Джонатан Кэрролл - Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
Работа на стройке была шумной, очевидной и осязаемой, и она давала реальные результаты. Алан испытывал душевный подъем всякий раз, когда поутру в будничной одежде покидал дом, зная, что через час он окажется высоко над городом и увидит его с точек обзора, доступных лишь немногим избранным.
Но после шести или семи таких походов он понял, что в действительности ему было нужно повторение сказочной ночи на высоте, как с Лайлом Толботом. Тот опыт был чем-то сродни первой поездке на велосипеде в раннем детстве. Чудесный момент, когда ты поймал равновесие, набрал скорость и оторвался от страхующей отцовской руки навстречу свободе. Вид ночного города с высоты, горячий кофе из термоса Лайла, осознание себя полноценно и полнокровно живущим – для него это стало самым ярким впечатлением за многие годы. И он очень хотел это повторить.
Он не видел Лайла с той памятной ночи, хотя много раз проходил мимо стройплощадки. Подаренный Лайлом тяжелый болт он всегда носил с собой, поигрывая им в кармане. Он был прагматиком и не верил в магию, удачу или Божественный промысел. Но из всех вещей, которыми он когда-либо владел, болт был ближе всего к понятию волшебного талисмана. Потеряв его, он бы ужасно расстроился.
Спустя несколько недель жена вновь нашла фотоаппарат – на сей раз на его рабочем столе – и просмотрела снимки, среди которых обнаружились две фотографии их гостиной (Алан пару раз нечаянно нажал кнопку). Это ее озадачило и встревожило. Безусловно, вещь принадлежала ее мужу, а не какому-то забывчивому клиенту. Почему он ей солгал? Какое значение имели для него эти снимки? Два дня она раздумывала над этими вопросами, не зная, как поступить. Спросить его напрямик? Скажем, так: «Не понимаю, зачем ты соврал мне насчет этой вещи. И что еще ты от меня скрываешь?» Ее воображение рисовало пугающие картины. Какими же неприглядными должны быть тайны, чтобы их не решился поведать свой супруге этот прежде столь честный и откровенный человек?
Он исчез до того, как она собралась с духом для разговора начистоту.
С давних пор Алан Харрис имел проблемы со сном. Обычно, поспав четыре-пять часов, он открывал глаза навстречу новому дню, даже если за окнами была еще ночная темень. Он бродил в пижаме из комнаты в комнату, иногда читал, смотрел телевизор или начинал готовить завтрак. Она к этому привыкла. Почувствовав, что муж ворочается в постели, она накрывала голову подушкой и засыпала вновь.
В тот вечер он пришел с работы мрачный и усталый. Они молча поужинали, после чего он отправился в постель. Было только десять часов, и она заметила, что если он ляжет спать сейчас, то наверняка проснется посреди ночи, но Алан лишь покачал головой и поступил по-своему.
В три часа ночи, как и следовало ожидать, он проснулся, и тотчас в голову ему пришла неожиданная идея. Зная, что теперь уже ни за что не уснет, он решил одеться и посетить «место Лайла» – забраться на строительные леса, где они с Лайлом были в тот вечер. Почему бы нет? Он хочет это сделать, и он это сделает.
Одеваясь, он посмотрел за окно и увидел влажный блеск на асфальте. А вдруг плохая погода помешает ему рассмотреть город с высоты? Хотелось бы надеяться, что нет. В любом случае эта мысль его не остановила. Он надел плащ и выскользнул на улицу, с тихим металлическим щелчком притворив за собой парадную дверь.
Улицы были мокры и пустынны. Изредка проезжали такси. Он миновал парочку влюбленных, которые шли рука об руку, не замечая ничего вокруг. Было довольно тепло для этого времени года, однако он застегнулся на все пуговицы, предвидя, что наверху будет гораздо холоднее.
Подойдя к окруженному лесами зданию, он огляделся – нет ли кого поблизости? Затем, дабы себя подбодрить, потрогал в кармане стальной болт и улыбнулся, мысленно приветствуя отсутствующего Лайла и объясняя ему, зачем он сюда пришел.
В этот раз все на строительных лесах было скользким. Он то и дело поскальзывался, и тогда сердце подпрыгивало в груди, а по всему телу пробегала волна адреналина. Чувство было непривычным, и он никак не мог разобраться, веселит оно его или пугает.
Время от времени он останавливался, чтобы посмотреть вниз. Под дождем город казался полужидким, словно построенный из растворимых материалов, вроде лакрицы или жженого сахара. И еще он казался хрупким, как будто его легко можно было разбить одним ударом кувалды.
Добравшись до уровня, на котором стояли они с Лайлом, Алан Харрис повернулся лицом к городу и присел на корточки, спрятав руки под мышками, чтобы их согреть. Это была его любимая поза в тех случаях, когда он собирался долго оставаться на одном месте.
Прошло несколько минут, и вдруг поблизости раздался голос:
– Эй, там, хватит рассиживать, кто за тебя работать будет? Передай мне молоток.
