Томас Пинчон - Край навылет
– Интересно, немного скорее demi-sec[101] – извините, э, Линда? у вас случаем не найдется такого же, но посуше, быть может, brut…?
– Ш-шш, – заводится Максин, хотя Линда, распознав в этом БАСПовую шутливость, игнорит.
По ходу заланчевого трепа Максин перепадают полные уши брачной истории Тэкнеза. Хотя притяжение было извращенным и мгновенным, Корнелия и Роки, похоже, не столько запали друг на друга, сколько споткнулись и оказались в классическом folie à deux[102] ГНЙ – она очарована возможностью стать членом Иммигрантской Семьи, рассчитывая на Средиземноморскую Душу, несравненную готовку, незаторможенный привет жизни, включая не-вполне-представимую итальянскую половую деятельность, он же меж тем искал инициации в Таинства Класса, секреты элегантного одеянья, ухода и находчивости высшего света, плюс неистощимый запас старых денег, под которые можно занимать и при этом не слишком беспокоиться о взыскании долгов, либо же, накрайняк, не к такому, к которому он привык.
Вообразите их взаимное смятение, когда прояснилась реальная ситуация. Отнюдь не династия высших слоев с Канала 13, коей он ожидал – Роки обнаружил в Трубуэллах племя ковыряющих в носу вульгарных хамов с понятиями о моде и навыками вести беседу, сопоставимыми с оными у детей, воспитанных волками, а их чистая стоимость активов едва признавалась Даном-с-Брэдстритом. Корнелию равно поразило, что Тэкнези, чье большинство распределялось по пригородному архипелагу сильно к востоку от линии Нэссо, и для кого ближайшим к итальянской трапезе был заказ из «Пицца-Хижины», не «включают тепло» даже между собой, управляясь с детьми, например, уж по крайней мере с добродушными воплями или оплеухами, коих можно было ожидать после пубертата, проведенного в «Талии» за просмотром фильмов неореализма, а, напротив, с холодной, безмолвной, можно даже сказать, патологической яростью во взгляде.
Уже в свой медовый месяц на Гавайях Роки и Корнелия обменивались взглядами «Что-мы-наделали». Но там были небеса на земле, укулеле вместо арф, а небеса иногда берут свое. Однажды вечером, пока они смотрели на посткоитальный закат:
– Ляли БАСП, – объявил Роки, и уже дрожала у него в голосе нота обожания. – Так.
– Мы опасные женщины. У нас свой преступный синдикат, знаешь.
– А?
– Муфтия.
Засияло нечто вроде сострадательной ясности, разрослось. Корнелия продолжала театрально настаивать, что для Трубуэллов бо́льшая часть «Светского альманаха» довольно-таки невозможно этнична и понаеханна, и Роки продолжал распевать «Donna non vidi mai»[103], пялясь на нее в душе, часто при пении поедая ломоть сицилианской. Но, сближаясь, они также постепенно начали понимать, кого именно, по их мнению, оба водят за нос.
– Ваш супруг имеет склонность сбегать в лишние измерения, – предполагает Максин.
– В К-Тауне его зовут «4-мерным». Еще он медиум, кстати. Думает, что вот сейчас у вас неприятности, но сомневается, стоит ли, по его выражению, «встревать». – Корнелия с эдаким бровным номером БАСПов, возможно, генетическим, сочувствие с подтекстом «прошу вас, мне только еще одного лузера не хватало»…
Все же, сколь бы ни непреднамеренно, нужно разобраться с потенциальной мицвой.
– Не слишком умничая, речь об одном видео – попалось мне тут. Я б даже не стала задаваться вопросом, сильно ли мне нужно беспокоиться, но только там политика в худшем виде, может, международная, и я, наверное, дошла до точки, в которой мне реально нужен совет.
Без зримого для Максин сомнения:
– В таком случае вам нужно связаться с Чандлером Плэттом, у него гениальный дар обустраивать исходы, и он на самом деле очень мил.
Что запускает звонок телеигры вообще-то, ибо если Максин не ошибается, она уже сталкивалась с этим субъектом Плэттом, шишкой финансового сообщества и посредником с репутацией и доступом к высшим эшелонам, а также поразительным для нее ощущением, тонко откалиброванным, как артиллерийская карта, того, где залегают его наилучшие интересы. За годы они встречались на различных мероприятиях на стыке щедрости Ист-Сайда и мук совести Уэст-Сайда, и, как ей теперь припоминается, Чандлер мог как-то раз кратко схватить ее за сиську, скорее рефлекторно, нежели как-то еще, некая ситуация в гардеробе, нет ущерба – нет и скверны. Она сомневается, что он помнит.
И, ну, есть посредники – и посредники.
– Этот его гениальный дар – в него входит знание, как не распускать язык?
