Барбара Вайн - Ковер царя Соломона
Том лег на кровать и уснул. Сегодня он устал. Пусть прохожие иногда бурчали что-то насчет бездельников, предпочитающих просить милостыню, вместо того, чтобы подыскать работу, но чтобы они все ни говорили, а играть в метро было именно работой, причем тяжелой. Вечерами музыкант буквально валился с ног.
Проснулся он около семи. Левая рука затекла, как это часто с ним случалось, когда он спал. Алисы нигде не было. Мюррей заглянул в «директорский кабинет», но и там было пусто. Сквозь приоткрытую дверь в комнату Джеда он увидел ястреба, дремлющего на своем насесте. Оттуда несло, как из клетки хищной птицы, в которую комната, собственно, и превратилась.
Флейтист поднялся в кабинет рисования и постучал. Никто не ответил. Он постучал еще раз, а потом заглянул внутрь. Похоже, сюда давно никто не заходил: пустая бутылка из-под виски выглядела так, словно стояла на письменном столе уже несколько дней, а на дне одного из стаканов лежала зимняя муха, утонувшая в остатках выпивки. Том постучал в бывший пятый класс и открыл дверь. С кровати вскочила Алиса и замерла, уставившись на него.
В комнате было холодно, обогреватель не работал. Женщина была в верхней одежде: старой синей куртке и толстой шали.
– Ты ждешь Акселя? Ты его искала, да? – несколько невпопад спросил Мюррей.
– Наверное, я что-то задремала…
– А я еще удивлялся, куда ты пропала!
Ему показалось, что Алиса выглядит странно, какой-то изнуренной и потрепанной.
– Я замерзла, – пожаловалась она, прижав ладонь ко рту. – Не понимаю, зачем я сюда пришла.
Ее друг рассмеялся:
– А я тем более. Пойдем-ка отсюда. Ты вечно мерзнешь, когда просыпаешься, сама знаешь. А еще ты, наверное, голодна.
– Я не голодна, – запротестовала скрипачка, но безропотно позволила ему вывести себя из комнаты.
Они спустились по лестнице и прошли в «четвертый класс», где было тепло, а на столе стояли принесенные Томом коробочки с индийской едой и уже открытая бутылка красного вина. Он галантно помог Алисе снять ее куртку, а потом снова накинул ей на плечи шаль. Было невооруженным взглядом видно, что молодая женщина смертельно устала. У флейтиста так и вертелся на языке совет бросить наконец свою работу. За стенами «Школы» прогрохотал поезд, и молодой человек задвинул шторы. Алиса повернулась к нему и позвала:
– Том! Том, послушай!
– Что, моя дорогая? Что случилось? – забеспокоился тот. – Ты можешь все мне рассказать.
Скрипачка упала к нему в объятия. Они прижались друг к другу.
– Я устала от такой жизни, устала от всего, – пожаловалась она.
– Нам недолго осталось здесь жить, – твердо ответил ее друг. – Совсем скоро у нас появится собственный дом.
После ужина Алиса сидела с закрытыми глазами и слушала симфонию Гайдна. Вдруг Том различил шаги Акселя, поднимающегося по лестнице. Он сказал подруге, что выйдет на минуточку и сразу же вернется, но та, похоже, его даже не услышала. Мюррей взбежал по лестнице – дверь «пятого класса» была приоткрыта. Он объявил соседу, что возьмется за работу, если, конечно, тот ему заплатит.
Джонас улыбнулся, ответил, что очень рад, и тут же выдал Тому тысячу фунтов пятидесятифунтовыми купюрами. Музыкант отметил про себя, что деньги были приготовлены заранее. Как только бумажки оказались в его руке, он успокоился, решив, что все его волнение происходило исключительно из боязни не получить денег.
Глава 21
Каждый вечер, возвращаясь с работы, она приходила в комнату Акселя и ждала его. Но уже пятый день подряд это ожидание заканчивалось ничем. Пробило половину седьмого, потом – без пятнадцати семь. Алиса прекрасно сознавала, что он просто ненавидит такие ее преследования, но ничего не могла с собой поделать.
Том предупредил, что его всю ночь не будет дома. Он уехал в Бристоль повидаться с каким-то типом, продававшим подержанный микрофон. Музыкант не объяснил, почему не вернется тем же вечером – до Бристоля было всего лишь два часа на поезде, – а сама Алиса как-то не поинтересовалась. Она мгновенно подумала о том, что они с Джонасом смогут провести ночь вместе. Ей пришло даже в голову, что целая ночь с ним станет замечательной возможностью вновь обрести вдохновение. Все, что ей было нужно, – это одна ночь с ним. Ну, а потом, потом – вся жизнь.
