Диана Чемберлен - Девочка-беда, или Как стать хорошей женщиной
Она собиралась провести резцом по кусочку синего стекла, когда услышала крик, от которого собака вскочила на ноги. Маккензи.
Отпустив резец, Лейси вскочила со стула и выбежала из комнаты, сорвав с себя очки и бросив их на пол. Крики не прекращались. Она представила себе, что Волк каким-то образом перескочил через шестифутовый забор загона и бегает за Маккензи по всему двору. Но не эта картина предстала перед ней, когда она рывком открыла раздвижную дверь и выбежала на крыльцо.
Маккензи лежала на земле внутри загона, а немецкая овчарка стояла над ней и, злобно рыча, отрывала клочья ее одежды или – прости, Господи, – ее тела. С этого расстояния Лейси не могла сказать, что именно. Пес тряс головой, как будто пытался растерзать доставшуюся ему добычу. Пронзительные крики Маккензи, полные ужаса, доносились до Лейси.
– Бегу! – крикнула Лейси, спрыгнув с крыльца. Песок разлетался у нее из-под ног, когда она бежала к загону. Саша был далеко впереди и тоже громко лаял и рычал. Лейси размахивала в воздухе руками.
– Прочь от нее! Прочь от нее! – кричала она.
Лейси увидела кровь на ноге Маккензи, кровь на песке. Боже, пусть с ней все будет хорошо!
Она добежала до загона и стала барабанить кулаками по забору:
– Убирайся от нее!
Но овчарка, как будто оглохнув, не обращала на нее никакого внимания. Лейси видела, как, ухватив полную пасть длинных волос Маккензи, Волк приподнял ее голову над землей и потащил по песку, а девочка пыталась отбиться от него кулаками. Он растерзает ее, подумала Лейси, но она не допустит этого.
Она распахнула проволочную дверь загона и забежала внутрь, направившись в противоположный угол псарни, зная, что Волк бросится на нее без промедления. Саша забежал следом за ней, но этот ласковый пес мог только беспомощно стоять рядом и гавкать от горя. И действительно, Волк отпустил волосы Маккензи и обратил свой злобный взгляд на Лейси, оскалив клыки и всем своим видом показывая, что следующей жертвой будет она.
– Беги отсюда, Маккензи! – крикнула она, пока девочка пыталась стать на колени. – Беги отсюда!
По ноге у Маккензи текла кровь, и она, полуковыляя, полуползком добралась до выхода. Забыв о Маккензи, Волк ринулся к Лейси, раскрыв пасть с огромными, острыми, как кинжал, клыками, и хотя она высоко подняла руки над головой, чтобы казаться больше, чем она есть, и хотя она кричала и визжала, пытаясь отпугнуть его от себя, пес не медлил. Лейси прижалась спиной к проволочному ограждению и смотрела, как он, широко раздвинув челюсти, схватил ее за бедро. Мучительная боль пронзила ее тело, когда пес вонзил свои зубы в ее ногу и рывком повалил на землю. Она молилась только о том, чтобы кто-нибудь появился поскорее, чтобы оказать помощь Маккензи, потому что она уже не сможет сделать этого сама. Она умирает.
Глава 42
Кто-то держал ее за руку. Шептал ее имя. Лейси попробовала поднять веки, потом быстро опустила их снова. Свет в комнате был слишком ярким.
– Вот так, Лейси, – сказал мужской голос. – Давай же, очнись.
Она с усилием открыла глаза и увидела Тома, над плечом у него свисал его светлый конский хвост из вьющихся волос, а лицо его было очень близко к ее лицу, и она подумала, что она, должно быть, лежит на полу в студии, где они вместе работают.
– Ты пришла в себя, моя сладкая.
В его глазах стояли слезы. Она почувствовала, как он гладит рукой ее голову и волосы.
Потом она вспомнила пасть Волка, приближающуюся к ней. Морда не была видна совсем; он был одной гигантской пастью, заполненной зубами, и воспоминание об этом заставило ее вздрогнуть. Она услышала хныканье, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что звуки эти издает она сама.
– Это… студия? – прошептала она Тому.
– Студия? О, нет, детка. Нет.
Он опять погладил ее по голове от виска и дальше по волосам своей большой шершавой ладонью. Она знала, что Том является ее отцом, уже больше десяти лет, но никогда не чувствовала его отцовства сильнее, чем в этот момент, когда он гладил ее по волосам, едва сдерживая слезы.
– Ты в больнице, сладкая моя, – сказал он. – Эта псина куснула тебя пару раз.
Больше, чем пару, она знала об этом. Все тело у нее болело и горело. Как будто кто-то зажал тисками ее конечности и крутит так сильно, что лопается кожа.
– Больно… – прошептала она.
Он кивнул.
– Я позову медсестру. – Он собрался встать, но она протянула руку, чтобы схватить его, и успела поймать за рукав его майки правой рукой.
