Барбара Вайн - Ковер царя Соломона
Пустота, которую женщина почувствовала на полпути к кухне, не имела никакого отношения к голоду или алкоголю. Это вытекала из нее душа. Казалось, что все исчезает: все, что ее поддерживало, все, что утешало, все ее надежды. А то, что осталось в итоге, было чем-то ничтожным, голым и хрупким. Правда, есть еще Аксель. Алиса ухватилась за эту мысль. В холодильнике нашлось немного салями и несколько помидоров, а в жестянке из-под печенья лежал недавно открытый пакет с крекерами. Аппетит у скрипачки пропал, но она все-же сгрызла пару крекеров с помидором.
Немного побаиваясь встретить Тома, который мог ее избить, Алиса вернулась наверх. Кто его знает, не перешел ли он от битья тарелок к избиению людей? Затаив дыхание, она на цыпочках прокралась мимо его комнаты, поднялась в «пятый класс» и, подумав, что флейтист может вломиться и туда, заперла дверь на ключ. Потом она опустилась на колени и начала обыскивать чемоданы Акселя.
В первом под футболками, носками и какими-то брошюрами она нашла фотографию в серебряной, сильно потускневшей рамке. Девушка на студийном фото была копией того портрета на стене, тем более что на черно-белом снимке было непонятно, какого цвета у нее волосы, рыжие или просто темные. Белая лебединая шея, большие выразительные глаза… В уголке портрета четким почерком было выведено: «Акселю с любовью. Алиса».
Кровь прилила к лицу скрипачки. Неизвестную девушку звали так же, как и ее. Она вспомнила их первую встречу с Джонасом, то, как с запинкой он повторил ее имя. Закрыв ледяными руками горящее лицо, она стала думать об этой красавице, с которой, вполне возможно, сейчас был ее возлюбленный. Потом женщина лихорадочно продолжила свои поиски. В коробке с надписью «Диазопленка. Готова к употреблению»[36] обнаружилась связка писем. При всем своем возбуждении и ревности Алиса не считала, что произошло нечто, дающее ей право прочитать письма Акселя. Вот если он и завтра не вернется, тогда – да, она их прочтет. Под письмами лежала вырезанная из журнала репродукция картины, но не той, которая висела у него на стене. Надпись под репродукцией гласила: «Эдвард Берн-Джонс «Зачарованный Мерлин» (Натурщица: Мария Замбако)».
Девушка на картине смотрела сверху вниз на полулежащего мужчину в черном плаще. Она была чрезмерно высока, у нее были непропорционально длинные конечности и маленькая голова. Ее тело обволакивало полупрозрачное одеяние, а в волосы были вплетены змеи. Картина неизъяснимо тревожила и беспокоила Алису. Она перевернула репродукцию, положила поверх портрет в рамке, захлопнула крышку чемодана и вдруг заметила, что дышит с трудом, словно пережила удар.
В другом чемодане нашлось только немного книг. По крайней мере, так скрипачке показалось на первый взгляд. Она открыла одну из них, и это оказался художественный альбом с фотографиями Скребневски. Женщина перелистала его, почти уверенная, что и здесь найдет портрет той девушки. И в каком-то смысле оказалась права, обнаружив вложенное между страницами фото.
Безбородый и куда более юный Аксель и та самая девушка в саду в итальянском стиле опирались на каменную балюстраду с кипарисами на заднем плане. Алиса чуть не задохнулась, увидев, насколько похожи эти двое: одинаковые очертания бледных лиц, высоких лбов, больших темных глаз и ярких ртов. Оба были высокими и тонкими, девушка всего на несколько дюймов ниже Джонаса.
На ее руке, лежащей на плече Акселя, было то самое кольцо, которое теперь носил он сам. Алиса посмотрела на оборот, хотя уже и сама все поняла. Там было написано: «Близнецы в саду Стивен-Темпл». Почерк был дрожащим, старческим – наверное, фото подписал кто-то из их родителей или, что еще более вероятно, бабушка или дедушка.
Значит, она – его сестра. Скрипачке стало легко, словно она долго страдала от жажды и ей дали наконец стакан воды. Она освободилась от ревности и вновь почувствовала себя светло и беззаботно. Наверное, и то платье принадлежит сестре Джонаса. Она открыла шкаф и посмотрела на сверкающий в темноте наряд. Он мог купить его сестре в подарок. Женщина подумала, что ей совершенно неважно, насколько сильно Аксель любит свою сестру по имени Алиса.
На этот раз она осмотрела весь шкаф. Темного свитера там уже не было – наверное, ее друг надел его. На месте свитера в левом углу висело его длинное черное пальто с длинным же и черным шарфом, накинутым поверх. А под ним, на дне шкафа, в самой глубине, обнаружился большой прямоугольный сверток, вроде того, что она видела в чемодане, только в целлофановом пакете.
