Кафа Аль-зооби - Лейла, снег и Людмила
– А что ты сделаешь с сувенирами?
– Не знаю, не думал еще. Может быть, выброшу в реку. Туристам будет приятно смотреть на замерзшую реку, усыпанную разноцветными матрешками.
– Но я работаю целыми днями не для того, чтобы туристы любовались ими бесплатно.
– А что ты хочешь, чтобы я с ними сделал?
Людмила немного помолчала, затем ответила:
– Хочу, чтобы ты разложил их перед Исаакиевским собором и сам продавал туристам.
– Ты умеешь шутить, – сказал он без тени улыбки.
– А может, я говорю серьезно, – ответила она с усмешкой.
Виктор действительно устал преследовать ее. Для него Людмила была уже не просто красивой женщиной, которую он хотел завлечь в постель и затем бросить. Она была другая. Она бросала ему вызов с такой смелостью, на которую не способны даже власти. Перед ней он чувствовал слабость, и все его огромные возможности теряли смысл: ее ничем не напугать, ничем не соблазнить. Как-то раз Виктор преподнес Людмиле охапку самых дорогих роз, а она оставила их на капоте автомашины, словно положив на край черной могилы. В другой раз он остановил ее на улице после двух часов преследования, перед дорогим магазином импортной одежды, и предложил:
– Если хочешь, мы сейчас зайдем в этот магазин, и ты возьмешь себе бесплатно все, что понравится, и никто слова не скажет. Даже наоборот, все – от продавщиц до хозяина магазина – будут тебе улыбаться.
Предложение было весьма заманчивое, тем более что Людмила знала: оно абсолютно реально. Однако она и тут нашлась:
– Я предпочитаю, чтобы люди улыбались мне от души. И сомневаюсь, чтобы кто-то мог от души улыбаться вору.
Любой другой, посмевший заявить Виктору такое, был бы немедленно стерт в порошок. Но эти слова произнесла она, вызывающе глядя на него прекрасными глазами, блеск которых вызывал в его сердце жгучий трепет.
Она будет его. Не потому, что, не моргнув глазом, бросает ему вызов, а потому, что отказ Людмилы и ее вызов внушают Виктору не столько огорчение, сколько разжигают такую страсть, какой он не испытывал никогда прежде ни к одной женщине.
Он пришел к ней, измученный окончательно. Но она не впустила его, и они остались стоять на лестничной площадке.
– Что мне сделать, чтобы ты согласилась? Я готов исполнить любое твое требование, даже если попросишь сесть перед Исаакиевским собором и продавать сувениры туристам, – проговорил Виктор в отчаянии.
И тогда Люда поняла, что победила.
Она ответила улыбкой, которая показалась ему неожиданным светом, возникшим в туннеле отчаяния:
– Тогда позволь мне вначале подготовить их, а то я продала все, что было.
Виктор принял ее слова за согласие. Но это было странное согласие: после этого они встречались несколько раз в общественных местах, но он не удостоился даже прикосновения ее руки.
В это время Максим Николаевич прилагал максимум усилий, чтобы найти способ помочь Люде, которую, как он полагал, после исчезновения Ивана преследовала мафия. На глазах у Наташи он стал останавливать Людмилу, чтобы спросить о том, как обстоят дела у нее и у Ивана. И то, что она не проявляла особого беспокойства, объяснял ее сильным характером. Это обстоятельство внушало ему еще большую симпатию к ней. Более того, оно отдаляло ее от него на такое расстояние, которое измерялось не метрами, а разницей между духом сильного и духом слабого. И, несмотря на то, что теперь обстоятельства, казалось, больше благоприятствовали сближению с Людой, Максим Николаевич чувствовал себя как осенний лист, безнадежно уносимый ветром отчаяния. Он смотрел на себя в зеркало и видел свои пятьдесят лет, тусклый взгляд, пепел в волосах и сердце, тикавшем безмолвно, словно выброшенный и забытый на окраине жизни механизм. Глядя на себя, он все больше убеждался в том, что не получит ее никогда. Он был старше Люды на двадцать с лишним лет, и вместе с тем у него складывалось ощущение, будто старшей была она – не годами, не жизненным опытом, а тем необычайно высоким градусом жизни, который у Максима Николаевича частенько опускался ниже нуля. Она умела выжимать эссенцию из вещей и пить их нектар, тогда как он умел лишь валяться в отбросах.
Его охватило уныние. За весь этот напряженный период ему только дважды удавалось остаться наедине с ней в квартире. В первый раз он долго собирал остатки сил, чтобы набраться храбрости и в последний момент постучать к ней в дверь.
– Я хотел справиться о тебе. Как дела, Люда?
– У меня все отлично. А как ты?
