Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов
Глаза Джульетты говорят мне многое, но она молчит. Она позволяет мне говорить, зная о моей потребности говорить. Она нежно поглаживает мою грудь, и её прикосновения напоминают приятный летний ветерок. Наконец она заявляет:
– Тебе обязательно нужно вываливать все твои вопросы мне на колени за один день? Ты бросаешь их, как розы.
– Ты говоришь, как я, Джульетта! – восклицаю я, и она улыбается. – Твои колени – это самая опьяняющая кровать, на которой могут отдохнуть мои вопросы, заняться любовью и множиться! Скажи мне, почему я чувствую себя лучше, когда нахожусь рядом с тобой? Ты – это лекарство? Таблетка счастья?
– Я всё это и больше. Но мои мысли сейчас не о науке, они о тебе и обо мне; они о нас вместе, лежащих кожа к коже, душа к душе.
– Моё любопытство безжалостно! Моя любовь к тебе приводится в движение и ведома моим эго только ради моего удовольствия? Моя любовь к тебе – эксклюзивная любовь, из которой я должен подняться, чтобы достичь инклюзивной любви, любви ко всем? Теперь я чувствую, что ты – это начало моей любви ко всему.
Я делаю паузу, поскольку новые сомнения затемняют мой разум.
– Почему любовь может побуждать к созданию произведений искусства и открытиям в науке, но также может побуждать и к убийству и самоубийству? Разве красный – это не цвет романтической любви, крови, от которой краснеют лица, которая делает секс возможным? Политика, религии, науки и искусство являются реинкарнациями и пермутациями секса, производными инстинкта самосохранения? Пожалуйста, просвети меня, мой любимый невролог. Скажи мне, что происходит в коллективной башке человечества, что моя башка не может понять?
Я могу сказать по пустому взгляду округлившихся глаз Джульетты, что мои многочисленные вопросы временно произвели короткое замыкание в её нейронах.
– А как насчёт того, чтобы подождать следующего семинарского занятия в субботу, Пируз? – спрашивает она, похлопывая меня по голове так, словно я щенок, который сделал кое-что недозволенное на ковре. – Эндрю и Брэдли будут представлять свои теории любви.
– Эндрю и Брэдли будут спорить о любви перед женщиной, которую они оба любят? Боюсь, что единственным, что мы от этого получим, будут места в первом ряду на боксёрском поединке!
– Ты немного драматизируешь, не так ли, Пируз? Но учти, учёные друг друга убивают, образно говоря, за пенсы. Я чувствую, какие мучения они приносят тебе.
Джульетта кладёт голову мне на грудь. Я глажу её волосы, затем её шею, грудь и делаю это очень нежно, чтобы не разбудить ничего, кроме её самых глубинных чувств.
Наконец я беру её руки в свои и умоляю:
– Джульетта-джан, пожалуйста, поделись со мной своими мыслями и чувствами, прямо сейчас, в эту минуту – после того, как меня, можно сказать, подожгли на этой кровати. Прямо здесь, где пространство и время шипели вокруг нас, как шипит масло, и приготовили из нас любовное шоколадное пирожное с орехами! Моё счастье целует меня! Скажи мне, что зажгло этот огонь? Как ты изменила химический состав моего мозга и мой пессимизм на оптимизм?
– Не надо слишком уж добиваться моего расположения, даже ради удовлетворения сиюминутных позывов твоего любопытства!
Джульетта кажется немного усталой, но сдаётся и отвечает на последнюю партию моих вопросов.
– Хорошо, Пируз-джан, это будет первый и последний раз, когда я позволю превратить постель в место проведения плохого семинара!
Она неотрывно смотрит мне в глаза, будто вглядываясь в самую глубину, чтобы удостовериться, понял ли я её. Я киваю.
– Колёса эволюции, которые вращаются при помощи эгоистичных генов, подпитываются сексом, столкновением частиц на биофизическом уровне, но встреча происходит также и на ментальным, духовном и эмоциональном уровнях. Твои слова – это поэзия и музыка для моих ушей, но у науки есть свой способ описания нас вместе. Я могу попытаться свести все мои чувства в своеобразный коктейль из допамина и норэпинефрина у меня в мозге, соединённого со сниженным уровнем серотонина. Никто не знает, почему мои химические вещества разжигают любовь. Но моя любовь к тебе кажется мне не биохимической! Мы не знаем, как запускается любовь или почему она запускается, а потом прекращается по отношению к определённому человеку. В научно-исследовательских медицинских институтах показали, что сильная романтическая любовь связана с зонами мозга, богатыми допамином. Любовь, как эмоция, заставляет нас преследовать объект любви. Она становится такой сильной, как голод и жажда вместе взятые. Затем тело требует удовлетворения.