Завернувшись в свою шаль и набросив на плечи пальто, она ждала Акселя в выстуженной комнате. Когда скрипачка ждала его так в первый раз, она сразу же включила обогреватель, но теперь Алиса запретила себе не то что готовиться к его приходу и ложиться в постель, а даже снимать пальто. Это было вроде как попыткой обмануть судьбу: если она будет слишком сильно ждать, он точно не придет. Так она и сидела в своих пальто и шали, не способных согреть ее.
Время от времени молодая женщина вставала и прохаживалась туда-сюда. Она попыталась даже заглянуть в чемоданы своего возлюбленного, выдумывая всякие глупости. Например, то, что в тот момент, когда она делает что-то запретное, она совсем не желает прихода Акселя. То есть в те десять минут или полчаса она его совсем не хочет. А если она не будет хотеть, чтобы он пришел, то очень может быть, именно тогда он и придет. Но готова ли она ради этого выдержать его гнев?
Алиса прислушалась. Дом был тих. Вдруг на лестнице раздались шаги. Застыв на месте, скрипачка ждала. Но на втором этаже шаги затихли: пришел или Том, или Джед. Она подумала, что теперь испытывает одинаковые чувства и к первому, и ко второму – дружеское равнодушие. Женщина совершенно одинаково могла бы обнять обоих – разница была лишь в том, что Мюррей был чистюлей, а Джед вечно вонял тухлым мясом. На этом месте своих размышлений она начала истерически хохотать. Стояла в пустой комнате и хохотала сама над собой.
Последнее время Том служил ей жилеткой. Она обнимала его и плакала, точно так же, как обняла бы своего отца, если бы он был именно таким. Алису переполняло чувство вины, из-за которой она еще больше ненавидела флейтиста, но это не мешало ей кидаться к нему в объятия и спать с ним. Если бы ее спросили, она бы ответила, что не испытывает к нему никакого влечения, но, как ни парадоксально, ее чувства к Мюррею были совершенно плотскими: она желала тепла, прикосновения обнимающих рук, просто ощущения живого тела рядом с собой в темноте. Раньше она оправдывалась тем, что у них было много общего, о чем они могли поговорить, чем могли поделиться друг с другом. Но сейчас она совершенно не хотела с ним разговаривать и не желала, чтобы он говорил с ней. Ей хотелось только, чтобы он был рядом.
Чемоданы Джонаса, без сомнения, содержали множество тайн его жизни, его прошлое, его историю, то есть все то, о чем скрипачка не имела ни малейшего понятия. Бывая в его комнате, она часто заглядывалась на портрет Марии Замбако, висящий на стене, и в ее душе поднималась ревность по отношению к этой картине. Ей казалось, что если бы она действительно была похожа на этот портрет, то Аксель полюбил бы ее.
Крышки чемоданов были приглашающе откинуты. Сверху в них лежала свернутая одежда, скрывая манящие Алису секреты. Если она сейчас дотронется до чего-нибудь, хозяин чемоданов может заметить. Он мог нарочно положить все в определенном порядке, как раз для того, чтобы подловить подругу. Например, он мог аккуратно вложить между одеждой и листком бумаги волосок или пушинку, не видимую на белом хлопке.
Женщина прислушалась. В направлении Финчли-роуд прогрохотал поезд. Вещи в чемоданах пахли телом ее любимого, его руками, волосами, его по́том и дыханием. Они неодолимо влекли Алису. Сейчас она была молодой женой из сказки о Синей Бороде, страстно желающей пробраться в запретное место и узнать тайну, пусть и заплатив за это самой дорогой ценой.
Снова наступила тишина. Скрипачка приняла окончательное решение ничего не трогать в этой комнате, уселась на кровать и плотно сцепила руки. Сколько подобных решений она уже приняла за прошедший год, чтобы потом тут же нарушить их? Сначала – вернуться к Майку, потом – не становиться любовницей Тома, ставить музыку превыше всего на свете, не ездить на свидание к Акселю в Кенсингтон…
Она с натугой, словно поворачивая ржавый ключ, отвернулась от чемоданов и уставилась на шкаф, а затем вскочила и, затаив дыхание, распахнула дверцу. Внутри висели кожаная куртка, пара джинсов на проволочной вешалке из прачечной, темный свитер на другой такой же и ярко-белое длинное женское платье, чуть искрящееся в темноте шкафа.
Наряды Алису никогда особенно не интересовали. Она как будто понимала, что не сможет себе позволить такую дорогую одежду ни сейчас, ни в будущем. Но это платье… Оно было настоящим произведением искусства, снежным совершенством, украшенным вышивкой, кружевами и изящными складочками по батистовому полю. Скрипачке вспомнилось ее собственное свадебное платье, куда более простое, хотя тоже белое, со сборками и высокой талией – жалкая попытка скрыть беременность.