– Не могу сказать, что у меня все отлично.
– А что портит тебе жизнь? Не говори, что ты страдаешь из-за меня.
– Так и есть.
Разговор был прерван скрипом открывающейся входной двери. Оглянувшись, Максим Николаевич увидел Наташу и растерянно проговорил:
– Ладно. Мне лучше уйти.
Люда осталась сидеть неподвижно, занятая раскрашиванием сувениров. И даже не подняла головы, чтобы проводить его хотя бы взглядом.
Во второй раз он был смелее. Поняв, что они в квартире одни, пошел на кухню, где Люда, напевая, мыла посуду, и присел за обеденный стол.
– У тебя очень нежный голос.
Она повернулась и прислонилась спиной к раковине, вытирая руки об одежду.
– Ты здесь? Я не заметила, как ты вошел.
– Меня привлек твой голос.
– Наверняка мы одни в квартире, иначе ты не осмелился бы заговорить со мной.
– Да, мы одни.
Реакция ее была убийственной. Она подошла и уселась к нему на колени. Максим Николаевич едва не задохнулся от радости и удивления. Затем обнял ее и вдохнул ее запах.
– Ты ведешь себя как проститутка, но беда в том, что я безумно люблю тебя.
– Ты не прав. Проститутка ведет себя так, как велят ей другие, а я делаю лишь то, что велит мне душа.
Не дав ему опомниться, Людмила впилась ему в губы так, словно пыталась высосать из них сок его души. Он понес ее в свою комнату, уверенный, что она слышит громкое биение, рвущееся из его груди: это сердце распахивалось перед могучим жизненным приливом, чтобы принять его и перекачать в обвисшее тело.
Максим Николаевич вздрагивал, словно от взрыва скопившейся тоски. Он не знал, сколько времени провел с Людмилой, но ощущал это время как зеленый луг, который расстилался на ее теле. Он таял на этом лугу, испарялся в воздухе и постепенно распространялся вокруг, проникая в дыхание жизни. Он не помнил, как долго длилось это ощущение, но само это воспоминание теперь останется с ним навечно, как еще одна звезда, зажженная Людой на мрачном небосклоне его жизни.
«Скажи мне, что побуждает тебя заниматься любовью со мной?» Этот вопрос вертелся у Максима Николаевича в голове, когда они лежали рядом, обнявшись, но он не задал его. Он знал, ее ответ будет неожиданным, но Людмила не скажет того, что он мечтал услышать: «Потому что люблю тебя». Когда она встала, он не удержался от вопроса и, как и ожидал, получил готовый и короткий ответ:
– Просто я тебя захотела.
Как он и предполагал, она не сказала «потому что люблю тебя». Тем не менее, в последующие дни надеялся, что Люда вновь соскучится по его объятиям. Что еще раз нагрянет совершенно неожиданно и теплым дуновением согреет его холодное одиночество. Но она становилась лишь отчужденнее. Когда, как и при каких обстоятельствах у нее возникало желание к нему? Максим Николаевич не знал. Ради того, чтобы остаться в квартире наедине с ней, он стал пропускать лекции в университете, и – победа! – она пришла к нему еще дважды. Дважды вдохнула в него жизнь и дважды заставила умереть, а затем исчезла.
Приближался новогодний праздник, и Виктор пригласил Люду отпраздновать его вместе с ним в одном из дорогих ресторанов.
– Но только после полуночи, так как мой ребенок не простит мне, если я не отмечу Новый год вместе с ним и с его мамой.
Люда знала, что он женат и у него есть ребенок, но в этот момент поняла, что Виктор, известный бандит, наводящий на всех ужас, как и все остальные мужчины, боится собственной жены. Ее задела мысль, что она у него на втором месте, и Людмила отказалась, сказав, что предпочитает отметить праздник у себя дома. И сделала равнодушный вид, хотя в действительности до равнодушия было далеко. Более того, она собиралась войти в наступающий год рука об руку с Виктором, и было решено, что с первого дня нового года он станет для нее просто Витей.
Люда знала, что он придет к ней в новогоднюю ночь, и ради этого стала искать, кто бы из друзей и знакомых мог одолжить ей денег на покупку кое-каких вещей. Она намеревалась выглядеть так, чтобы ослепить Виктора, поджечь его сердце, лишить разума, стереть из его памяти все другие женские лица и имена и сразить навечно, сделав пленником своей любви.
Не найдя никого денежного и щедрого, Люда подумала о Лейле, и та ее не подвела. У Лейлы имелись деньги, полученные недавно от родных на расходы по случаю окончания учебы. И Лейла думала, что одной из причин Людиного расположения к ней была признательность именно за ту услугу. Люда часто напоминала об этом случае, смеясь:
