Дэвид Кроненберг - Употреблено
– Qui êtes-vous?[34]– спросила она, едва сдерживая непонятное Наоми возмущение.
– Я Наоми. А вы?
Грозная, сжатая в кулак рука медленно опустилась – очевидно, сейчас она жила своей жизнью.
– А где Ари? Ари живет здесь? Вы живете здесь вместе?
Услышав ответ Наоми, женщина перешла на английский и говорила уверенно, решительно, с легким франко-немецким акцентом.
– Да, Аристид Аростеги живет здесь. Но сейчас его нет дома. Скажите, пожалуйста, как вас зовут?
– Я его подруга. Я ждала его, а он так и не пришел…
Ее узкое лицо вдруг сморщилось, она разрыдалась, отвернулась, смутившись, и тогда Наоми увидела смешное оттопыренное ухо и убедилась, что перед ней аудиолог Аростеги – и Ромма Вертегаала – Элке Юнгблут.
Наоми ввела ее в дом, усадила в ячеистое кресло-мешок, принесла чашку горячего чая и пачку салфеток из ванной, с помощью которых Элке решительно разделалась с непослушными слезами и соплями.
– Мне не сразу удалось выйти на профессора Мацуду из Тодая. Ари сказал, через него можно связаться при необходимости. Он не хотел сообщать свой адрес напрямую. Сказал, что не хочет подвергать меня опасности. Я ведь гражданка Франции, а он – подозреваемый в громком убийстве. И так далее. Однако я должна была приехать в Токио, чтобы встретиться со специалистами из Корейской Народно-Демократической Республики. Я аудиолог. Некоторые наши слуховые инструменты производятся в Северной Корее. Ари вам не рассказывал, что носит слуховой аппарат?
– Он говорил, у него немецкий. “Сименс”, кажется.
Элке печально улыбнулась.
– Такой аппарат, как у него, обычно называют китайской подделкой, только он не китайский. Их производят в Северной Корее, и это не просто подделка, это особая корейская модель. Да, логотип на них штампуют сименсовский – корейцы не то чтобы жульничают, скорее маскируются. А у нас есть один французский производитель электроники, который очень хочет попасть на рынок слуховых инструментов. Возможно, бренд будет называться “Голос вечного президента”. – Элке загадочно улыбнулась самой себе. – Мои амбиции выходят за рамки непосредственной профессиональной деятельности, как вы, вероятно, поняли. Так вот, прежде чем выпустить корейский аппарат на западный рынок, мы попросили Ари протестировать его, и Ари согласился. И мы устроили так, чтобы он пришел ко мне в гостиницу сообщить о результатах. – Голос Элке дрогнул. – Но он не появился. Ари писал мне, когда был уже в пути, но так и не доехал. Я привезла с собой аудиологическое оборудование. Мы с корейскими специалистами собирались отладить программное обеспечение, а затем они должны вернуться в Пхеньян. Теперь я в серьезном затруднении. Без отчета Ари я не знаю, что говорить корейцам. Не хотелось бы их разочаровывать, они ведь могут разозлиться не на шутку. А вы новая подружка Ари? Американка, кажется?
– Я родилась в Канаде. У меня двойное гражданство.
Непонятно, почему Наоми посчитала уместным сообщить об этом, вероятно, отсылки к Франции, Германии и Северной Корее навели на мысль о паспортах. Интересно, есть ли у Канады, в отличие от Франции и США, дипломатические отношения с Северной Кореей, подумала она между делом. Можно, конечно, открыть “Эйр” и снова забраться в интернет, правда, последние три дня Наоми жила так, словно интернета нет и в помине, и испытывала от этого такое облегчение.
– Я журналистка. Пишу материал об Аростеги для нескольких журналов. Я тоже удивилась, когда он не явился домой.
Последнее прозвучало двусмысленно, как и хотела Наоми. Ее собственный затрапезный вид, конечно, заставлял усомниться, насколько она объективна в отношении всего, что касается Ари; Наоми и Элке были друг другу под стать.
– Элке, а ваши коллеги из Северной Кореи знают об Ари? Знают, что он тестирует аппарат?
– Конечно. Он ведь знаменитость мирового масштаба, и им известно, какая у него репутация, потому они и заинтересовались. Такой человек предпочел северокорейские технологии, да еще технологии столь приватного свойства. Волнующий мир звука, речи, языка и коммуникации. Вам не попадались философские книжки Ари для детей? С прекрасными иллюстрациями Селестины? Очаровательные и слегка меланхоличные. Говорят, десятилетнему Ким Чен Ыну дали почитать эти книжки, и он проглотил их моментально, вот почему Аростеги в КНДР так уважают. Их там считают ярыми противниками капитализма и потребительства. Однако очень возможно, что корейцы Аростеги недопоняли.
