Кэтрин Уэбб - Незаконнорожденная
– Ну почему же? – пробормотал он невнятно. – Почему ты не можешь меня полюбить?
Рейчел задержала дыхание и ничего не ответила. Объяснения у нее не было. Единственным ее оправданием было то, что, выходя замуж, она надеялась его полюбить, узнав получше, но чем больше узнавала, тем меньше он вызывал у нее симпатию. Вскоре Ричард задремал, все еще лежа на ней, так что она не могла ни выбраться из-под него, ни заснуть.
После разговора с Пташкой в аббатстве Рейчел стала ощущать отсутствие Элис еще острее. Казалось, та оставила после себя какой-то разрыв в ткани существования, практически осязаемый, гулкое пространство, имеющее края и объем; это было так же непостижимо, как само ее исчезновение, как брошенное слово, растворившееся в толпе. Это ощущение преследовало Рейчел везде, но больше всего в доме в Лэнсдаунском Полумесяце, обитатели которого так или иначе оплели своими жизнями эту зияющую дыру. Казалось, они даже ступали осторожнее в особо опасных местах. Но Рейчел ощущала отсутствие Элис у себя дома, где эта девушка никогда не бывала. Как ни странно, Рейчел воспринимала это очень болезненно. Например, она страдала оттого, что Элис нет в ее воспоминаниях и в мечтах о будущем.
Рейчел посещала Джонатана Аллейна два раза в неделю, после чего отчитывалась перед его матерью, когда ее удавалось найти. Та часто уединялась в своих покоях в какой-то части дома, куда у Рейчел не было доступа. Она подозревала, что миссис Аллейн одинока и ей, наверное, хотелось бы с кем-нибудь поговорить, но в то же время эта леди была не настолько приветлива, чтобы Рейчел чувствовала себя вправе стучаться в любую дверь в поисках хозяйки. Погода становилась все холоднее и ненастнее. Рейчел приходила в ужас от ветра, дующего с вершины холма, когда шагала вверх по нему, направляясь к Лэнсдаунскому Полумесяцу. Ветер делал и без того нелегкий путь еще более трудным, слепя глаза и норовя сорвать мантилью. Когда Рейчел приходила к Аллейнам, то, казалось, приносила непогоду с собой – дождь в виде мокрой одежды, мороз в виде раскрасневшихся щек и шмыгающего носа, ветер в виде взъерошенных волос и прерывистого дыхания.
Рейчел видела Пташку чаще, чем ее госпожу. Хотя место рыжеволосой служанки было на кухне, она, похоже, могла свободно разгуливать по всему дому. Ее присутствие где-то поблизости ощущалось постоянно. Рейчел то замечала краем глаза, как та, порхая, взбегает по лестнице, то сталкивалась с ней у предназначенной для слуг двери, делающей знак подойти, чтобы переброситься парой слов. И поскольку в доме Аллейнов у Рейчел было больше всяческих дел, чем в собственном, она ожидала очередного посещения не столько с тревогой, сколько с нетерпением. В промежутках между визитами она думала о том, что произошло, и о том, что ее ждет в следующий раз. Ричард отсутствовал на Эббигейт-стрит все чаще и чаще, а когда бывал дома, то, похоже, не замечал растущей озабоченности жены. Он редко спрашивал, чем она занимается в доме в Лэнсдаунском Полумесяце. Просто брал деньги, с рассеянной улыбкой клал их в карман и неизменно просил передавать миссис Аллейн наилучшие пожелания.
Визиты Рейчел иногда оказывались очень короткими, занимая куда меньше времени, чем она тратила на дорогу туда и обратно. Однажды, когда Рейчел тихонько постучала в дверь и вошла, она застала Джонатана спящим, сидя за письменным столом с пером в руке. Пальцы его были в чернильных пятнах. Сложенные на столе руки закрывали написанное. Рядом стояли бутылка вина и грязный стакан. Рейчел пришла в голову мысль попробовать найти шкатулку с письмами Элис, но, как только она представила, что он может застать ее за поисками, у нее по телу побежали мурашки. «А кроме того, Пташка говорила, что уже пробовала разведать, где та лежит, но безрезультатно. Нужно придумать какой-нибудь предлог и спросить у него самого». Часто, когда она ему читала, Джонатан сидел молча и с пугающим напряжением смотрел в окно или прямо на нее. Когда Рейчел это замечала, ее сердце начинало учащенно биться, голос дрожал, и это сказывалось на чтении. А иногда, когда Рейчел видела, что его внимание отвлечено, она украдкой невольно бросала на него взгляды – на его лицо, руки, тело, очертания которого угадывались под одеждой. То, что она может сидеть на таком близком расстоянии от убийцы, казалось нереальным. Каждый раз, когда Рейчел об этом думала, ее охватывали страх и ужас.