– А. Будино надеяцца, как всегда грит Крестный Отец.
У Чандлера Плэтта просторный угловой кабинет в адвокатской конторе «Гребб и Лопатой» с высокой дульной скоростью, на верху одного из стеклянных ящиков вдоль коридора Шестой авеню, с видом, способствующим мании величия. Отдельный лифт, поток траффика разработан так, что невозможно сказать, как – забудьте про какие – тут идут дела. Похоже, здесь в кадре много глубокого янтаря и царистской киновари. Азиатский ребенок-интерн провожает Максин пред ясные очи Чандлера Плэтта, кой установлен за столом из 40 000-летнего новозеландского каури, который скорее недвижимость, чем мебель, и подводит случайного наблюдателя, даже с ванильным взглядом на такие вещи, к мысли о том, сколько секретарш может с комфортом под ним расположиться, а также какими удобствами все это пространство оборудовано – комнатами отдыха, доступом к интернету, футонами, чтоб хаошенькие малютки могли работать посменно? Такие нездоровые фантазии лишь поощряются улыбкой на Плэттовом лице, натянуто расположившейся в промежутке между похотливой и благожелательной.
– Удовольствие, мисс Лёффлер, сколько лет сколько зим?
– О… где-то в прошлом веке?
– Не на том ли пикничке в «Сан-Ремо» в честь Элиота Спицера?
– Возможно. Никогда не могла понять, что вы делаете на демократическом фандрайзере.
– О, мы с Элиотом давненько. Еще со времен «Скэддена, Арпса», а то и дольше.
– И теперь он Генеральный Прокурор и наседает на вас, ребята, так же сильно, как всегда наседал на мафию. – Если есть какая-то разница, чуть не добавляет она. – Иронично, а?
– Издержки и доходы. В остатке он нам полезен, убрал некоторые элементы, которые рано или поздно против нас бы обернулись и покусали.
– Корнелия и впрямь намекала, что у вас друзья во всем диапазоне.
– На долгом пробеге, тут не столько ярлыки важны, сколько чтобы все в итоге были счастливы. Кое-кто из этой публики действительно стали моими друзьями, в до-интернетном смысле слова. Корнелия – определенно. Давным-давно я кратко ухаживал за ее матерью, которой хватило здравого смысла указать мне на дверь.
Максин принесла дивиди Реджа и крохотный плеер «Панасоник», который Плэтт, не уверенный, где тут у него розетки, позволяет ей подключить. Он лыбится в маленький экран так, что у нее создается ощущение, точно она внучка, показывающая ему музыкальный клип. Но примерно когда расчет «Стингера» разворачивается:
– О. О, минуточку, это у него кнопка паузы, вы не против…
Она ставит пленку на паузу.
– Проблема?
– Это оружие, это… ракеты «Стингер» или что-то. Немножко не моя территория, надеюсь, вы с пониманием.
А если б ей хотелось бродить вокруг да около, она бы пошла в Центральный парк.
– Точно, я все время забываю, что вы все склонны скорее к «маннлихер-каркано».
– Мы с Джеки близко дружили, – хладнокровно отвечает он, – и я не уверен, что мне не следует обидеться.
– Обижайтесь, обижайтесь на здоровье, я знала, что это ошибка. – Она уже на ногах, берет свою сумку Кейт Спейд, замечая нехарактерную для нее легкость. Естественно, тот единственный, блядь, день когда ей, вероятно, следовало прихватить с собой «беретту». Тянется вытащить дивиди. Дипломатические рефлексы Плэтта к этому моменту возобладали, а может – БАСПова тяга рулить. Пробурчав что-то вроде:
– Будет, будет, – он жмет на скрытую кнопку вызова, которая быстро привлекает интерна с кофейником и печеньками в ассортименте. Максин спрашивает себя, не вовлекались ли в это недолжным образом гёрлскауты. Плэтт досматривает остаток съемок с крыши молча.
– Ну. Провокационно. Если вы мне позволите на пару минут? – Удалившись во внутренний кабинет и оставив Максин с интерном, который опирается на косяк в дверном проеме, глядя теперь на нее, хочется сказать непроницаемо, но это прозвучит расистски. Поскольку полного списка ингредиентов не прилагается, она, разумеется, накидываться на печеньки не станет.
– Ну… как работа? это твой первый шаг в юридической карьере?
– Надеюсь, нет. Я на самом деле хочу стать рэп-исполнителем.
– Вроде, э-э, кого, Джея-Зи?
– Ну, вообще-то я больше за Наза. Как вам, должно быть, известно, у них сейчас нечто вроде вражды, опять эта старая тема с Бруклином-против-Куинза, очень не хочется вставать на чью-то сторону, но… «Мир твой», как с этим что-то даже рядом поставить?
