Уильям Голдинг - На край света (трилогия)
– Кто здесь? – раздался слабый голос у меня за спиной.
– Это я, Эдмунд Тальбот.
Но Преттимен, похоже, снова впал в оцепенение. Я рассвирепел. Зачем я пообещал дождаться, пока он проснется? Ведь прошлой ночью обнаружилось, какое проклятие я несу в себе! Я опустился на стул. Смятые одеяла скрывали очертания недвижного тела, выделялись только ноги. Запах успокоительного усилился. Сознание вновь ускользнуло куда-то из полуразрушенного тела. Запавшие веки не трепетали. Рот приоткрылся, но более не издавал ничего, кроме вздохов.
Я откинулся на спинку стула и вновь рассмотрел Преттимена. Под плотно закрытыми веками бешено метались туда-сюда зрачки. Дыхание стало частым, одышливым. На миг мне показалось, что сейчас он откроет глаза, но он лишь забормотал во сне – неровно, отрывисто:
– …Джон Лайти – к пожизненной ссылке. Баронету Гамильтону Моултингу, полковнику легкого драгунского полка, возмещение затрат на обмундирование… Расходы докладчика в суде… Мунго Фицгенри, пожизненному чиновнику канцлерского суда, четыре тысячи и шесть фунтов…
Боже милосердный – мой кузен и этот шут? Что, черт возьми, он имеет в виду?! Я схватился за дверную ручку – и почувствовал, как она поворачивается снаружи. В каюту заглянула мисс Грэнхем.
– Еще не проснулся? – шепнула она.
– Нет.
Преттимен спросил слабым голосом:
– Летиция? Это вы?
– Это мистер Тальбот. Он пришел навестить вас, Алоизий.
– Уильям Колльер, четырнадцать лет за организацию незаконных собраний…
– Это я, мистер Преттимен, Эдмунд Тальбот. Говорят, вы хотели меня видеть? Я тут.
Мисс Грэнхем за моей спиной закрыла дверь.
– Летиция?
– Мисс Грэнхем вышла. Она считает, что вы жаждете со мной поговорить, хотя чем я обязан такой честью…
Он беспокойно завертел головой, сжал зубы.
– Я не могу приподняться.
– Не волнуйтесь. Я встану вот тут, чтобы вы меня видели.
– Сядьте, молодой человек, сядьте!
Нет сомнений – это был приказ. Я и рад бы сказать, что уселся только для того, чтобы угодить больному, но истина была в том, что тело мое повиновалось само собой, прежде чем я успел хоть что-то сообразить! Корабль вздрогнул. Преттимен застонал сквозь сжатые зубы. Пока лицо его прояснялось, я заговорил – отрывисто, раздраженный своей неожиданной покорностью:
– Полагаю, вы хотели мне что-то сообщить.
– Как вы знаете, мы с мисс Грэнхем…
Он умолк. Не знаю, что помешало ему – боль или естественное смущение оттого, что придется обсуждать столь тонкую тему с посторонним. Я решил помочь больному, тем более в противном случае наш разговор грозил затянуться до бесконечности.
– Я, как и все мы на судне, наслышан, что эта достойная леди согласилась сделать вас счастливейшим из мужей. Ее я уже, если не ошибаюсь, поздравил, позвольте же…
– Вы невыносимо велеречивы!
– Я попросил бы, сэр!
– Она согласилась выйти за меня замуж.
– Именно это я и сказал!
– Я имею в виду – тотчас! Неужели не ясно?
– У нас нет священника!
– Церемонию проведет капитан Андерсон. Вы, что, вообще ничего не знаете?
Я замолчал. Чем меньше я буду говорить, тем быстрей мы дойдем до сути, и никак иначе. Мистер Преттимен провел языком по губам и причмокнул.
– Хотите пить? Правда, здешняя вода…
На этот раз он повернул голову и внимательно рассмотрел меня – как я только что рассматривал его. Тень невеселой улыбки углубила складки вокруг рта.
– Трудно со мною, да?
Я тоже улыбнулся – сочувственно.
– Вам и самому очень тяжело, вот в чем все дело. Любой на вашем месте… Возможно, когда погода наладится, вы сможете выйти и…
– Я умираю.
– Мистер Преттимен! Перелом…
– Да прекратите вы чушь пороть! Раз я говорю, что умираю, значит, умираю, и скоро умру! – неожиданно закричал он.
Этот внезапный взрыв закончился очередным стоном, вырвавшимся из самых глубин его страдания, которое, по-моему, каким-то неосторожным жестом он навлек на себя сам.
– Мистер Преттимен, умоляю вас!
Он замолчал и затих, на лбу выступила испарина. Мисс Грэнхем заглянула в дверь. На этот раз она вошла в каюту, вытащила из-под подушки больного платок и обтерла ему лицо, на которое тут же вернулась улыбка.
