Лайза Дженова - Семья О’Брайен
А потом происходит какое-то чудо. Движение отступает на задний план. Джо превращается в дышащее тело, которое, так уж вышло, двигается. Он дышит медленно, ровно, глубоко вдыхает и выдыхает через нос, как учила Кейти, и чувствует покой в глубине движения. Он вошел в поле. Никаких больше муравьев. Никаких падений. Отморозки, творящие хорею, бежали из города.
Он уже пять раз занимался с Кейти, и впервые чувствует это – движение в покое, краткое пробуждение от хореи. Он раньше бегал по Сорока пролетам до изнеможения, снова и снова падал со ступеней, рассаживал колени, локти и ладони, превращался в кровавое месиво, прежде чем хорея выбрасывала белый флаг. Это куда лучше. И куда безопаснее.
После Приветствия Солнцу они перемещаются на пол. Три кобры. Две саранчи. Потом мостик. Он боится мостика. Лежит на спине, упершись ногами, согнув колени и, по команде Кейти, поднимает бедра к небу. Ну, хоть немножко.
– Держи позу, а не дыхание. Считай до десяти.
У Джо трясутся ноги. Горло сжимается, его перехватывает. Он морщится и кряхтит, выталкивая из себя воздух. Напрягает каждую мышцу, что может найти, борется, чтобы задница оставалась в воздухе, чтобы остаться в позе, не прекращать бой.
– Поза начинается тогда, когда ты хочешь из нее выйти. Усмири свои реакции. Успокой мысли. Уйми борьбу. Просто наблюдай и дыши.
Сперва Джо вспоминает, где у него лицо, и разжимает челюсти. Дышит и намеренно расслабляет все, кроме ног, которыми упирается в пол. Смотрит, как поднимается и опускается его живот. Опускается и поднимается. И пожалуйста, ему почти удобно стоять на мостике.
«Не прекращай бой» – это срабатывало, когда Джо был патрульным. Срабатывало иногда, даже когда он был мужем и отцом. Но оно не работает для больного БХ. «Не прекращать бой» – значит бороться. Это война. Несмотря на сероквель и недостаточную дозу тетрабеназина, у Джо по-прежнему проявляется хорея, потеря координации и проприоцепция, обсессивно-компульсивное расстройство, паранойя, вспыльчивость, анозогнозия, резкие перепады настроения с непредсказуемой склонностью к гневу и дизрегуляторный синдром. И неразборчивая речь. Его речь начала становиться неразборчивой. Против БХ нет действенного оружия. Он никогда не признает этого при Донни или Томми, или вообще перед ребятами, но, возможно, девиз «Не прекращай бой» в случае с БХ надо бы поменять на «Держи позу».
Кейти милосердно велит Джо выйти из Моста. Они переходят к Наклонам Сидя. Счастливый Младенец. Скручивание Позвоночника.
И наконец, его любимая савасана. Поза покойника. Ирония в названии этой позы ему очевидна. Джо лежит на коврике, положив руки вдоль тела, раскинув ноги, развернув ступни носками врозь, закрыв глаза. Дышит. Освобождается от всякого усилия. Отдает все, позволяет каждому килограмму своего тела притянуться к коврику и деревянному полу под ним, которые сейчас почему-то кажутся куда удобнее, чем больничный матрас.
Иногда Кейти читает что-нибудь вдохновляющее из своих книжек по йоге, пока он лежит в этой позе, но сегодня она молчит. Он, не глядя, чувствует ее на соседнем коврике. Джо дышит, не заставляя себя ничего делать, ничего не ожидая, и проваливается в никуда, отпуская тело и мысли, опустошаясь.
И в этой пустоте возникает образ его матери. Воспоминание. Она в общей палате в государственной больнице, сидит в инвалидной коляске с откинутой спинкой, обложенная подушками, через ее грудь идет белый ремень, талию обхватывает черный. На ней голубая рубашка с короткими рукавами, болтающаяся на ее исхудавшем теле, на прозрачном запястье флуоресцирующий желтый браслет из бумаги, на котором написано «РИСК ПАДЕНИЯ». Ее запястья вывернуты, костлявые пальцы скрючены и сведены.
Она плюется, кряхтит, издавая низкий, животный рык. Ее лицо то и дело сильно кривится, словно ее неожиданно толкнули. Она снова и снова кряхтит и вскидывает подбородок к потолку. Ее рот распахивается. С нижней губы на голубую рубашку капает слюна.
Джо одиннадцать. Ему противно, стыдно, отвратительно. Он отворачивается и смотрит в другую сторону. Он хочет уйти.
«Поза начинается тогда, когда ты хочешь из нее выйти. Усмири свои реакции. Успокой мысли. Уйми борьбу. Просто наблюдай и дыши.
Держи позу».
Джо лежит в позе покойника и начинает переживать заново то же ясное воспоминание о матери, но оно сдвигается, словно Бог протянул руку в его мозг и развернул его на несколько градусов.
«Не так. Вот так».
