Сара Уотерс - Ночной дозор
– Все же она порвала тебе рубашку, – сказала Вив.
Дункан изогнулся, пытаясь увидеть свою спину.
– Ладно, пустяки. Я не ты, мне красавчиком быть ни к чему. Правда, она у нас красавица, дядя Хорас? Красотка секретарша.
Обаятельно улыбнувшись, он дал себя обнять и чмокнуть в щеку. От его одежды исходил слабый душистый аромат свечной фабрики, но под ним угадывался мальчишечий запах; когда Вив обняла брата, его плечи показались до нелепого узкими и костлявыми. Она вспомнила рассказанную днем историю о наборе для фокусов и еще – как он забирался к ним с Памелой в постель и устраивался между ними. До сих пор помнилось ощущение его худеньких рук и ног, горячего лба с прилипшими темными шелковистыми волосами… На миг захотелось, чтобы все они снова оказались детьми. Просто невероятно, что все так обернулось.
Сняв пальто и шляпку, Вив села рядом с Дунканом. Мистер Манди ушел на кухню. Через минуту донеслось звяканье – готовил чай.
– Пожалуй, надо помочь, – сказала Вив.
Она говорила так всякий раз. Дункан по-всегдашнему ответил:
– Он предпочитает, чтоб ему не мешали. Сейчас запоет. Сегодня он прошел сеанс, ему чуть лучше. К тому же на мне мытье посуды. Расскажи, как ты.
Они обменялись маленькими новостями.
– Папа передает привет, – сказала Вив.
– Правда? – Дункана это не интересовало. Не усидев на месте, он возбужденно вскочил и что-то схватил с полки. – Ты только посмотри! – В руках у него был латунный сливочник с вмятиной на боку. – В воскресенье купил за три шиллинга шесть пенсов. Мужик запросил семь шиллингов, но я сбил цену. Думаю, это восемнадцатый век. Представь, Ви: леди пили чай и подливали из него сливки! Разумеется, он был посеребренный. Видишь, тут немного осталось? – Он показал следы серебра на спайке ручки. – Разве не прелесть? Три и шесть! Что маленько попорчено, ерунда. Всегда можно выправить.
Восхищенный Дункан вертел в руках сливочник. Посудина выглядела хламом. Каждый раз брат показывал какую-нибудь новую вещицу: битую чашку, щербатую глазурованную шкатулку, вытертую бархатную подушечку. Было невозможно избавиться от мыслей о губах, которые прикасались к фарфору, о грязных руках и сальных головах, что до лысин затерли подушки. Вив покрывалась мурашками от одного только дома мистера Манди: стариковское жилье, где комнатки загромождены большой темной мебелью, а стены кишат картинами. На каминной полке под стеклянными колпаками, засиженными мухами, восковые цветы и обломки кораллов. Газовые лампы с раздвоенным фитилем. Желтые выцветшие фотографии: мистер Манди – стройный юноша, а тут – мальчик с сестрой и матерью; мать в жестком черном платье выглядит королевой Викторией. Все мертво, мертво, мертво, но Дункан – живые темные глаза, чистый мальчишечий смех – чувствовал себя здесь как дома.
Вив взяла сумку:
– Я вам кое-что принесла. Банка ветчины.
– Ух ты! – В голосе Дункана слышалась ласковая насмешливость, с какой перед тем он произнес «красотка секретарша». Когда с чайным подносом прихромал мистер Манди, Дункан торжественно вскинул банку.
– Вот, дядя Хорас! Гляньте, что нам доставили!
На подносе уже лежала солонина. Вив принесла ее в прошлый раз.
– Ну ей-богу, теперь у нас пир горой, – сказал мистер Манди.
Раздвинули стол, расставили тарелки и чашки, пристроили томатные сэндвичи, латук и крекеры. Придвинули стулья, встряхнули салфетки и стали угощаться.
– Как поживает ваш батюшка, Вивьен? – учтиво справился мистер Манди. – А сестрица? Как дела у бутуза? – Он имел в виду Грэма, сынишку Памелы. – Этакий карапуз, не правда ли? Толстенький пончик. Совсем как детишки в мое время. Похоже, они вышли из моды.
Разговаривая, он вскрывал банку с ветчиной: крупные тупорылые пальцы крутили и крутили нож, обнажавший тонкую, похожую на рану полоску розового мяса. Вив заметила, как Дункан смотрел на банку, а потом сморгнул и отвернулся. С показной веселостью он спросил:
– А что, на детей мода как на платья?
– Я вам вот что скажу. – Мистер Манди вытряхнул ветчину и соскребал желе. – Чего у нас не было, так это детских колясок. Случись где увидеть, вот уж была диковина. Это был шик. Моих кузин возили в угольной тележке. И ребятишки раньше начинали ходить. В мое время дети зарабатывали себе на жизнь.
– Велосипед вам никогда не устраивали, дядя Хорас? – спросил Дункан.
– Велосипед? – заморгал мистер Манди.
– Никакой детина не поджигал бумажку в пальцах, чтобы вы шибче перебирали ногами?
– Да ну тебя!