Однажды в среду, когда распогодилось и ветер наконец утих, Рейчел застала Джонатана страдающим от очередного приступа головной боли. Он сидел в темноте, закрыв ставни, и когда она распахнула дверь, свет, проникший снаружи, заставил его содрогнуться. Он расположился за письменным столом, обхватив голову руками, и дрожал. Лицо было бледным и лоснилось от пота. Когда потрясенная Рейчел спросила, не уйти ли ей, сил ему хватило только на то, чтобы кратко кивнуть, не открывая рта и глаз. В другой раз она вошла, когда он спал и ему снился один из его кошмаров. Он лежал в спальне, и свойственная Рейчел скромность не сразу позволила ей приблизиться, но стоны Джонатана было невозможно слушать, и она испугалась, что его снова начнет лихорадить. Рейчел зажгла лампу и крадучись подошла к кровати. Он лежал в постели полностью одетым, и вокруг не было никаких свидетельств того, что он перед сном пил. Несчастный тяжело дышал, и его тело билось в конвульсиях. Руки и ноги дергались так, словно он пытался от кого-то убежать. Голова моталась то вправо, то влево, и Джонатан что-то мямлил, выплевывая странные слова, в которых не было никакого смысла.
– Мистер Аллейн, – позвала Рейчел тихим и полным страха голосом. Затем она прокашлялась и окликнула его по имени еще раз, на этот раз более громко. – Мистер Аллейн, проснитесь. Вам снится плохой сон…
При звуке голоса Рейчел тело Джонатана перестало дрожать, но дыхание по-прежнему оставалось частым. А затем с губ сорвался тихий стон, словно от боли. Рейчел нерешительно тронула спящего за локоть и осторожно потрясла.
– Проснитесь, сэр, – проговорила она, и почти в тот же миг Джонатан очнулся.
Его глаза раскрылись, и он рванулся к ней, поймав за руку, которую Рейчел было отдернула.
– Она мертва? Мертва? – повторял он хриплым голосом.
На Рейчел накатила волна ужаса. Она вспомнила, как Джонатан схватил ее за горло при первой встрече и она решила тогда, что настал ее смертный час.
– Мистер Аллейн, пожалуйста, отпустите. Это всего лишь я, миссис Уикс… Вам снился кошмар.
– Я пытался все исправить… – прошептал он, все еще сжимая ее руку.
Джонатан испуганно смотрел сквозь нее, мучительно пытаясь что-то разглядеть. Внезапно его тело стали сотрясать рыдания, и Рейчел опустилась на колени, стараясь разжать его пальцы и высвободить руку.
– Что вы пытались исправить, мистер Аллейн? – спросила она.
Он схватил ее вторую руку и крепко стиснул. По его лицу струились слезы.
Несмотря на страх, сердце Рейчел смягчилось при виде такого страдания, и она перестала сопротивляться.
– Это всего лишь дурной сон, мистер Аллейн. Отдохните. Вы в безопасности.
«Но в безопасности ли я? Этот человек убийца». Но он вовсе не напоминал убийцу и выглядел, скорее, как испуганный мальчик. Постепенно Джонатан успокоился, поддавшись уговорам, и снова уснул. Когда Рейчел пришла к нему в следующий раз, он ничего не помнил о случившемся.
Пташка выказывала нетерпение, видимо ожидая, что Джонатан немедленно начнет откровенничать. Часто эта девушка появлялась рядом с Рейчел, словно возникнув ниоткуда, когда та покидала дом Аллейнов, и проходила с ней вместе часть дороги, ведущей вниз по холму, причем всегда выбирала какой-нибудь потайной путь по закоулкам, чтобы их никто не мог видеть на главной улице. Засунув мерзнущие руки в теплые карманы, она быстро семенила, чтобы поспеть за шедшей размашистым шагом Рейчел, пока та расспрашивала про Элис, желая узнать о ней побольше. Пташка была рада о ней поговорить. Казалось, она только и ждала, когда появится такая возможность. В эти минуты ее лицо начинало светиться, становилось оживленным, и нежность сменяла обычное выражение подозрительности и недовольства. Так Рейчел узнала о присущей Элис грации и уме, о том, что та обожала марципан и ненавидела устрицы, мастерски играла на пианино, но не имела таланта к пению. А также о том, что Элис обучала Пташку точно так же, как некогда гувернантка обучала ее саму.
– Ее звали мадам Бушан. Вдова из Франции. Она занималась образованием Элис, пока той не исполнилось шестнадцать. Тогда эта женщина уехала, я никогда ее не видела… Элис говорила, что от нее всегда пахло горьким миндалем[67] и что ее кожа была сухой, как у ящерицы, – добавила Пташка с улыбкой.
Рейчел узнала также о том, что Элис не различала цвета, что ее сердце могло то замирать, то начинать биться особенно часто. Пташка рассказала о ее любви к животным и о небольших рисунках, на которых девушка изображала различных насекомых и цветы, растущие на прибрежном лугу.
