Виктория Хислоп - Остров
– Так мы идем или нет? – резко бросил Андреас.
Анна как будто и не замечала ледяного тона супруга. Зато на него обратила внимание Элефтерия. Ее смутило то, как сын разговаривал с женой. Она никогда прежде не слышала такого холодного тона и теперь пыталась понять, не проснулся ли наконец Андреас, не заметил ли излишней фамильярности, давно уже возникшей между его женой и Маноли. Сама она однажды сказала о своих опасениях Александросу. Но это было ошибкой. Александрос рассердился и поклялся «вышибить из дома этого донжуана», если тот позволит себе хоть что-то лишнее. После этого Элефтерия держала свои подозрения при себе.
– Пора спать, солнышко! – Анна повернулась к своей малышке, чьи пухлые ручки тут же потянулись к матери. – Будь умничкой! – С этими словами она оставила на лбу Софии безупречный отпечаток своих губ и вышла из комнаты.
Андреас ждал ее в машине, включив мотор. Он уже знал, почему жена так старательно наводит красоту, знал, что это не для него.
Понадобилось совсем немного, чтобы Андреас наконец понял, что жена ему неверна: серьга под подушкой.
Анна всегда педантично готовилась ко сну, снимая все драгоценности и тщательно складывая их в обитый бархатом ящичек комода, и Андреас прекрасно понимал, что заметил бы, если бы Анна накануне вечером легла в постель с бриллиантовыми серьгами в ушах. Он ничего не сказал, увидев золотой блеск на белой льняной простыне, но его сердце сжалось и похолодело. В это мгновение было смертельно ранено его филотимо – глубинное чувство чести и гордости, которое делает мужчину мужчиной.
Через два дня после этого Андреас вернулся домой днем и, остановив машину в отдалении, остаток пути прошел пешком. Андреас ничуть не удивился, увидев перед входом грузовик Маноли. Он и так знал, что кузен должен быть там. Тихо открыв входную дверь, Андреас вошел в холл. Тикали часы, и больше ничего в доме не было слышно. И вдруг тишина была нарушена. Женским стоном. Андреас вцепился в перила лестницы, его затошнило от звуков экстаза его жены. Инстинкт требовал, чтобы он бросился вверх по лестнице, ворвался в спальню и разорвал обоих преступников в клочья, но что-то его остановило. Он ведь Андреас Вандулакис. Он должен действовать более взвешенно, ему сначала надо было подумать.
Когда Мария подошла к площади, там уже собралась изрядная толпа. Она заметила Димитрия, стоявшего в центре небольшой группы людей вместе с Герасимо Вилакисом, который на Спиналонге владел кофейней, и Кристиной Крусталакис, радостно улыбавшейся. Это делало ее почти неузнаваемой. Вокруг звучали взволнованные разговоры, а где-то в дальнем конце улицы бренчала греческая гитара. Мария вышла на открытое пространство, а справа и слева звучали приветствия. Она увидела здесь много знакомых афинян, они поспешили познакомить Марию с приехавшими встретить их родственниками и друзьями, называя ее волшебницей трав. Это польстило Марии, хотя то, что многие звали ее еще и святой Марией, ей не понравилось.
Последние часы пролетели так быстро, что Марии даже некогда было подумать о докторе Киритсисе. Они не попрощались, поэтому Мария была уверена, что они еще встретятся. Хотя, возможно, и не скоро. Смешиваясь с толпой, Мария чувствовала, как сильно колотится ее сердце, словно намереваясь выскочить из груди. И тут она заметила Киритсиса. Он сидел за одним из длинных столов рядом с доктором Лапакисом. Несмотря на толпу вокруг, Мария видела теперь только его, его серебристые волосы, почти сиявшие в угасающем свете дня. Доктора о чем-то увлеченно беседовали, но вот Лапакис поднял голову и заметил Марию.
– Мария! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Сегодня великий день для вас! Как вы себя чувствуете, возвратившись домой?
К счастью, это был не тот вопрос, которого на самом деле опасалась Мария, потому что тогда она просто не знала бы, что сказать. В это мгновение подошли Пападимитриу и его жена, а вместе с ними еще двое мужчин, настолько похожих на Пападимитриу, что незачем было и спрашивать, кто они такие, – ясно, что его братья. Староста острова хотел познакомить их с человеком, который сумел подарить всем прокаженным новую жизнь. Позже за это поднимут еще десятки тостов, но они хотели стать первыми, кто от души поблагодарит врачей.
Киритсис молчал, но Мария ощущала на себе его взгляд, но когда Лапакис заговорил с семейством Пападимитриу, Киритсис отвел Марию в сторону.
– Могу я отнять у вас немножко времени? – спросил он вежливо, но достаточно громко для того, чтобы Мария расслышала его сквозь общий шум. – Лучше найти местечко потише, – добавил он.
– Мы можем пройти к церкви, – предложила Мария. – Мне хочется туда заглянуть, поставить свечку.
Они ушли с набитой народом площади, где какофония возбужденных голосов уже достигла оглушающего уровня. Когда они прошли подальше по пустой улочке в сторону церкви, шум толпы превратился в невнятный гул. Охватившее Киритсиса нетерпение подтолкнуло его к дальнейшему. Болезнь отняла у этой женщины немалую часть жизни, и незачем теперь терять хотя бы секунду. Вся сдержанность на мгновение покинула доктора, он стал дерзким. У входа в церковь Киритсис повернулся к Марии:
– Я должен кое-что вам сказать. Вообще-то, это нечто совсем простое. Я очень хочу, чтобы вы вышли за меня замуж.
Это было утверждение, а не вопрос. И прозвучали слова Киритсиса так, словно не нуждались в ответе. У Марии давно не осталось сомнений в том, что доктор Киритсис любит ее, но она запретила себе мечтать на эту тему. Марии казалось безопаснее погрузиться в воспоминания о прошедших годах, чем переходить к чему-то новому, начать жить здесь и сейчас, в мире, где разочарование могло уничтожить все ее фантазии.
Какое-то время Мария молчала, глядя на Киритсиса, взявшего ее за плечи. Как будто нужно было убеждать ее в том, что доктор сказал это всерьез.
– Ни к кому и никогда я не испытывал таких чувств, как к вам, – нарушил молчание Киритсис. – Если вы не хотите выходить за меня, я уеду и вам незачем будет обо мне думать. – Его пальцы чуть крепче сжали плечи Марии. – Но в любом случае я должен знать.
Значит, это все-таки вопрос. У Марии пересохло во рту, и ей понадобилось огромное усилие для того, чтобы справиться с собственным языком.
– Да. – Это был один-единственный слог, который она смогла из себя выдавить. – Да.
– Вы выйдете за меня?!
Киритсис выглядел изумленным. Эта темноволосая женщина, его пациентка, которую он как будто знал очень хорошо и в то же время почти не знал, соглашалась стать его женой. Наконец лицо доктора расплылось в улыбке, и Мария ответила тем же, просияв. Доктор, сначала неуверенно, а потом с нарастающей страстью, поцеловал ее, и тут, внезапно осознав, как они должны выглядеть на пустынной улице, доктор и Мария отпрянули друг от друга.
– Нам нужно вернуться на площадь, – заговорил первым Киритсис. Чувство долга и благопристойности овладело им острее, чем когда-либо прежде. – Люди могут начать гадать, куда мы подевались.
Доктор был прав: им необходимо было вернуться, в празднике должны поучаствовать все, а уж потом каждый мог идти своей дорогой. К тому времени, когда они пришли на площадь, уже начались танцы. Образовался огромный круг, все танцевали медленный пентозали. К хороводу присоединился даже Гиоргис. Старый рыбак, который во время праздников сидел где-нибудь в тени, на этот раз всем сердцем присоединился к веселью.
Фотини первой заметила возвращение подруги в обществе доктора и сразу поняла, что Марию наконец-то ждет настоящее счастье. Но эти двое решили ничего никому сразу не говорить – им хотелось, чтобы первым узнал Гиоргис, а головокружительная атмосфера танца совсем не подходила для таких новостей.
Когда танец закончился и Гиоргис нашел Марию, у него был к ней только один вопрос:
– Ты видела Анну? Она здесь?
В последние годы Гиоргис уже отказался от надежды, что его семья снова станет единой, но сегодня у него появился шанс на это. Но Гиоргиса удивляло отсутствие Анны, она ведь сама пообещала прийти.
– Уверена, она придет, отец, раз уж так сказала, – постаралась успокоить его Мария, хотя ее слова и прозвучали для них обоих как нечто пустое. – Почему бы нам не потанцевать еще? – предложила она. – Ты, похоже, полон сил.
Мария повела отца в центр, и они присоединились к следующему танцу.
Фотини хлопотала, расставляя на столах тарелки с едой. Она заметила, что доктор наблюдает за танцующей Марией, и почувствовала себя счастливой, как никогда, ведь ее милая подруга нашла себе такого замечательного мужчину. К этому времени уже стемнело, ветер затих, море было совершенно спокойным. Жара, казалось, не стала меньше ни на градус по сравнению с душным полуднем, и когда люди садились передохнуть между танцами, они жадно пили вино, роняя капли в пыль. После танца Мария вернулась к Киритсису, и они одновременно подняли свои стаканы. Это был безмолвный тост.
