Джеффри Арчер - Лишь время покажет
Недавно она сообщила ему, что мистер Фрэмптон весьма доволен ее работой в отеле, а потому поставил старшей над всей ночной сменой и еще раз повысил жалованье. И действительно, Гарри больше не приходилось ждать, пока брюки не станут ему слишком коротки, чтобы заменить их новыми. Но его все равно удивило, когда она ни слова не сказала о стоимости его поездки в Рим с Обществом ценителей искусства.
– Как я рада видеть вас, Гарри, в день вашего торжества, – обратилась к нему миссис Баррингтон. – Две награды, если я правильно помню. Жаль, Эмма не смогла приехать и разделить праздник, но мисс Уэбб наотрез отказалась отпускать своих девочек с занятий ради чужого актового дня, даже если их братья – старосты школы.
К ним подошел мистер Баррингтон, и Джайлз внимательно проследил за тем, как он пожал руку Гарри. Со стороны отца по-прежнему ощущалась прохладца, но никто не мог отрицать, что он прилагал все усилия, чтобы это скрыть.
– Итак, когда вы ожидаете получить ответ из Оксфорда, Гарри? – спросил Баррингтон.
– На следующей неделе, сэр.
– Уверен, вам предложат место, а вот Джайлз, подозреваю, так и балансирует на грани успеха.
– Не забывайте, что у него тоже был свой звездный час, – возразил Гарри.
– Что-то не припомню, – заметила миссис Баррингтон.
– Гарри, наверно, имеет в виду сотню перебежек, которую я набрал на стадионе «Лордз», мама.
– Как бы поразительно это ни было, хоть убей, не представляю, как это поможет тебе попасть в Оксфорд, – сказал отец.
– В обычных обстоятельствах я бы с тобой согласился, – парировал Джайлз, – не сиди в это время их профессор истории рядом с президентом Марилебонского крикетного клуба.
Последовавший смех заглушил колокольный звон. Мальчики поспешно направились в актовый зал, а их родители послушно потянулись следом, держась в нескольких шагах позади.
Джайлз и Гарри заняли места среди старост и лауреатов в первых трех рядах.
– Помнишь наш первый день в школе Святого Беды, – спросил Гарри, – когда мы все сидели в первом ряду, напуганные доктором Оукшоттом?
– Я никогда не боялся Шота, – возразил Джайлз.
– Да уж, конечно, только не ты, – сказал Гарри.
– Но я помню, как мы спустились к завтраку и ты вылизал тарелку из-под каши.
– А я припоминаю, что ты обещал никогда об этом не говорить, – шепнул Гарри.
– И обещаю, что больше не стану, – ответил Джайлз, не удосужившись понизить голос. – Как там звали того жуткого типа, который всыпал тебе в первый же вечер?
– Фишер, – ответил Гарри. – И случилось это на второй день.
– Интересно, что он сейчас поделывает?
– Должно быть, правит нацистским молодежным лагерем.
– Тогда это неплохой повод отправиться на войну, – заявил Джайлз, когда зал встал, чтобы приветствовать председателя и прочих членов попечительского совета.
Вереница хорошо одетых людей медленно прошествовала по проходу и взошла на сцену. Последним свое место занял мистер Бартон, директор, но не раньше чем усадил почетного гостя в центральное кресло первого ряда.
Когда все сели, директор встал, чтобы приветствовать родителей и гостей, после чего перешел к ежегодному докладу о достижениях школы. Начал он с того, что назвал тридцать восьмой год выдающимся, и следующие двадцать минут развивал это утверждение, подробно перечисляя академические и спортивные успехи. В заключение он пригласил достопочтенного Уинстона Черчилля, почетного главу Бристольского университета и члена парламента от Эппинга, обратиться к выпускникам и вручить награды.
Мистер Черчилль медленно поднялся и некоторое время взирал на собравшихся сверху вниз, прежде чем заговорить.
– Некоторые почетные гости начинают речь с утверждения, что в школе они никогда не получали наград, да и, по сути, всегда были последними в классе. Я не могу заявить ничего подобного: хоть я и вправду не получил ни одной награды, по крайней мере последним я не был – только вторым с конца.
Мальчики разразились хохотом и приветственными возгласами, а учителя заулыбались. Один лишь Дикинс остался равнодушным.
Как только смех начал утихать, Черчилль нахмурился:
– Сегодня наша страна смотрит в лицо одному из тех великих мгновений истории, когда от британского народа снова может зависеть судьба всего свободного мира. Многие из вас, присутствующих в этом актовом зале…
Он понизил голос и сосредоточил внимание на мальчиках, ни разу не взглянув в сторону их родителей.