Все рассмеялись. Пустую банку отставили в сторону. Мистер Манди достал платок, коротко и трубно высморкался, затем встряхнул, укладывая в старые складки, и аккуратно спрятал в карман. Перед тем как отправить в рот сэндвич и лист салата, он разрезал их на крохотные кусочки. Когда Вив оставила поднятой крышку горчичницы, он ее прихлопнул. Однако по окончании трапезы сгреб в руку остатки мяса с желе и скормил кошке, позволив ей вылизать ладонь от костяшек до ногтей.
Кошка все прикончила и замяукала, прося еще. Мяуканье было тонкое, писклявое.
– Прям как булавки втыкает, – сказал Дункан.
– Какие булавки?
– Ощущение, что меня насквозь прокалывают.
Мистер Манди не понял. Потрепал кошку по голове.
– Ой, смотри, раздерет она тебя, когда терпение кончится. Правда, Киса?
На десерт был кекс; едва с ним справились, мистер Манди и Дункан встали, чтобы убрать со стола. Вив сидела скованно, наблюдая, как они носят посуду; вскоре оба скрылись в кухне, оставив ее одну. Тяжелые двери звуков не пропускали; в комнате было тихо и невероятно душно, шипели газовые лампы, в углу размеренно тикали высокие напольные часы. Они шли натужно, словно их внутренности закостенели, как суставы мистера Манди, либо их тоже угнетала старомодная атмосфера дома. Вив сверила большие часы с наручными. Без двадцати восемь… Как медленно здесь тянется время. Совсем как на службе. Вот ведь несправедливость! А когда не нужно – летит без оглядки.
Нынче все же появилось развлечение. Мистер Манди уселся в кресло у камина, что всегда делал после ужина, а Дункан попросил, чтобы Вив его подстригла. Они ушли в кухню. Дункан расстелил на полу газету, в центре поставил стул. Налил в миску теплой воды, за воротник рубашки заткнул полотенце.
Вив окунула в воду расческу, смочила брату волосы и начала стричь. Ножницы были старые, портняжные; бог ведает, зачем они сдались мистеру Манди. Возможно, он сам себя обшивал, с него станет. Под ногами хрустела газета.
– Не слишком коротко, – попросил Дункан, прислушиваясь к щелканью ножниц.
Вив повернула его голову:
– Сиди спокойно.
– В прошлый раз ты обкорнала.
– Стригу как умею. Может, ты не знаешь, но существует такая вещь, как парикмахерская.
– Не люблю парикмахерских. Всегда кажется, что из меня нарубят начинку для пирога.[6]
– Не дури. На кой ты им.
– Думаешь, из меня выйдет невкусный пирог?
– В тебе мало мяса.
– На сэндвич-то сгожусь. Или меня можно закатать в банку. А потом… – Дункан повернулся и озорно стрельнул глазом.
Вив снова выпрямила ему голову:
– Криво же получится.
– Пускай, любоваться некому. Разве что Лену с фабрики. У меня обожателей нет. Я не ты…
– Заткнись, а?
Дункан рассмеялся.
– Дядя Хорас не слышит. Да ему все равно. Его это не тревожит.
Вив перестала стричь и уперла концы ножниц брату в плечо.
– Ты не проболтался, Дункан?
– Нет, конечно.
– Не вздумай!
– Зуб даю. – Дункан лизнул палец, чиркнул себя по груди и с улыбкой воззрился на сестру.
Вив не улыбалась.
– Этим не шутят.
– Раз этим не шутят, почему ты это делаешь?
– Если папа узнает…
– Вечно ты думаешь о папе.
– Кто-то должен о нем думать.
– У тебя своя жизнь, разве нет?
– Думаешь? Порой я сомневаюсь.
Вив стригла молча – не успокоившись, не выговорившись; ей даже хотелось, чтобы брат и дальше ее поддразнивал, ибо кроме него поделиться было не с кем, он – единственный, кому она рассказала… Но момент был упущен; Дункан отвлекся – наклонив голову, разглядывал влажные темные прядки на газете под стулом. Они падали завитками, но, высыхая, разваливались на пушистые волоски. Дункан поморщился.
– Вот ведь странно, – сказал он. – На голове волосы смотрятся так красиво, но становятся мерзкими, едва их отрежут. Ты должна взять локон, Ви, и носить в медальоне. Вот как поступила бы примерная сестра.
Вив опять выпрямила его голову, уже не так ласково.
– Сейчас устрою тебе примерную сестру, если не угомонишься.
Дункан дурашливо заныл:
– Ой, мне устроили примерную сестру!
Оба рассмеялись. Стрижка закончилась, Дункан отодвинул стул и открыл дверь черного хода. Вив достала сигареты; они вдвоем сидели на крыльце, глазели на улицу, курили и болтали. Дункан рассказал о визите к мистеру Леонарду, об автобусных пересадках и всяких маленьких приключениях… Небо походило на воду, в которую вылили чернила: расползалась темнота, одна за другой появлялись звезды. Почти новая луна красовалась стройным идеальным полумесяцем. Пришла кошка, позаплеталась вокруг ног, а затем повалилась навзничь и стала кататься, вновь придя в исступленный восторг.
