Сара Уотерс - Ночной дозор
– Да, – ответил Дункан. – Вроде бы.
– А?
Дункан прокашлялся.
– Я говорю, да, нормально.
Отец кивнул, лицо его жутко напряглось от старания прочесть по губам. Дункан понимал, что обстановка для отца здесь самая неподходящая. В комнате было шесть столов, их – последний; за каждым столом по два заключенных, напротив – посетители; все орали. Соседом Дункана оказался человек по фамилии Ледди – почтовый чиновник, осужденный за подделку денежных переводов. Рядом с Вив сидела его жена. Дункан видел ее и раньше. На каждом свидании она устраивала мужу скандал.
– Если ты думаешь, что я счастлива, когда в мой дом заявляется такая баба… – верещала она сегодня.
За соседним столом сидела девушка с грудным ребенком. Она подкидывала дите вверх-вниз, чтобы оно улыбнулось папаше. Но младенец лишь надсадно вопил, точно сирена, потом судорожно всхлипывал и вновь заходился в крике. Помещение представляло собой обычную тесную тюремную комнату с обычно задраенными тюремными окнами. И запах стоял обычный, тюремный – пахло немытыми ногами, закисшими швабрами, скверной едой и дурным дыханием. Однако над традиционными запахами плавали и другие, гораздо более тревожащие: запахи духов, пудры, перманента, а еще – детей, а еще – машин, собак, тротуаров и вольного воздуха.
Вив сняла пальто. Она была в бледно-лиловой блузке с перламутровыми пуговками, которые притягивали взгляд Дункана. Он и забыл, что бывают такие пуговицы. Забыл, какие они на ощупь. Хотелось перегнуться через стол и хоть секунду подержать одну в пальцах.
Поймав его взгляд, Вив смущенно заерзала. Она сложила на коленях пальто и спросила:
– Нет, правда, как ты? Все хорошо?
– Ну да, все нормально.
– Ты очень бледный.
– Да? Ты уже говорила в прошлый раз.
– Вечно я забываю.
– Ну и как тебе прошедший месяц, сынок? – громко спросил отец. – Страшновато, а? Я сказал мистеру Кристи: немец продыху не дает, загибает нам салазки. Вот уж ночка была пару дней назад! Так бухало, что даже я проснулся! Можешь представить, как грохотало.
– Представляю. – Дункан пытался улыбнуться.
– Дом мистера Уилсона теперь без крыши.
– Мистера Уилсона?
– Ты его знаешь.
– Маленькими мы к ним ходили, – сказала Вив, заметив мучения Дункана. – Мужчина с сестрой, они угощали нас конфетами. Не помнишь? У них еще была птичка в клетке. Ты все хотел ее покормить.
– …здоровенная девка, – говорила жена Ледди, – да еще с такими привычками! Блевать тянет…
– Не помню, – сказал Дункан.
Из-за глухоты запоздав на такт, отец покачал головой.
– Нет, это просто уму непостижимо, когда все стихает. Ведь грохотало так, будто мир расшибся в лепешку. Прямо шалеешь от того, что многие дома все еще целы. Вспоминаешь, как все начиналось. Кажется, это называлось «Маленький блицкриг», да? – Отец адресовал вопрос Вив и снова повернулся к Дункану: – У вас-то здесь, наверное, не так чувствуется?
Дункан вспомнил темноту, крики Джиггса, надзирателей, спешащих в укрытие. Поерзав на стуле, он сказал:
– Смотря что ты подразумеваешь под словом «чувствуется».
Видимо, он промямлил, потому что отец пригнул голову и сморщился.
– А?
– Смотря что… О господи! Нет, здесь не особенно чувствуется.
– Ну да, – снисходительно хмыкнул отец. – Как я и думал.
Шаркая ногами, за спинами заключенных прохаживался мистер Дэниелс. Орал младенец; отец Дункана старался поймать его взгляд и корчил ему рожицы. Через пару столов сидел Фрейзер, к нему приехали родители. Толком разглядеть их не удавалось. Мать в черном и в шляпе с вуалью, будто на похоронах. У отца багровое лицо. О чем говорят, не слышно, но покрытые волдырями руки Фрейзера беспокойно двигаются по столу.
– Отец перешел в другой цех, – сказала Вив.
Дункан сморгнул, а сестра коснулась руки отца и повторила ему в самое ухо:
– Папа, я говорю Дункану, что ты перешел в другой цех.
– Да, верно, – кивнул отец.
– Вот как? – спросил Дункан. – Ты доволен?
– Там неплохо. Теперь я работаю с Берни Лоусоном.
– С Берни Лоусоном?
– И с Джун, дочерью миссис Гиффорд.
Отец улыбнулся и начал какую-то историю… Дункан почти сразу потерял нить рассказа. Отец не понимает. Вечно пересказывает фабричные шутки и дрязги, словно Дункан по-прежнему дома.