– Спасибо, спасибо, – пробормотал он куда более мягко, чем говорил со мной. – Летти, не дежурьте около меня. Я чувствую себя неплохо, лекарство все еще действует. Лучше вернитесь в каюту, постарайтесь хоть немного отдохнуть. Вам это необходимо. Я не в силах думать, что вы из-за меня глаз не смыкаете.
Мисс Грэнхем взглянула на меня, улыбнулась жениху и вышла.
– Мистер Тальбот, я прошу вас стать свидетелем.
– Меня?!
– Вас и Олдмедоу. Свидетелями на моей свадьбе.
– Но это же смешно! Мы не занимаем на корабле никакого положения! Чарльз Саммерс или, скажем, мистер Камбершам… А я могу стать посаженым отцом – да кем хотите!
– Вам не надо быть посаженым отцом, им станет мистер Ист.
– Мистер Ист?! Печатник?!
– Да выслушайте же! Или вы намерены перебивать меня до бесконечности?
В голове моей роилось множество ответов, но, выбирая лучший, я упустил время. Преттимен закрыл глаза и продолжил:
– Судовые офицеры получат новые назначения. Кто знает, куда их занесет? По всему ясно, что это последний вояж нашей древней посудины. Вы с Олдмедоу останетесь в Сиднейской бухте. Неужели непонятно, мистер Тальбот? Мисс Грэнхем унаследует мое состояние, каким бы скромным оно ни было. Но без достойных свидетелей, да на расстоянии восемнадцати тысяч миль от наших насквозь продажных судей…
– Как это – продажных?! Нет, это неслыханно! Британская система правосудия…
Глаза его распахнулись.
– А я говорю – продажных! Нет, в том, что касается денег, на них можно положиться, но они продажны во всем остальном в силу своих привилегий, земельного законодательства, порочной системы судебного представительства…
Голос Преттимена поднялся до пронзительных нот. Но видно, ангел смерти подлетел к нему так близко, что он немедленно понизил тон – столь стремительно, что еще несколько минут назад это показалось бы комичным.
– Не будем углубляться в суть проблемы, Тальбот. В конце концов, я говорю с представителем… а, пустое! Итак: вы и Олдмедоу, как свидетели бракосочетания, станете гарантией того, что мисс Грэнхем унаследует все.
– Я буду рад служить многоуважаемой мисс Грэнхем любым доступным мне способом… – Я запнулся и вдруг почувствовал, что это правда. – Разумеется, сэр. Однако надеюсь, что еще многие годы…
На щеках Преттимена вспыхнули красные пятна.
– Чепуха! Мне не так уж много осталось – несколько дней, а то и часов.
– А оглашение брака?
– В наших обстоятельствах им можно пренебречь. Все, разговор окончен.
Мы помолчали. Преттимен беспокойно заерзал. Я приподнялся со стула, но он остановил меня взмахом руки.
– Это еще не все. Не люблю просить об одолжениях, но в данном случае…
– Вы имеете полное право, сэр. Ради мисс Грэнхем.
– Мистер Саммерс говорил мне, что вы, во всяком случае, стоите за «честную игру». Фраза наивная…
– Фраза хорошая, мистер Преттимен. То, что школьники зовут «честной игрой», взрослые называют справедливостью.
– Вы верите в справедливость.
Воцарилась тишина. Я поглядел на полку с книгами в изголовье. Серьезное чтение.
– Я – англичанин.
– Мисс Грэнхем одобрительно отзывалась о вашем духовном росте…
– О чем?
– Не представляю, насколько цивилизованы отношения в наших колониях, однако готов к худшему. Прошу вас проследить, чтобы ей оказали прием, приличествующий культурному обществу.
– Дружбу с ней я почту за честь, сэр. Даю слово, что приложу все усилия для ее защиты.
Преттимен слабо улыбнулся – силы оставляли его.
– Надо признать – в большинстве случаев она не так уж нуждается в защите. И все-таки иногда дамы, согласно законам Природы, находятся в невыгодном положении. Боюсь, в колониях пока не сложилось достойное отношение к женщине.
– Не могу знать.
– И еще один вопрос.
Я ждал, но мистер Преттимен сохранял молчание.
– Какой вопрос, сэр?
Он промолчал, по-видимому, испытывая какую-то неловкость.
– Может быть, помочь вам улечься поудобнее, сэр? У вас одеяла сбились…
Голова Преттимена беспокойно металась по подушке.
– Это не одеяла, это опухоль нижней части живота и верхней части бедер.
– Боже мой!
– Можно обойтись без подобных восклицаний? Так вот, меня нельзя двигать. Любое перемещение, даже в самых необходимых целях – му́ка, которая лишает меня последних сил.
Он передохнул и промолвил:
– Итак, последний вопрос. Строго между нами. Я долго размышлял и решил, что поступаю правильно. Придвиньтесь поближе.
Я подвинул парусиновый стул к койке и наклонился. Неприятный запах сделался сильнее. Не начало ли это гниения? Я мало что понимаю в подобных делах.
– У меня для вас есть бумага.
