к Богу, вашему другу.

Вы работаете с умиранием в великом переходном обряде смерти подобно акушерке. Но акушерка помогает существу сделать первый вздох, а вы помогаете сделать последний. И полнота вашего присутствия требует глубокого укоренения в сострадании и любви. Сострадание в этом случае означает лишь то, что вы оба вместе становитесь теми, кто вы есть, — как будто правая рука заботится о левой руке.

В «Медитациях с руководством, исследованиях и целительстве» Стивен Левайн пишет: «Смерть — это иллюзия, на которую, похоже, все мы покупаемся. Но смерть, как и все, что привлекает внимание сердца, может вызвать лучшее, что в нас есть. Мы видели, как многие люди, приближаясь хотя бы только к замешательству, связанному со смертью, преодолевают эти волнения и сливаются с процессом. Они выполняют работу, ради которой, вероятно, и приняли рождение. Они больше не те, кто разделен, кто “умирает осознанно”. Они всего лишь пространство в пространстве, свет во свете».

Увидьте в умирающем человеке только то, что вечно. Тогда вы сможете контактировать как души.

Когда вы находитесь с умирающим, будьте с ним. Все, что вам нужно дать, это ваше собственное существо. Будьте честны. Медитируйте и осознавайте, что боль или замешательство есть, и мы находимся в тихом бесстрастии. У нас у всех свои пределы допуска. Оставайтесь с умирающим настолько чистыми и сознательными, насколько это возможно. Открывайтесь неожиданному. Раскрывайтесь и сохраняйте центровку. Если вы ее сохраняете, ваше спокойное присутствие помогает освободить всех, кто вас окружает. Проникните внутрь себя в то тихое место, где вы есть мудрость. В мудрости присутствует сострадание. Сострадание понимает вопросы жизни и смерти. Ответ умиранию — присутствие в моменте. Учиться умирать — значит учиться, как жить. И делаете вы это, проживая каждый момент — этот, теперь вот этот, просто пребывая здесь и сейчас.