Сара Уотерс - Ночной дозор
Вот и все, но казалось, что после этих мимолетных встреч мир неуловимо изменился. Их с Джулией будто связала тонкая дрожащая нить. Даже с закрытыми глазами можно отыскать маленькую точку на груди, где она проникает к сердцу и нежно его тянет.
Хелен добралась к станции метро «Рассел-Сквер», где улицы стали люднее. На минуту она оказалась в небольшой толпе тех, кто только что поднялся с платформы и теперь беспомощно стоял, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
Вид людей, как и звуки на Рэтбоун-Плейс, придал уверенности. Хелен миновала сквер Воспитательного дома и лишь раз замешкалась на входе в Макленбург-Плейс, но затем поспешила в квартал, который в темноте выглядел угрожающе.
Плоские георгианские дома казались гладкими, как породистые устало-равнодушные лица, но потом сквозь их окна Хелен увидела небо и поняла, что многие здания выпотрошены взрывами и огнем. Она вроде бы помнила, где дом Джулии, хотя прежде была здесь только раз. Точно, ее дом в конце вот этого ряда строений. Вспомнилась разломанная ступенька крыльца, шатавшаяся под ногой.
Хелен поднялась на крыльцо вроде бы нужного ей дома. Ступеньки скрипели, но не шатались. Может, починили?
Внезапно она засомневалась, тот ли это дом. Поискала звонок в квартиру Джулии: на двери было четыре звонка, но все без табличек, безымянные. Какой же из них? Бог его знает; Хелен выбрала наобум. Где-то в глубинах здания прозвенело, словно в пустой комнате; по звуку она поняла, что звонок не тот, и, не дожидаясь, нажала другой. Этот прозвучал менее отчетливо, определить его местоположение не удалось. Казалось, что на втором или третьем этаже послышалось какое-то шевеление; тем не менее Хелен сказала себе: «Не этот, следующий». Ведь в сказках и чудесах все происходило не со второго, а с третьего раза… Вот опять что-то зашевелилось. Послышались медленные мягкие шаги по лестнице. Дверь раскрылась, на пороге стояла Джулия.
В темноте она не сразу узнала Хелен, освещенную лишь светом фонарика с затененной лампочкой. Разглядев, кто пришел, Джулия ухватилась за косяк и спросила:
– Что случилось? Кей?
«Кей узнала?» – так истолковала Хелен смысл вопроса, и сердце ее сжалось. Испуганно сообразив, что Джулия решила, будто она заявилась с дурными вестями, Хелен поспешно выдохнула:
– Нет. Просто… захотелось увидеть вас, Джулия. Захотелось увидеть, только и всего.
Джулия молчала. Свет фонарика превращал ее лицо, как и лицо Хелен, в подобие маски. Прочесть его выражение было невозможно. Однако через секунду Джулия распахнула дверь шире и отступила назад.
– Входите, – сказала она.
Затемненной лестницей они поднялись на третий этаж. Через небольшую прихожую и занавешенную дверь вошли в гостиную. После темных улиц тусклый свет казался ярким, и Хелен чувствовала себя уязвимо.
Джулия нагнулась подобрать валявшиеся ботинки, брошенное посудное полотенце и упавшую куртку. Она казалась смущенной и озабоченной и не выказывала никаких признаков вежливой радости от прихода Хелен. Ее темные волосы как-то странно облепляли голову; когда Джулия вышла на свет, Хелен в смятении увидела, что они мокрые – человек только что вымыл голову. Лицо бледное, без всякой косметики. Джулия была в неглаженых темных фланелевых брюках, рубашке со свободным воротом и вязаной безрукавке. На ногах – нечто, напоминавшее рыбацкие носки, и красные бабуши.[45]
– Минутку, я только уберу этот хлам, – сказала Джулия, с курткой и ботинками скрываясь за дверной шторой.
Хелен беспомощно и нервно огляделась.
Большая комната, теплая и неприбранная, совсем не походила на опрятную холостяцкую квартиру Кей; Хелен представляла ее себе совсем другой. Голые стены расцвечены пятнами красной темперы, на полу внахлест турецкие ковры и искусственные дорожки. Мебель самая обычная. Большая кушетка с разномастными подушками; кресло в грязно-розовой бархатной обивке – под сиденьем сквозь порванную мешковину проглядывают пружины и стяжки. Каминная доска расписана под мрамор.
На ней пепельница, полная окурков. Один еще дымился – Джулия вернулась и загасила его.
– Ничего, что я пришла? – спросила Хелен.
– Конечно ничего.
– Вышла прогуляться. Потом смотрю – я в ваших краях. Вспомнила ваш дом.
– Вот как?
– Да. Ведь я приходила сюда, очень давно. С Кей. Не помните? Она что-то вам заносила – билет или книгу. Наверх мы не поднимались, вы сказали, там жуткий беспорядок. Стояли внизу, в холле… Неужто не помните?
Джулия нахмурилась.
– Да, – проговорила она. – Кажется, припоминаю.
