Кэтрин Уэбб - Незаконнорожденная
– Ну как дела, моя дорогая миссис Уикс? – спросил он, откидывая назад голову, чтобы посмотреть на нее с расстояния.
Теперь, когда на его коже и волосах играли мягкие отблески пламени, подчеркивающие изящные контуры его лица, он казался похожим на ангела. Трудно было угадать в нем ту грубость, с которой он иногда с нею говорил. «В каждом человеке сидит зверь», – говорил Джонатан Аллейн. Но он имел в виду лишь себя, и Рейчел отказывалась ему верить.
– У меня все в порядке, мистер Уикс. Как сегодня шла торговля?
– Сегодня похолодало, и это хорошо. Все больше и больше семей приезжает в Бат на зимний сезон, и благодаря многим отзывам, а в особенности отзывам миссис Аллейн, мое новое бордо пользуется большим спросом, так же как и сладкий розовый портвейн, недавно привезенный из Лисабона.
– Действительно, прекрасные новости.
– Все идет, как задумано, Рейчел. В точности так, как я и надеялся… У меня есть ты, самая лучшая из жен, о какой я не смел и мечтать, и мои обороты растут… Мой дом благодаря тебе преобразился, ожил. И скоро мы переберемся в лучшее жилье, уже не над лавкой… И там можно будет завести кучу детей. – Он улыбнулся и прикоснулся рукой к ее щеке. Его пальцы пахли опилками и бутылочной пробкой. Рейчел закрыла глаза и прислонилась к нему.
– Да, – сказала она. – Мне бы тоже этого хотелось.
Другая рука Ричарда, теплая и тяжелая, легла ей на живот. В его прикосновении ощущалось нечто собственническое и в то же время почтительное, и теперь оно не вызвало у нее отторжения.
– А как сегодня прошел твой визит к Аллейнам? Надеюсь, он расстроил тебя не так сильно, как в прошлый раз? – спросил он.
– Да, гораздо меньше.
Рейчел вспомнила, какие ужасные вещи говорил ей Джонатан Аллейн, как резко он мог ее осадить и как его глаза в один миг наполнялись гневом и болью. Но затем она подумала о медной мышке и о том, как он заснул под звуки ее голоса. Она не была уверена, что ей хотелось рассказать обо всем этом Ричарду: тот вел себя очень странно, и его настроение было непредсказуемо, когда речь заходила о миссис Аллейн и ее сыне.
– Похоже, он остался доволен моим чтением. Я пробыла у него, наверное, около часа… и никаких происшествий, как раньше, не случилось.
– Это чудесно. Чудесно, Рейчел. А тебе… заплатили?
– Пока нет. Миссис Аллейн не говорила об оплате перед тем, как я пошла к ее сыну, а после… после она куда-то пропала, я видела только слуг. Кстати, если уж о них зашла речь, я только что видела, как одна служанка Аллейнов делала кое-что странное.
– Одна служанка, кто же?
– Та, которая работает у Аллейнов на кухне, рыжеволосая, я видела ее в «Голове мавра» в день нашей свадьбы. Она помогла мне во время моей первой встречи с Джонатаном Аллейном, когда тот на меня напал. Так вот, я только что видела ее у причалов с мешком украденной снеди, когда она садилась на отплывающую из Бата баржу.
– Как ты могла об этом узнать?
Ричард убрал руки и чуть-чуть наклонился вперед.
– Я случайно увидела в доме Аллейнов, как она кое-что припрятала. Это была бутылка эля. Девушка засунула ее в мешок, а вот сейчас я видела, как она с этим мешком садилась на баржу, плавающую по каналу… Я видела все совершенно отчетливо, и все-таки…
– Все-таки – что?
– Когда я попыталась сказать об этом кухарке, та не захотела ни о чем слышать. Как ты думаешь, нужно ли мне сообщить об этом миссис Аллейн?
– Нет.
Ричард резко поднялся и, скрестив руки, подошел к окну, хотя ставни были закрыты. Его спина выглядела такой прямой, словно он проглотил аршин.
– Что? Почему нет? Я не сомневаюсь…
– Это не твоего ума дело! – Ричард стоял к ней спиной и, казалось, разговаривал со ставнями. – И это едва ли удачный способ отблагодарить девушку, которая, судя по твоим словам, тебе помогла.
– Я знаю. Но все же, если она воровка… Если крадет у миссис Аллейн…
– Ты сообщила кухарке и тем исполнила свой долг. Больше ничего делать не нужно. Ты не в том положении, чтобы заниматься подобными вещами. – Его голос был твердым и ровным. – А как ты очутилась на реке и увидела эту девушку, когда она садилась на баржу?
– Я… ну, я заметила ее на улице и… пошла за ней, – нерешительно проговорила Рейчел.
Наступила тишина. Ричард повернулся к ней лицом, и с замиранием сердца она снова увидела, как краска гнева заливает его лицо, словно морской прилив.