– Стенли Хибберт, Мюриель и Фил, – говорил отец. – Видел бы ты их физиономии! Я сказал мисс Огилви…
Некоторые имена Дункан припоминал, но люди казались призраками. Он смотрел на шевелящиеся отцовские губы, ловил смену выражений на его лице и подавал ответные реплики улыбками и кивками, словно сам был глухой.
– И все шлют тебе привет, – закончил отец. – Они всегда о тебе справляются. Конечно, Памела тоже передает привет. Просила извиниться, что не смогла приехать.
Дункан снова кивнул, на секунду забыв, кто такая Памела. Потом кольнуло – это же его вторая сестра… За три года она приезжала раза три. Он не особенно огорчался, а вот Вив с отцом всегда тушевались.
– С малышами трудно выбраться, – сказала Вив.
– Да-да, – ухватился за причину отец, – очень тяжело. Ведь сюда детишек не потащишь. Ну разве что повидаться с отцом, это, конечно, другое дело. Знаешь… – он глянул на девушку с вопящим младенцем и безуспешно попытался говорить тише, – я бы не хотел, чтоб мои дети меня видели, окажись я тут. Ничего хорошего. Никаких тебе приятных воспоминаний. Мне вот даже не нравилось, когда вы навещали в больнице мать.
– Но это радость отцам, – сказала Вив. – И маме, наверное, было приятно.
– Ну да, это уж так.
Дункан вновь посмотрел на родителей Фрейзера. Теперь он увидел и самого Роберта, который тоже смотрел вдоль столов. Заметив взгляд Дункана, Фрейзер чуть дернул уголком рта. Потом заинтересованно посмотрел на отца Дункана и Вив… Дункан подумал о ветхом пальто отца. Опустил голову и стал колупать лак столешницы.
Утром он озаботился дочиста отмыть руки и подрезать ногти. На брюках виднелись острые стрелки, поскольку прошлую ночь он спал, положив их под тюфяк. Волосы были гладко расчесаны и смазаны смесью воска и маргарина. Представляя свидание, каждый раз Дункан хотел произвести впечатление на отца и Вив, хотел, чтобы они подумали: «Он наша гордость!» Но во встрече всегда наступал момент, когда настроение резко падало. Дункан вспоминал, что и раньше они с отцом не знали, о чем говорить друг с другом. И тогда вздымалось удушающее разочарование – в отце, себе и даже Вив. Возникала злобная мысль: надо было прийти с грязными ногтями и нечесаным. Дункан сознавал, что на самом-то деле ему хочется, чтобы отец и Вив поняли, в какой мерзости он пребывает, чтобы увидели в нем этакого героя, который безропотно сносит тяготы, не превращаясь в животное. Всякий раз, когда они заводили разговоры о будничном, словно навещали его не в тюрьме, а в больнице или интернате, разочарование обращалось в ярость. Иногда вялую, и тогда удавалось смотреть на отца без желания броситься на него и ударить в лицо.
Дункан почувствовал, как его трясет. Руки на столе заметно подпрыгивали. Он их убрал и сложил на коленях. Глянул на часы, висевшие на стене. Еще одиннадцать минут…
Отец опять строил рожи младенцу, и тот притих. Потом они с Вив стали оглядывать комнату. «Я им надоел», – подумал Дункан. Родные казались посетителями ресторана, которые в скучном вечере достигли точки, когда уже нечего сказать, а потому можно разглядывать других обедающих, выискивая в них всякие причуды и изъяны. Он снова посмотрел на часы. Десять минут. Руки все дрожали. Прошибло потом. Возникло дикое желание совершить какое-нибудь жуткое непотребство, чтобы родные его возненавидели. Но вот отец снова к нему повернулся и добродушно спросил:
– Сынок, что за парень сидит в том конце?
– Патрик Грейсон, – презрительно ответил Дункан, словно вопрос был полнейшей глупостью.
– Симпатичный паренек, да? Он новенький?
– Нет. В прошлый раз ты его видел. И сказал, что он симпатичный. У него заканчивается срок.
– Да ну? Вот уж рад-то, наверное. И жена, поди, тоже.
Дункан скривил губы.
– Думаешь? Как только выйдет, заметут в армию. Лучше бы уж оставался. Здесь он хотя бы раз в месяц видит жену, и уж конечно, нет шансов, что отстрелят башку.
Отец пытался прочесть по губам.
– Что ж, наверное, будет рад исполнить свой долг, – пробормотал он и снова отвернулся. – И вправду, очень симпатичный парень.
Дункан взорвался:
– Ну так иди и разговаривай с ним, раз он тебе так нравится!
– Что? – повернулся отец.
– Дункан! – сказала Вив.
Но Дункана понесло:
– Вижу, тебе хочется, чтоб я оказался на его месте. Чтобы вышел, загремел в армию и мне оторвало башку. Тебе неймется, чтобы армия превратила меня в убийцу…
– Дункан! – повторила Вив, испуганно и устало. – Не глупи.
Однако отец уже разъярился:
– Чего ты несешь! Загреметь в армию, чтобы оторвало башку? Да что ты об этом знаешь? Если б пошел служить, как положено…