Повисла ироничная пауза, и Наоми успела мысленно выпороть себя за то, что прочла только три книги Аростеги, купленные в аэропорту – можно сказать, книги для начинающих, – и вряд ли разобралась в аростегианской политфилософии лучше десятилетнего наследника династии Ким.
– В этом деле, конечно, замешаны и личные мотивы.
– Ромм Вертегаал, – подсказала Наоми.
Глаза у Элке были не разного размера, как описывал Ари, просто несимметрично располагались на лице – левый значительно выше правого, и казалось, что она все время усмехается, скептически приподняв бровь; а теперь, когда Элке действительно подняла бровь, совокупный эффект получился совсем уж комичный, но и слегка пугающий: такая диспропорция словно указывала на некое психическое расстройство, патологию.
– Вижу, Ари основательно посвятил вас в свои дела. – Элке обеими руками убрала волосы от лица и слегка взбила прическу.
– Он хотел сообщить мне всю необходимую информацию, чтобы я писала… со знанием дела.
– Однако часть этой информации обнародовать не следует.
– Например, ту, что касается программы “Вертегаал”?
– Например, да. Эта программа представляет собой определенную опасность – в коммерческом, политическом и неврологическом смысле, а также – на что неоднократно указывал Ари – в философском.
– Элке, ваши корейцы или сам Ромм знали о встрече в гостинице? Знали, в какое время вы с Ари встречаетесь?
– На что вы намекаете?
– Не планировал ли Ари отправиться в Пхеньян? Может, даже вместе с вами?
Элке опустила глаза и покраснела. Тут Наоми стало ясно: когда-то Элке и Ари были любовниками, несмотря на ее невзрачную внешность, которую Аростеги так забавно описывал.
– Первоначально нет. Но я узнала от профессора Мацуды, что японское правительство хочет депортировать Ари, вернуть во Францию – похоже, в двусторонних соглашениях между Францией и Японией есть какие-то серые зоны… Ари ведь не гражданин Японии. Я предполагала, что ему придется рассмотреть и такой вариант – бежать еще дальше, из Японии в Северную Корею.
– Он ведь сообщил бы вам об этом, так ведь? И взял бы вас с собой.
– Мне бы очень этого хотелось. Но кто-то должен оставаться в Париже в качестве координатора. К тому же, честно говоря, наших в Северной и так уже достаточно.
– Наших? А кто там?
– Ромм, конечно. И Селестина Аростеги теперь тоже.
– В Пхеньяне? Сейчас?
– Да.
– Это невозможно. Селестина мертва.
– Нет-нет. Она с Роммом в Пхеньяне. Я говорила с ней по скайпу сегодня утром. У нее есть выход в интернет – привилегия немногих иностранных знаменитостей. За всеми ее действиями в Сети, конечно, тщательно следят. Селестина обрезала волосы, у нее теперь разрешенная прическа номер три – короткая, гладкая стрижка. – Элке поднесла руку к лицу и произвела энергичные режущие движения пальцами у скулы – изобразила одну из восемнадцати женских стрижек, разрешенных правительством КНДР. – Она теперь выглядит совсем иначе, но прелестна по-прежнему. Просто прелестна. – Элке замолчала, улыбнулась отрешенно, представив себе Селестину в новом северокорейском образе, и слегка покачала головой, удивляясь способности этой фантастической женщины бесконечно приспосабливаться к новым обстоятельствам. Затем Элке взглянула на Наоми – улыбка стремительно угасла. – Селестина не говорила, что Ари собирается приехать.
– Но ведь в Париже ведут следствие по делу об убийстве Селестины и расчленении ее тела. Я видела фотографии.
– Это все Ромм срежиссировал для Ким Чен Ына. Виртуальное убийство. Не спрашивайте как, Ромм в таких делах специалист. Конечно, у него был помощник на месте, в Париже, отвечавший, скажем так, за техническую сторону.
– Какой помощник?
– Один умница-студент Аростеги, влюбленный в Ромма. Он настоящий волшебник.
– Эрве Блумквист.
Смирившаяся с осведомленностью Наоми, Элке рассмеялась.
– Да, Эрве. Французы скорее предпочли бы, чтобы Селестина умерла, нежели сбежала – не только физически, но и в культурном смысле – в Северную Корею. Очень возможно, они знают правду, но предпочитают делать вид, что поверили разыгранному спектаклю: Селестина просто мертва, ее убил муж, тоже изменивший Франции – опять же в культурном смысле, а для французов это страшнее политической измены. Не удивлюсь, если где-нибудь напишут, что Ари похищен северокорейскими агентами и переправлен в Пхеньян – помогать юному диктатору шлифовать идеологическую стратегию. Этакий контрвымысел французов в отместку Аростеги, который искренне пожелал отказаться от старой, насквозь французской жизни ради новой, яркой азиатской. И если он действительно отправился туда, они заживут втроем большой шведской семьей.