Застигнутый врасплох, Алан повернул голову вправо, широко раскрыв глаза от изумления. На другом конце помоста стоял мужчина в заляпанном краской комбинезоне и желтой каске, с кожаным поясом для инструментов. Это был не Лайл Толбот.
– Простите, что?
– Шевелись, дел еще невпроворот. Нам платят не за отдых. Передай мне вон тот молоток.
Алан взглянул себе под ноги, и там действительно обнаружился большой молоток с деревянной рукояткой и резиновым бойком. Даже в темноте было видно, что инструменту довелось изрядно потрудиться на своем веку. Поколебавшись, он встал, подобрал молоток и направился к незнакомцу:
– Но я не…
Человек тряхнул головой, как бы отметая возражения, и повернулся лицом к фасаду. Затем, вытянув из ячейки в инструментальном поясе короткое стальное зубило, он указал им на стену:
– Видишь этот слой? Его надо полностью снять перед тем, как заново делать облицовку. Весь этот участок придется срубать до самой кладки. Понял? Вот, смотри…
В течение нескольких минут он демонстрировал Алану, как управляться с молотком и зубилом. Юрист молча смотрел и слушал. А что он мог сказать? И вообще, что делал здесь этот тип посреди ночи? Разве у них бывают ночные смены? Алан имел множество вопросов, но не рискнул их задать, будучи нарушителем, которого, судя по всему, ошибочно приняли за одного из своих. Оставалось только ждать, когда работяга выговорится и уйдет, после чего можно будет тихонько спуститься на улицу и уйти восвояси.
– А теперь попробуй сам.
Человек протянул ему инструменты. Алан нерешительно взял их, приставил зубило к стене и ударил по нему молотком.
– Сильнее! Этой штукатурке невесть сколько лет. Ты не отколешь ее таким нежным тюканьем.
Алан нанес новый удар, гораздо сильнее предыдущего. От фасада отломился маленький кусок.
– Еще сильнее. Это стена, а не женщина, нечего ее ласкать. Врежь ей!
Невольно улыбнувшись этому сравнению, он ударил по зубилу изо всех сил, и на сей раз отколол изрядный пласт.
– Вот это другое дело, продолжай в том же духе. Я попозже приду и проверю.
Работяга вытер руки о свой комбинезон, подошел к краю помоста, схватился за стойку и начал прямо по ней съезжать вниз. Многочисленные инструменты на его поясе побрякивали в процессе спуска.
Алан решил немного выждать, прежде чем уйти. А чтобы занять себя в эти минуты, снова взялся за молоток и зубило.
Четверть часа пролетело незаметно. Он получал удовольствие от работы, хотя и несколько тревожился из-за производимого шума, но потом решил, что с такой высоты шум вряд ли достигает земли. Он не имел привычки к физическому труду, однако быстро втянулся и чувствовал себя прекрасно. Сбивая кусок за куском старую облицовку, он подумал, что неплохо бы найти себе хобби, связанное с ручной работой. Может, изготовление мебели или даже ваяние. Инструменты в его руках были увесисты и добротны. Приятно для разнообразия поработать руками, давая отдых мозгам.
Размышляя в таком духе, он нанес очередной удар и отколол от стены очередной кусок, который, однако, не упал на помост, как другие. Вместо этого белый обломок размером с перочинный нож просто повис в воздухе между ним и фасадом. И похоже, не собирался падать. Руки Алана вместе с зажатыми в них инструментами медленно опустились, пока он, не веря своим глазам, взирал на частицу здания, плавающую в воздухе на уровне его груди.
– Возьми его. Отломи кусочек и съешь, – прозвучал голос за его спиной.
Развернувшись, Алан увидел крупную женщину средних лет, в темных очках и рабочей одежде. Он не слышал, как она приблизилась. Вопросительным жестом он указал на обломок; она кивнула. Он потянулся и взял его из воздуха. Затем, как было сказано, отломил маленький кусочек, нерешительно положил его на язык, закрыл рот. И начал жевать.
* * *Жена больше его не видела. После перенесенных страхов, тревог, приступов гнева и нервной прострации ее сердце и разум оказались на грани срыва.
В конечном счете ее спас добрый человек – профессор-гебраист из местного университета – с его ненавязчивыми, но целеустремленными ухаживаниями. Их отношения окрепли после того, как однажды вечером она долго изливала ему душу, а он мудро хранил молчание, не прерывая ее рассказа. Евреев не удивишь таинственными вещами; нередко тайна является их «третьим родителем». Они знают, что говорить об этом бесполезно; и когда тайна обрушивается на человека, ближним остается лишь кивать и выражать ему сочувствие. Этому их научила сама история, показав, что жизнь – как и способ ухода из жизни – зачастую не имеет никакого смысла. Хорошо это зная, профессор без лишних слов протянул ей листок бумаги, положивший начало ее исцелению. На листке было написано: «Вы не обязаны изменить мир, но вы также не вправе отказаться от попыток это сделать». Она прочла и даже не успела спросить, чьи это слова, как разразилась рыданиями. Однако впервые со дня исчезновения мужа слезы были очищающими, а не скорбными, и хотя выздоровление растянулось на долгое время, началось оно в тот самый момент.