– Те из нас, кто пережил Великую войну, никогда не забудут трагедию человеческих потерь, обрушившуюся на наш народ, и воздействие, которое она оказала на целое поколение. Из двадцати моих одноклассников в Харроу, отправившихся служить на передовую, лишь трое прожили достаточно долго, чтобы проголосовать на выборах. Мне остается только надеяться, что, кому бы ни довелось произносить подобную речь через двадцать лет, он не назвал бы эту варварскую и бессмысленную трату человеческих жизней первой мировой войной. И с этим единственным упованием я желаю вам долгой, счастливой и успешной жизни.
Джайлз одним из первых вскочил, чтобы стоя аплодировать почетному гостю, когда тот вернулся на место. Он был уверен, что, если Британии не останется другого выхода, как только вступить в войну, именно этот человек должен принять руководство у Невилла Чемберлена и стать премьер-министром. Когда несколько минут спустя все сели, директор попросил мистера Черчилля вручить на грады.
Джайлз и Гарри не удержались от одобрительных возгласов, когда мистер Бартон не только объявил Дикинса лучшим учеником выпуска, но и добавил:
– Этим утром я получил телеграмму от главы Баллиоль-колледжа в Оксфорде, где говорится, что Дикинсу присуждена высшая классическая стипендия. Могу добавить, – продолжал мистер Бартон, – что он первый юноша, добившийся этой награды, за всю четырехсотлетнюю историю школы.
Друзья немедленно встали, когда долговязый парень шести футов и двух дюймов ростом, в очках с толстыми выпуклыми линзами и костюме, который болтался на нем как на вешалке, неспешно поднялся на сцену. Мистеру Дикинсу хотелось вскочить и сфотографировать сына, когда его будет поздравлять мистер Черчилль, но он не осмелился.
Собравшиеся тепло встретили Гарри, которому вручали награду за английский язык, а также школьную награду за чтение.
– Никто из нас не забудет, как он сыграл Ромео, – добавил директор. – Мы все будем надеяться, что Гарри окажется в числе тех юношей, кто на следующей неделе получит телеграмму, предлагающую ему место в Оксфорде.
– Я никогда не учился в университете, – шепнул Гарри мистер Черчилль, когда вручал награду. – И теперь жалею об этом. Будем надеяться, что вы получите эту телеграмму, Клифтон. Удачи вам.
– Спасибо, сэр, – ответил Гарри.
Но самое громкое приветствие собравшиеся приберегли для Джайлза Баррингтона, когда тот вышел получать награду как староста школы и капитан крикетной команды. К удивлению почетного гостя, председатель попечительского совета вскочил с места и пожал Джайлзу руку, прежде чем тот подошел к мистеру Черчиллю.
– Мой внук, сэр, – пояснил сэр Уолтер с откровенной гордостью.
Черчилль улыбнулся, стиснул руку Джайлза и встретился с ним взглядом.
– Смотрите же, служите своей стране так же достойно, как, очевидно, послужили своей школе, – напутствовал он юношу.
Именно в этот миг Джайлз отчетливо понял, что он будет делать, если Британия вступит в войну.
Когда церемония завершилась, мальчики, родители и учителя как один встали, чтобы спеть «Carmen Bristoliense» [49] .
Sit clarior, sit dignior, quotquot labuntur menses.
Sit primus nobis hic decor, Sumus Bristolienses [50] .
Когда отзвучал последний припев, директор увел почетного гостя и своих подчиненных со сцены и вышел с ними из зала. В считаные мгновения все остальные хлынули на газон, чтобы присоединиться к ним за чаепитием. Троих юношей окружили те, кто хотел их поздравить и пожелать удачи, а также стайка чьих-то сестриц, нашедших Джайлза «удивительно милым».
– Никогда не испытывала такой гордости, – призналась мать Гарри, обнимая его.
– Понимаю ваши чувства, миссис Клифтон, – подхватил Смоленый Джек, пожимая Гарри руку. – Жаль только, мисс Манди не дожила до сегодняшнего дня, иначе он стал бы счастливейшим в ее жизни тоже.
Мистер Холкомб стоял в стороне и терпеливо ждал, когда же и до него дойдет очередь поздравить выпускников. Гарри представил его капитану Тарранту, не подозревая о том, что эти двое – старые друзья.
Когда оркестр перестал играть, а сильные мира сего разошлись, Джайлз, Гарри и Дикинс остались сидеть на траве и предаваться воспоминаниям о прошлом. Они были уже не школьники.
43
Телеграмму для Гарри доставил младший мальчик в четверг после полудня. Его друзья терпеливо ждали, когда же он откроет ее, но тот протянул коричневый конверт Джайлзу.
– Опять перекладываем ответственность, – заметил Джайлз, разрывая бумагу.