После того как исчезли ее ревность и страх, в Алисе снова проснулась любопытная жена Синей Бороды. Она тщательно исследовала сверток. Вытащила его из пакета, ослабила уголок коричневой оберточной бумаги и аккуратно, стараясь ее не порвать, отклеила ленту скотча. В свертке была картонная коробка с надписью «Магнезия для вспышки. Осторожно, огнеопасно!». Всего-навсего еще одна коробка с фотографическими реактивами, наверное, давно пустая и набитая какими-нибудь письмами.
Этот сверток стал первой вещью в комнате, по которой определенно было видно, что ее трогали. В чемоданах Алиса сложила все вещи так, как они лежали прежде. Теперь же, она была в этом уверена, Аксель обязательно заметит, что коробку вскрывали. Она обыскала всю комнату и обнаружила в одном из выдвижных ящиков стола скотч. Тщательно завернув коробку в оберточную бумагу, женщина заклеила ее и сунула обратно в целлофановый пакет.
Только сейчас Алиса вдруг заметила, что в комнате воняет бензином. Она не могла понять, был ли этот запах чем-то новым или так здесь пахло и раньше. От этого бензина, вдыхаемого через ноздри и рот, у скрипачки разболелась голова. Она бы хотела провести здесь всю ночь, но с таким запахом это было совершенно невозможно.
По-видимому, ночью Джонас вернется. Алиса спустилась в свою комнату, разделась и легла в постель. Заметив футляр со скрипкой, она крепко зажмурилась и открыла глаза только в темноте, потушив ночник. Теперь скрипки больше видно не было. Последнее время один взгляд на инструмент заставлял его хозяйку морщиться, как от удара. Музыка ушла из жизни Алисы, ее место занял Аксель.
Еще не было и десяти. Она была не уверена, что заснет, но просто не знала, чем еще заняться. В соседней комнате было тихо, как будто Том ушел. Она лежала в темноте, слушая звуки проходящих поездов и все собираясь встать, накинуть пальто, пойти к Тине и попросить у нее снотворного, и сама не заметила, как провалилась в глубокий тяжелый сон.
Теперь Сесилия спала почти все время. Врач сказала, что так для нее будет лучше, а она пока подыщет место в больнице, потому что уход за подругой будет Дафне не по силам. Внуки больше не приходили – это уже было не по силам самой больной.
Она все еще любила смотреть новости, обложенная со всех сторон подушками и вложив мертвую руку в ладонь своей сиделки. Они вместе смотрели репортаж о галереях подземки, покрытых ямами и трещинами от взрыва. Показали и какую-то комнату, полную оборудования, но не слишком, впрочем, пострадавшую. Полы галерей были в пятнах, похожих на потеки крови, но Дафна сказала, что это всего лишь масло.
Восстановительные работы шли вовсю – не сегодня завтра поезда должны были снова пойти на Холборн. Личность преступника осталась неустановленной. Диктор произнес это так сдержанно и осторожно, что создавалось впечатление, будто он знает куда больше, чем говорит. Старушки решили, что лично они ничего об этом знать не хотят. Когда репортаж был продолжен, Сесилия пробормотала, что там, на полу, валяется нечто, напоминающее волосы. Говорила она теперь с большим трудом, и никто, кроме Дафны, не понимал ее нечеткой речи.
– Это просто волокно, – объяснила ей миссис Блич-Палмер. – Что-нибудь вроде веревки или кокосовой кожуры.
Хотя обе они не могли представить, каким образом кокосовая кожура оказалась в метро. ИРА, кстати, заявила о своей непричастности к взрыву.
– Они же никогда еще такого не делали, правда? – спросила миссис Дарн.
– Да вроде бы нет, впрочем, не уверена. Я же не такая ярая поклонница теленовостей, как ты, Сисси, – пожала плечами ее подруга.
– Ты знаешь, как только найдется место, меня заберут в больницу, – сказала больная.
Дафна ответила, что это случится только через ее труп.
Алиса проспала всю ночь. Перед тем как проснуться – во всяком случае, ей так показалось, – она увидела во сне, что Аксель вернулся и уничтожил ее скрипку, переломил смычок о колено, а сам инструмент разбил молотком. Она же просто стояла и смотрела, не пытаясь его остановить.
Потом не то в полусне, не то в полуяви ей мерещились какие-то звуки, и она то выплывала из сна, то опять в него погружалась. Вроде бы наверху кто-то ходил, потом снова наступала тишина, потом – новые звуки, похожие на танец, и снова – обычные шаги. Проснулась скрипачка в тишине. За окном пронесся поезд. Алиса сама не знала, приснились ли ей эти шаги или они были в реальности.