– Не уходи, – попросила она испуганно. В голове у нее все путалось. Если он уйдет, Лейси боялась, она снова погрузится в странный темный мир, из которого только что вышла.
– Ладно, – сказал он, присаживаясь снова.
Она вспомнила Маккензи, вспомнила кровь на песке.
– Маккензи? – затаила дыхание она. Лейси была не в силах произнести больше, чем одно-два слова за один раз.
– Ты спасла ей жизнь. – Том широко улыбнулся. – Детка, ты была такой храброй. Я всегда знал, что ты замечательный ребенок, но чтоб сделать такое. Я бы не смог.
Даже для меня? – хотела спросить Лейси, но это было слишком много слов, да и потом, она знала ответ. Он бы сделал это. Том все для нее сделает.
– Там была кровь… песок… – Лейси с трудом подбирала слова, чтобы сознание и речь работали вместе. – Маккензи.
– Она отделалась одним сильным укусом в ногу, – сказал Том, – и несколькими синяками. Ей даже не пришлось остаться на ночь в больнице.
– А мне? – спросила она, и Том снова улыбнулся ей.
– Ты здесь уже пару дней, моя сладкая, – ответил он. – Мы все по очереди сидим с тобой – Алек, и Оливия, и Джина, и Клей, и Бобби – и я, тот счастливчик, которому повезло находиться здесь, когда ты пришла в себя.
– Пару дней? – спросила она. Как она могла потерять два дня?
– Они думают, что ты, наверное, ударилась головой об угол собачьей конуры или что-то в этом роде, – сказал Том. – Отключилась. Что, может быть, было лучше всего, потому что ты не сознавала, что этот проклятый пес делал с тобой.
Теперь понятно, откуда у нее эта острая, как нож, боль в затылке.
– Он не убил меня, – произнесла она в изумлении и легкой эйфории.
– Он бы убил, если бы Бобби не приехал домой вовремя, – скорбно покачал головой Том.
– Сколько укусов… на самом деле?
Том поколебался, потом, как видно, решил сказать правду.
– Девять, – сказал он. – Девять больших и несколько не таких серьезных.
– Мои ноги?
Ноги у нее горели, и Том кивнул.
– Твои ноги. Попа. Левая рука. Но твое красивое лицо – просто замечательно.
– Собаку умертвят?
– Это уже сделано, – сказал Том напрямик. – Они провели аутопсию. У собаки была какая-то… не знаю… какая-то разновидность эпилепсии или еще чего-то. Твой отец места себе не находит из-за того, что не воспользовался связями, чтобы ускорить тот неврологический осмотр. Они, возможно, смогли бы ему помочь тогда.
Она закрыла глаза, услышав это.
– Бедный пес.
– Знаешь что? – было видно, что ему хочется сменить тему разговора.
Она взглянула на него, слишком усталая, чтобы задавать вопрос.
– Я думаю, Бобби к тебе неравнодушен, – продолжил он. – Сильно неравнодушен. Он практически поселился здесь с тех пор, как тебя привезли сюда.
Лейси попыталась улыбнуться, но не была уверена, что это ей удалось.
– Это взаимно? – спросил Том.
– Я… – Она облизнула губы. Они у нее пересохли. – Я с этим борюсь.
– Почему, родная?
– Много причин. – Она хотела рассказать Тому о том, как Бобби давал пачку долларов худой блондинке на парковке, но знала, что никак не сможет связать так много слов вместе.
– Эй! – Голос раздался откуда-то из комнаты, и Лейси, повернув голову, увидела своего улыбающегося отца в дверях палаты.
– Привет, Алек, – обернулся на звук Том, поднимаясь и отступая от кровати, чтобы дать место человеку, который был ее отцом во всех отношениях, кроме генетического фактора.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Я так рад видеть, что ты очнулась. Ты потрясла нас всех, и очень сильно.
Том положил руку на плечо Алека.
– Я пойду, – подмигнул он, но Лейси была совершенно уверена, что ему не хочется уходить, просто ему нужно было дать ей возможность побыть наедине с Алеком.
– Рад, что ты был здесь, – сказал Алек Тому, и мужчины пожали друг другу руки.
– Пока, Том, – сказала Лейси, тронутая немногословной сердечностью между ними.
Она знала, как тяжело было им обоим последние десять лет, как каждый из них боролся со своими демонами, изо всех сил стараясь не ставить ее в трудное положение, и она знала, что любовь каждого из них к ее матери была чистой, притом что любовь Анни к ним была вовсе не такой однозначной.
Ее отец не сразу сел на освободившееся место на стуле. Сначала он поднял простыни, прикрывавшие ей ноги, и проверил повязки, потом сделал то же самое с левой рукой. Она закрыла глаза, пока не готовая увидеть свое тело.