Они посмотрели друг на друга и почти разом отвели взгляд, будто в смущении и растерянности; сейчас Хелен казалось невероятным, что когда-то можно было запросто заглянуть к Джулии вместе с Кей и на пороге вежливо болтать, отмечая легкую неловкость между той и другой. И что с тех пор произошло? – думала Хелен. Вообще-то, ничего.
«Но если ничего не произошло, почему я скрыла это «ничего» от Кей? – спросила она себя. – С какого ляду я здесь?»
Она знала, почему она здесь. Стало страшно.
– Наверное, я уже пойду, – сказала Хелен.
– Ведь вы только что пришли.
– Вы мыли голову.
Джулия поморщилась, словно досадуя.
– Наверное, вам уже доводилось видеть мокрые волосы? Не ерундите. Садитесь, я принесу вам выпить. У меня есть вино! Давно уж стоит, все не было повода открыть. Правда, лишь алжирское, но все же.
Она склонилась к шкафу и завозилась на полке. Хелен посмотрела на ее согнутую спину, переступила на месте и снова нервно огляделась. Затем подошла к книжной полке и обежала взглядом названия. В основном детективы в крикливых переплетах. Среди них два опубликованных романа Джулии: «Постепенная смерть» и «Двадцать безжалостных убийств».
С книг перевела взгляд на картины на стенах и безделушки на расписной каминной полке. Несмотря на волнение и зажатость, она хотела впитать любую крохотную деталь, которая могла бы рассказать о Джулии.
– У вас прелестная квартира, – учтиво сказала Хелен.
– Находите? – Закрыв дверцу шкафа, Джулия выпрямилась. Она держала бутылку, штопор и стаканы. – Вообще-то, барахло не мое – кузины Ольги.
– Кузины?
– Квартира теткина. Я здесь живу, чтоб не реквизировали. Этакая благородная хитрость, на какие горазды буржуи. Здесь только эта комната и кухня, которая еще служит ванной. Сортир внизу в холле. Вообще-то, жуткий бардак. Все окна без стекол – бились так часто, что Ольга плюнула вставлять. Летом я затягивала окна марлей – прелестно, живешь будто в палатке. Но сейчас уже холодно, и я заделала их картоном из-под талька. Вечером ничего, когда шторы опущены. Но днем паршиво. Чувствуешь себя кем-то вроде шлюхи.
Тем временем Джулия ввинтила в бутылку штопор и с легким усилием выдернула пробку. Разливая вино, взглянула на Хелен и улыбнулась:
– Раздеться не хотите?
Нехотя Хелен размотала шарф, сняла берет и стала расстегивать пуговицы пальто. Она была в утреннем платье с кремовыми отворотами, которое так нравилось Кей. Лишь сейчас Хелен сообразила, что осталась в нем, дабы произвести впечатление на Джулию, однако теперь оно выглядело нелепо на фоне мокрых волос и бесцветных губ, мятых брюк, чудных носков и туфель хозяйки, которая при всем при том держалась с очаровательной непринужденностью. Хелен неловко вылезла из пальто, словно делала это впервые в жизни. Джулия бросила взгляд в ее сторону и сказала:
– Ух, какая вы нарядная! По какому случаю?
Замявшись, Хелен ответила:
– У меня день рожденья.
Решив, что она шутит, Джулия рассмеялась, но увидела серьезный взгляд гостьи, и лицо ее помягчело.
– Хелен! Что ж вы не сказали-то? Если б я знала…
– Пустяки, – сказала Хелен. – Правда. Глупо, но чувствуешь себя ребенком… Все будто сговорились… Кей подарила мне апельсин, – грустно добавила она. – На кожуре вырезала «С днем рождения».
Джулия передала стакан с красным вином.
– Она молодец. И вы молодец, что чувствуете себя ребенком.
– Лучше бы не надо, – вздохнула Хелен. – Сегодня я была ужасной. Хуже ребенка. Я… – Она не договорила и вяло махнула рукой, словно отгоняя воспоминания о своем поведении.
– Ничего, – мягко сказала Джулия, поднимая стакан. – Ну, будем! Ваше здоровье!.. И всякие прочие глупости, какие при этом говорят, отчего я всегда чувствую себя так, словно отправляюсь на последнее задание. Ну давайте, краешком и донышком – за удачу.
Они дважды чокнулись и выпили. Резкое вино заставило сморщиться.
Сели порознь. Хелен расчистила себе место среди подушек на кушетке. Джулия, вытянув ноги, уселась на подлокотнике кресла в розовой бархатной обивке. Во фланелевых брюках ее ноги казались невероятно стройными и длинными, а бедра такими хрупкими и уязвимыми, словно могли переломиться, если их сдавить руками. Она взяла пепельницу и потянулась за сигаретами и спичками на каминной полке. При этом безрукавка задралась, и стала видна не застегнутая внизу рубашка, сквозь разошедшиеся полы которой проглянул плоский смуглый живот с аккуратным пупком. Хелен поспешно отвернулась.