– Уверен, есть способ лучше употребить свое время, чем гоняться за служанками и совать нос в чужие дела. Ты не согласна? – сказал он едва слышно.
– Согласна, Ричард. – Рейчел виновато моргнула и отвернулась, но, выдержав паузу, она не смогла удержаться от того, чтобы продолжить разговор. – Я только хотела… узнать, действительно ли эта девушка способна на что-то дурное…
– Не хочу больше ничего об этом слышать! Ты не должна иметь ничего общего с такими, как Пташка! Слышишь меня, Рейчел? Ты не должна иметь с ней ничего общего!
Он сыпал словами, тяжелыми, как жернова, а Рейчел никак не могла понять причину его гнева и придумать способ, как его успокоить. Когда она раскрыла рот, то не смогла издать ни единого звука и была вынуждена попробовать заговорить еще раз.
– Да, мистер Уикс, я поняла, – наконец прошептала она.
Ричард кивнул и пошел к лестнице.
– Я в кровать. Ты идешь? – проговорил он и протянул ей руку, которая слегка подрагивала.
«Это проявление гнева или что-то иное?» Рейчел, не говоря ни слова, встала и почувствовала, что поступает глупо, сама не зная почему. Когда в постели он принялся осыпать ей нетерпеливыми, грубыми ласками, Рейчел вдруг поняла, что он назвал ту служанку по имени. Пташка. Он в точности знал, о ком она говорит, хотя прежде, когда Рейчел заводила речь об этой девушке, всегда изображал полное неведение. Он ее знает. От этой мысли глаза Рейчел наполнились влагой, хотя ей было трудно сказать, что это за слезы – растерянности, боли или гнева. В каждом человеке сидит зверь. Она крепко закрыла глаза, и ей вспомнилась медная мышка с ее яркими глазами-бусинками. Рейчел думала о ней все время, пока Ричард не заснул и у нее не отлегло от сердца.
* * *Джонатан Аллейн в течение нескольких дней после визита миссис Уикс вел себя так тихо, что Пташка встревожилась. Его мрачное настроение, его смятенное состояние напоминали спираль водоворота, если его движение остановить, то запустить снова будет уже невозможно. Джонатан нужен ей слабым, уязвимым и беспокойным. Она хотела, чтобы он стал именно таким, потому что лишь это одно имело для нее значение. Это было все, что она могла бы сделать. Поэтому Пташка провела весь день в размышлениях о том, какую муку для него придумать, и решила начать, как бывало и прежде, с того, чтобы заставить его напиться. Простого вина было бы недостаточно, требовалось что-то покрепче. Начав пить, Джонатан снова погрузится в пучину отчаяния. Она вспомнила о Дике Уиксе и о том, как безжалостно тот с ней расстался. А все из-за той белобрысой, от которой не было никакого проку. Пташка стиснула зубы и решила, что так просто не сдастся. Все эти мысли приходили ей в голову, пока она чистила картошку. Покончив с этим занятием, она высыпала очистки в передник и вынесла на помойку, после чего спустилась обратно, на нижний этаж, каменные стены которого покрылись зеленой плесенью от постоянно сочившейся по ним влаги.
Раньше Дик разбавлял вино, предназначавшееся для Джонатана, прозрачным, безвкусным крепким напитком, который привозили из России, но она не знала ни как тот называется, ни где еще его можно достать. Остатки домашних запасов вина хранились в низком и тесном погребе, расположенном прямо под кухней. На передних стеллажах лежали бутылки из партии, привезенной Диком недавно, но чем дальше от лестницы, тем более древние реликвии обнаруживались на удаленных полках. Эти запасы остались от тех, кто жил в доме в прежние времена. В ту пору, когда этот дом был полон жизни и по-настоящему обитаем, то есть когда к обеду приглашались гости, а после в главном зале утраивались вечеринки с игрой в карты и танцами. Опилки, покрывавшие пол, сгнили и превратились в почти твердый ковер, наполнявший помещение запахом плесени, от которого у Пташки щипало в глазах. Однако она мужественно принялась искать какое-нибудь подходящее пойло, которое можно было бы добавить в вино и при этом не слишком испортить вкус. Увы, из крепких напитков ей удалось отыскать лишь бутылку невероятно древнего бренди, из которой тут же завоняло дегтем, как только была извлечена пробка. Поморщившись, Пташка вогнала ее обратно в горлышко и отправилась в комнату, где стоял перегонный куб и где можно было взять чистый спирт, который она и Сол использовали для приготовления лимонной воды и мятной настойки. Пташка откупорила бутыль и заколебалась. «Если он сыграет в ящик… – так сказал тогда Дик. – Надеюсь, этого не случится?» Пташка на мгновение застыла, терзаемая приступом нерешительности, а затем сделала крошечный глоток из бутыли. Спирт обжег ей язык, заставив закашляться и сплюнуть. Она вновь заткнула бутыль и повесила голову, признав поражение.
