Тартанг Тулку - Время, пространство и знание
2. Теория идентичности ума-тела. Эта теория представляет собой фактически кластер ориентации и очень трудна для простого изложения. Но, в общем, она придерживается того, что для целей установления истинных причинных связей, ответственных за данное событие, даже за ментальное событие, уместно заменить знакомый менталистический словарь физическим словарем, охватывающим нейрофизические и электрохимические явления. Тогда все причины и источники действия имеют в основе «физическую» природу. «Ум» в этом случае суть просто приписываемый источник. Так что в действительности это некоторое физическое взаимодействие, которое продуцирует или фактически составляет (в некотором неопределенном смысле) психический опыт «исследующего «я», «мыслей» и «ума, имеющего мысли». Этот физический источник существует. Но как следствие природы его взаимоотношений с кажущимся «испытывающим переживание» он не может быть пережит непосредственно. Он — не априорная причина, не находится он и пространственно где-то еще.
Оба эти конвенциональных взгляда на «ум» отрицают ценность нашего обращения к непосредственному опыту в поисках «ума». Каждый постулирует источник, который стоит «вне» или «позади» опыта в некотором непосредственном смысле. Каждый предусматривает исходные предпосылки, которые реализовываются, актуализируются на нашем нормальном уровне опыта. Они — обоснованный синтез как общих, так и технических наблюдений, которые имеют тенденцию зависеть от точек зрения или предполагать точки зрения, которые они выражают. А если мы функционируем с орудиями и ориентациями обычной сферы, мы, вероятно, можем видеть вещи таким образом. Тогда нам остается только биться, опять в терминах примирения с нашим опытом, над вопросом отношений ума-тела, вытекающим из сопоставления этих двух вполне правдоподобных точек зрения.
Дальнейшее исследование может прояснить, почему две приведенные выше ориентации кажутся подходящими (и до некоторой степени поддающимися проверке) для объяснения обычного опыта. Однако при выполнении упражнения 11 полезно временно отложить приверженность этим идеям. Важно исследовать, должно ли настоящее переживание быть привязано к событиям, вещам или местам порождения, которые являются временными или в какой-то другой форме «внешними» для этого переживания (или отличными от него).
В перспективе цели исследования в упражнении 11 и исходя из преимущества несколько более открытого «пространства», которое было развито, можно отрицать, что такой источник или место может быть найдено. В равной степени уместно утверждать, что этот факт (что никакого источника не найдено) является убедительным доказательством того, что такой источник не существует, вместо того чтобы быть просто результатом существования источника (способом, утверждаемым двумя общепринятыми теориями, выдвинутыми выше).
Это заявление о «не источнике» не является утверждением, которое противоречит этим двум общепринятым теориям, апеллируя к тому же самому уровню наблюдения и объяснения, который лежит в их основе. Скорее, заявление основано на новых перспективах видения Пространства-Времени-Знания (Временно-Пространственно-Знанческого видения). Это следует помнить, поскольку иначе такое заявление должно было бы в действительности свестись к обычному тупику. Это было бы, вероятно, категориальной ошибкой, неудачей в правильном понимании проблем опоры на «я», или это базировалось бы на архаическом понятии чувства, в котором некоторые вещи имеют свое начало.
Очень стесненный, ограниченный характер «более низкого пространства», в котором мы функционируем, имеет тенденцию заставлять нас принимать и встречать линейные причинные связи, источники, «места происхождения» и т. д. Мы могли бы сказать, что «низшее пространство» оказывает сжимающее влияние, умножая сложность и число событий или реакций в пределах своей сферы подобно увеличению давления газов, заключенных в емкость. Результат этого таков, что наша обычная познавательная способность вводится в заблуждение кажущимися взаимодействиями этих событий и реакций. Такие взаимодействия распространяются и выравниваются до тех пор, пока они не сформируют кажущийся непрерывный поток или поверхность, так что мы тогда полагаем, что фундаментальные возникновения и исчезновения, причины и следствия, можно воспринять в пределах этого потока событий. Это заблуждение почти тотально в случае физических взаимодействий и обычно действует таким же образом и в отношении ментальных событий.
Если мы попытаемся противостоять этому обману и понаблюдать немного ближе, мы можем несколько изменить анализ, принимая ум за источник или причинный посредник, который продуцирует мысли и приводит их в порядок в полные смысла отношения и последовательности. Но затем дальнейшее рассмотрение раскрывает, что мы никогда не можем точно увидеть «ум», а только лишь мысли. Итак, мы или оставляем понятие «ума» ради проблематичного снижения до физического уровня, или признаем, что он имеет свойственное ему ограничение, когда он не способен видеть себя прямо, а видит только «вещи» (т. е. мысли) различного уровня. Наш анализ не может далеко продвинуться, пока в игру не будет введено более восприимчивое осознавание более высокого пространства. Инсайт высоких пространств может пролить свет на наше низкопространственное замешательство без формулирования каких-либо заключений и теорий низкого пространства об этом. Вместе с тем различия между умом и телом, «умственным пространством» и «пространством как вместилищем физических объектов», а также такие темы, как неспособность ума вскрыть самого себя, могут быть постигнуты новым и интересным способом.
Как только мы разовьем большое осознавание, мы сможем увидеть, что события и мысли, которые мы увидели как непрерывный поток на поверхности, фактически не имеют динамических связей, которые мы обычно полагаем и приписываем им. Тогда мы сможем релаксироваться и открыться несколько больше; мы не должны держаться за упорядочивание вещей, подгоняя мысли одну к другой или «размещая» их. После того как мы привыкнем к этой свободе от постоянной бухгалтерии, могут появиться более тонкие «познавательные» способности, не занесенные в указатель какого-либо «я». Они не являются «нашими» способностями, не изолированы они также и от нас и нашего опыта.
Такое «познавание» обеспечивает широкую и всеохватывающую основу для постижения факторов или элементов переживания, которых мы обычно не можем видеть. Даже грань опыта, которая обычно предстает как «я», «исследователь» или «наблюдатель» и которая направляет внимание наружу и в сторону от себя, может быть охвачена и глубоко понята посредством этого особого «знания».
Инсайт, стоящий за исследованием упражнения 11, изменяется по мере того, как мы продолжаем изучать и ставить под сомнение более тонкие и фундаментальные предположения, которые структурируют опыт. Тщательное изучение и сомнение сами могут быть поставлены под сомнение. Однако эта новая «познавательная» способность не включает в себя ссылок на я — нечто такое, что принимает себя в качестве своего объекта. Это «познавание» совсем не «принимает в расчет объектов».
Постепенное развитие более широкой и несущей большую проницательность (инсайт) основы для встречи с отличительными чертами ординарного опыта, несомненно, является проявлением знакомства с «более высоким пространством». С познавательной способностью, которая действует в таком пространстве, появляется уверенное и авторитетное схватывание чувства, при котором мысли и не «приходят» откуда-то (или от чeгo-то), и не «уходят» куда-то.
Идея «прихода из» относится к порождающему источнику, и поэтому — к уму и субъективному полюсу переживания. Подобным образом идея «ухода» приложима к интенции мыслей, к их значению или содержанию, а также к объективному полюсу переживания. При тщательном рассмотрении «движение» мыслей можно считать включающим в себя вид побуждающей силы — мысли распространяются на мир значимых вещей, выбирая и манипулируя деталями, делая вещи, неся убеждение. Кажущееся движение мыслей в значительной степени обязано их динамическому характеру как носителей смысла.
Есть также аспект «движения» или «хода» мыслей, обусловленный этой убедительной размерностью, который имеет место вследствие нашей захваченности их смыслами. Мы представляем мысли, расположенные в настоящем времени, некоторым образом похожими на объекты, которые в прохождении через пространство временно находятся в области прямо перед нами, прежде чем они оставят нас. Ставя под сомнение движение и направленность мыслей, мы открываемся к проявлению «познавания», которое различает, что мысли «никуда не идут», «никуда не приходят», ничто не выделяют (не подчеркивают).
