Виктория Хислоп - Остров

Эд и не ожидал ответа на этот вопрос. Он уже встал и, повернувшись к Алексис спиной, отправился к стойке бара, чтобы взять себе еще выпивки. Алексис видела весь его гнев и негодование, и пока Эд не вернулся обратно, она быстро поднялась и молча ускользнула. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы зайти в отель, сложить в сумку одежду, схватить с прикроватной тумбочки пару книг – и написать записку Эду.

Прости, что все так закончилось. Ты никогда не хотел слушать.

Она не добавила ни «любящая Алексис», ни «целую». Это был конец. Теперь Алексис могла признаться себе в этом. Никакой любви не осталось.

Глава 27

Вскоре Алексис уже ехала обратно в Ираклион. Было около четырех часов дня, а она собиралась добраться до города к семи, как раз вовремя, чтобы вернуть взятую напрокат машину и успеть на паром, отходивший в восемь вечера.

Проезжая по ровной дороге, повторявшей изгибы берега и позволявшей наслаждаться прекрасным видом моря, Алексис ощутила прилив настоящей эйфории. Слева от нее все было синим: лазурное море и сапфировое небо. И почему говорят: «Чтобы ты посинел», гадала Алексис. Это же такой прекрасный цвет! Ясное небо и сверкающая вода словно сливались с ее экстатическим чувством благополучия.

Окна машины были опущены, теплый ветер продувал все насквозь, волосы Алексис взлетали за спиной, как некая темная волна, и она громко и страстно распевала «Brown-Eyed Girl», почти не прислушиваясь к звукам кассеты, что крутилась в дешевом магнитофоне автомобиля. Эд ненавидел Вана Моррисона.

Это опьяняющее путешествие длилось чуть больше двух часов, и когда Алексис неслась вперед, выжимая скорость в страхе опоздать на паром, она совсем не чувствовала грусти расставания с Эдом.

Предельно быстро управившись с возвратом машины, Алексис купила билет на паром и взбежала по трапу. Алексис была прекрасно знакома вонь дыма, что приветствовала пассажиров, садившихся на любой греческий паром, но она знала: через час или два она к этому привыкнет. Машины еще продолжали въезжать на палубу, и погрузка товаров тоже не закончилась, все это сопровождалось громкими криками темноволосых мужчин, говоривших на языке, который, к стыду своему, Алексис до сих пор почти не знала. Но в данной ситуации это, пожалуй, и к лучшему. Она увидела дверь, на которой было написано: «Для пассажиров без машин», и с благодарностью скрылась за ней.

Где-то здесь, на пароме, Алексис должна была найти мать. На судне было два больших салона, один для курильщиков, второй, куда менее наполненный пассажирами, для некурящих. Во втором устроилась компания американских студентов, а в первом находились несколько больших семейных групп, возвращавшихся на материковую Грецию после отдыха на Крите. Греки были очень шумными, и казалось, что они ссорятся друг с другом, хотя на самом деле они, скорее всего, просто обсуждали, съесть им сэндвичи сейчас или немного позже. Алексис не обнаружила матери ни там ни там и потому поднялась на палубу.

В угасающем дневном свете Алексис увидела Софию вдали, ближе к носу парома. Она сидела в одиночестве, маленькая дорожная сумка стояла у ее ног. София смотрела на мигавшие вдали огни Ираклиона и на мощные, с арочными проемами стены арсенала – он был построен венецианцами. Крепость XVI века, охранявшая залив, выглядела так, словно ее возвели только вчера.

Днем раньше Алексис изумилась, внезапно увидев свою мать. На этот раз настала очередь Софии широко открыть глаза при виде дочери.

– Алексис! Что ты здесь делаешь? – воскликнула она. – Я думала, ты вернулась в Ханью.

– Я и вернулась.

– Но тогда почему ты здесь? А где Эд?

– В Ханье. Я его там оставила.

Объяснять тут было нечего, но Алексис хотелось поговорить.

– Все кончено. Я наконец поняла, как все это было бессмысленно, скучно, – начала она. – Когда я сидела там, в Плаке, и слушала, как Фотини описывает вашу семью, рассказывает, через что всем пришлось пройти, меня прежде всего поразило то, как сильно все они любили друг друга. В болезни и здравии, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучала их… Я знаю, что ничего подобного я не чувствую к Эду – и уж определенно не почувствую лет через двадцать или хотя бы через десять.

За все те десятилетия, что София провела вдали от людей и места, где она выросла и где о ней заботились, она никогда не формулировала всего этого так четко. Дочь заставила ее посмотреть на собственных предков так, словно они были участниками некоего драматического представления. Наконец-то София увидела не унижение, а героизм, не вероломство, а страсть, не проказу, а любовь.

Все теперь вышло на свет, раны были выставлены наружу и наконец получили возможность исцеления. И ничего постыдного в них не было. Софии больше не нужно было что-то скрывать, впервые за двадцать пять лет она не стала сдерживать слезы.

Пока неуклюжий паром медленно удалялся от залива, время от времени пронзая гудком тихий ночной воздух, Алексис и София стояли у поручней, и легкий ветер овевал их лица. Взявшись за руки, мать и дочь смотрели вдаль, через потемневшую воду, пока огни Крита не растаяли вдали.

Проказа – одна из древнейших в мире болезней. Если ее не лечить, она может искалечить тело человека и сделать его инвалидом. В 1980-х годах наконец появилось эффективное комбинированное лечение.

Но вакцины, которая защитила бы человека от проказы, до сих пор не существует, потому что до сих пор нет достаточных знаний ни о самой болезни, ни о том, почему одни люди обладают природным иммунитетом к ней, а другие – нет.

В мире каждые две минуты одному человеку ставится такой диагноз, его начинают лечить от проказы. Но многие заболевшие еще до постановки диагноза оказываются изувеченными.

Несмотря на возможность полного излечения, миллионы человек по всему миру до сих пор страдают от последствий проказы. Люди зачастую по-прежнему подвергаются дискриминации и изгоняются из общества из-за своей болезни или из-за того, что заболел кто-то в их семье.

С лепрой, нищетой и предрассудками борются международные благотворительные фонды. Они помогают тем, кто страдает от древнейших и наиболее запущенных болезней, включая проказу. Фонды заботятся не только о том, чтобы люди получали лечение, но и поддерживают больных, стараясь улучшить их жизнь.

Первый такой фонд, занимающийся профилактикой, лечением и помощью прокаженным, был создан в 1924 году.

На то, чтобы оградить от дискриминации человека, излечившегося от лепры, требуется в среднем двадцать пять фунтов стерлингов.

Фонды добились того, что правительства разных стран стали проявлять заботу о прокаженных. Также фонды публикуют результаты академических исследований болезни и помогают врачам на местах ознакомиться с ними.

Однако этого явно недостаточно, учитывая то, что каждый год более миллиона человек не только страдают от проказы, но и подвергаются дискриминации из-за своей болезни. Если бы фонды имели больше финансовой поддержки, их работа стала бы значительно эффективней.

Подробную информацию вы можете найти на сайте: www.lepra.org.uk или Lepra, 28 Middleborough, Colchester, Essex C01 1TG.

Сноски

1

Воды, пожалуйста (греч.).

2

Лев. 13: 43, 44, 45.