Джульетта скатывается с меня и качает головой, видя моё возбуждение. Она складывает руки на груди, закрывая её, и скрещивает ноги. Это меня расстраивает, но это справедливо. Если она должна страдать, объясняя, то я должен страдать, слушая.
– Пока исследования показывают, что химическая любовь – это универсальное явление, независимо от переменных типа пола, сексуальной ориентации, этнической принадлежности, вероисповедания, возраста, даже географии, даже истории, – говорит она. – Это точно так же работает и в случае других млекопитающих.
– Даже мышей, которые залезают ко мне в кухню? – шучу я.
– Да, мой любопытный принц-суфий, – говорит она. – Те же самые химические вещества, которые пробуждают нашу романтическую любовь, побуждают и мотивируют животных к спариванию. Ты ведь слышал эту старую песню, не так ли? «Это делают птицы, это делают пчёлы и даже умные вошки делают это». Мы занимаемся этим в постелях, в кладовках, на полу в гостиной, на заднем сиденье автомобиля, в самолёте, у себя в голове всё время.
Это не может остановить никакой страх забеременеть или чем-то заразиться. Никакое внушений идей, никакие законы и даже Бог не могут это остановить. Это в такой же степени часть нашей жизни, как Си-Эн-Эн.
– Очень сильные химические вещества, – соглашаюсь я.
Обнажённый невролог продолжает, игриво мучая меня и просвещая меня.
– Так что теперь ты видишь опасность всех этих вопросов, Пируз-джан! И я отвечаю на них – нравится тебе или не нравится! Тля растительная размножается с помощью партеногенеза[40] – и её детёныш получает только положительные мутации, которые у неё произошли. Но при воспроизводстве с сексом детёныш получает только половину положительных или отрицательных генетических свойств матери. Гены определяют мама-медведица и папа-медведь – неэгоистичная уступка со стороны мамы-медведицы. Так что загадкой является то, почему наши одноклеточные предки, которые счастливо делились в древних водах Земли, вообще утруждали себя сексом между мальчиком и девочкой, поскольку, с точки зрения сопротивления исчезновению вида, деление клетки ничуть не хуже, чем соединение клеток.
– Мама-медведица знает лучше, – смеюсь я.
Джульетта подносит к моему лицу руки, изображая лапы с когтями, и игриво рычит. Затем она снова становится очень мягкой и очень человечной.
– Какое, наверное, было трудное и жизненно важное ухаживание у этих крошечных существ, которые впервые спарились, – говорит она.
– Так, значит, то первое короткое, можно сказать, детское прелюбодеяние в первобытных водах и есть настоящий первородный грех? А Адам с Евой не виноваты ни в чём новом?
– Это потеря девственности эволюцией, Пируз. Это важная вещь.
– Эволюция до сих пор получает удовольствие от воспроизводства как с использованием секса, так и без, окончательный выбор ещё не сделан.
– Однако наши личные исследования доказывают, что приносит больше удовольствия, – перебиваю я.
– Ты уверен? Кто знает, какие оргазмы у микробов при самоделении? Может, у нас от такого бы голову снесло? В любом случае, в соответствии с теорией эгоистичного гена, главный побудительный мотив жизни – получить самого лучшего из возможных сексуального партнёра для передачи потомству своих генов. Но самая важная борьба – это борьба за получение пищи. Любви нужно топливо. Конечно, Дарвин говорит, что страдания и смерть, два главных вида борьбы, привели к наилучшему результату, который было невозможно представить, – созданию более идеальных животных, которые привели к человеку. Но в случае гомо сапиенса секс был избавлен от своего контекста делания детей. Секс для удовольствия распространён повсюду. Секс существует не только для воспроизводства и размножения людей. Он используется для потери калорий, для того, чтобы испортить чьи-то отношения, заплатить за услугу или для самоутверждения. Наука сняла кое-какие тайны с секса, но осталось достаточно магии, чтобы мы были очарованы и испытывали благоговение. Тебе не достаточно, Пируз?
– Ты говоришь о любви. Любви никогда не бывает достаточно.
Она ведёт пальцами по подушке, будто они по ней гуляют, а затем щекочет волосы, окружающие мой пупок.
– Ты имеешь в виду для человека разумного?
– Конечно, для человека разумного, – говорю я. – Но я также и любопытный шимпанзе, который хочет отправиться на луну вместе с тобой.