Инвалидная коляска его матери, ремни, ее голубая рубашка с коротким рукавом, желтый браслет, рык, слюна. Вместо того чтобы отвернуться, Джо встречается с ней глазами и видит в них улыбку, обращенную к нему. Ее лицо кривится, она кряхтит, но теперь Джо смотрит ей в глаза, без страха, и гортанные животные звуки становятся человеческими, понятными.
«Иио».
Спасибо.
Его мать благодарит сиделку за то, что та кормит ее обедом.
Благодарит отца за то, что расчесывает ее волосы. Благодарит Джо и Мэгги за картинки, которые они ей нарисовали.
И прежде чем они уйдут на неделю, его мать собирает все свои силы, чтобы издать резкий стон.
«А юю ах».
Я люблю вас.
Последними словами, которые Джо слышал от матери, которых не понимал до сих пор, были «спасибо» и «я люблю вас». Благодарность и любовь.
Джо снова проигрывает воспоминание в голове и видит мать заново и по-новому. Она не может ходить, не может сама есть, не может защитить себя от слухов, что она пропойца, грешница и плохая мать, не может жить дома и обнимать детей, подтыкать им одеяло по ночам, но она глазами улыбается Джо. Все-таки его мать не была просто живым трупом, дожидающимся в больнице смерти. Она была женой и матерью, любившей свою семью, была благодарна, что видит их, и по-прежнему любила их, сколько могла.
По вискам Джо текут слезы, у него намокают волосы, и он вспоминает мать – она больше не жуткое чудовище, которое он презирал и обвинял, которого стыдился. Она была Рут О’Брайен, его мать, женщина, заболевшая БХ не по своей вине, она отдавала семье любовь и благодарность, когда ей уже нечего было отдать.
Через все эти годы он видит свою мать. Заново запоминает.
«Я люблю тебя, мама. Прости меня, пожалуйста». И сердце Джо взлетает, зная, что это уже случилось. Он любим и прощен.
И вот, словно удар молнии, перед ним пример, который он искал. Перед ним его мать. Урок, который она преподала ему, чтобы он передал его своим детям: мужественно делать каждый вдох с любовью и благодарностью.
– Хорошо, пап. Давай пошевелим пальцами рук и ног. Вытяни руки вверх, закинь за голову и, когда будешь готов, прими сидячее положение.
Теперь Джо и Кейти сидят, скрестив ноги и открыв глаза, и смотрят друг на друга в зеркале. Лицо Кейти тоже влажно от слез.
– Давай сложим ладони и поднесем к сердцу.
Джо повторяет за Кейти. Они какое-то время сидят в тишине и молятся.
– Свет во мне кланяется свету в тебе и чтит его. Намасте.
– Намасте, – говорит Джо, улыбаясь дочери в зеркале. – Я тебя люблю, Кейти.
– Я тебя тоже люблю, пап.
– Спасибо, моя хорошая.
Любовь и благодарность.
Глава 32
Джо стоит в прихожей, пытаясь понять, что у него перед глазами, вернее, чего там нет. Мраморная чаша со святой водой исчезла. Он смотрит на две дырки от шурупов и белое пятно в форме чаши, на двадцать лет белее окружающей его стены, и не понимает, кто мог это сделать. Несколько месяцев назад он бы, наверное, даже не заметил, что чаши нет. Все эти обряды со святой водой всегда были по части Роузи. Но с тех пор, как у Джо началось ухудшение, он считает, что вода, благословленная Господом, так же эффективна, как препараты, которые может предложить современная медицина, вот только стоит во много раз дешевле. Последние месяцы он привык осенять себя крестом во имя Отца, Сына и Святого Духа всякий раз, как выходит из дому или возвращается. Как-то утром, когда никто не видел, он даже вытащил соломинку из своего картонного стакана, окунул ее в чашу и немножко отпил. Вреда не будет.
Он бросает ключи на столик в прихожей и собирается дать пять Деве Марии: еще один ритуал, к которому у него почти навязчивое пристрастие, но его рука повисает в воздухе. Девы Марии тоже нет. На столике ничего нет, кроме его ключей и кружевной салфетки цвета слоновой кости, на которой стояла Мария. Их что, ограбил какой-то чокнутый католик?
В гостиной он обнаруживает ту же картину. Со стены над камином исчезло распятие. Иисус, святой Патрик, святой Христофор, ангелы, церковные свечи, даже рождественские певчие и вертеп – все испарилось. Остались только лягушки, младенцы, Снупи и семейные фотографии. По мнению Джо, без всего этого религиозного хлама комната смотрится лучше, но он холодеет. Статуэтки и свечи ничего не значат для Джо, но для Роузи они значат многое.
Он продолжает осматривать гостиную, как место преступления. Гладильная доска Роузи разложена, но вилка утюга не воткнута в розетку, и чистое белье по-прежнему лежит мятой грудой в корзине на полу. Исчезнувший католический хлам, незаконченная глажка. Больше вроде ничего не пропало, но потом взгляд Джо падает на тумбу телевизора – вот она, последняя улика. Записей Опры тоже нет.
