Энн Тайлер - Катушка синих ниток
Она ждала подобного предложения. К этому все шло с самого начала. К этому она хотела прийти.
Поэтому так и не поняла, почему ответила:
– Ой, я не знаю.
Он повернулся и посмотрел на нее; лицо за темными очками по-прежнему казалось бесстрастным.
– Не знаешь чего?
– Про какую подругу сказать. И вообще, вдруг я буду занята. Вдруг мне куда-то надо с родителями, я точно не знаю. – Выходило не слишком ловко. Она злилась на себя, что так переполошилась. – Мне нужно подумать. – Она распахнула дверь и чуть не вывалилась из машины, торопясь покончить с неловкой сценой.
Но, шагая к дому, она словно бы его взглядом видела, какая у нее тонкая талия и как из стороны в сторону колышутся ее юбка и длинные волосы. Ясно, что он подумал обо всем заранее. Понял, что хочет ее, и представлял, как все будет. Сознавая это, она чувствовала себя загадочной, желанной и взрослой.
Ред Уитшенк и еще один его приятель, Уорд Рейни, стояли на краю газона и что-то обсуждали с двумя рабочими. Один держал в руках бензопилу, а другой, так же как и Ред, топор. Их окружал целый лес огромных отрубленных ветвей и кусков ствола. Да, тюльпанное дерево было поистине гигантское – и совершенно не собиралось умирать, если судить по сочно-зеленой листве. Остаток ствола, футов десять в высоту, возвышался рядом с крыльцом – идеально цилиндрический, с ровно срезанной верхушкой, похожий на колонну.
– Вот Митч доберется сюда, и узнаем, сколько нужно оставить, – сказал Ред, а мужчина с бензопилой ответил:
– Да не захочет он ничего оставлять, он же не будет корни выкорчевывать, верно? Яма слишком большая останется.
– Что, думаешь, он привезет машину для измельчения пней?
– Лучше бы так.
Эбби крикнула:
– Всем привет!
Они обернулись, и Ред произнес:
– Привет, Эбби, привет, Дэн.
– Ред, – без интонации обронил Дэн.
Эбби всегда считала, что имя Реда[34] не подходит к его внешности. Ему бы быть рыжим с розоватой кожей, веснушчатым, полноватым, а он весь черно-белый, долговязый, худой, с мальчишески выступающим кадыком и косточками на запястьях, похожими на круглые дверные ручки. Сегодня на нем была футболка – больше дыр, чем ткани – и штаны защитного цвета с грязными коленками. Он ничем не отличался от рабочих своего отца.
– Знакомьтесь, Эрл и Лэндис, – представил он. – Ребята, которые повалили эту громадину.
Эрл и Лэндис, не улыбаясь, кивнули, а Уорд поднял ладонь.
– Вдвоем повалили? – спросила Эбби рабочих.
– He-а, Ред много помогал, – сказал Эрл.
– Да я только на подхвате, – уточнил Ред. – Кроме Эрла и Лэндиса, никто не знает, как вместе с деревом не свалить все остальное.
– Уложили прямо как младенца в кроватку, – похвастался Лэндис.
Эбби посмотрела вверх, на шатер из листвы. Столько еще осталось! Незаметно, чтобы света стало больше, но все-таки дерево очень жалко, и бревна, разбросанные вокруг, на вид вполне здоровы. В воздухе пахло древесным соком – сильно и резко, как свежей кровью.
Мужчины продолжали обсуждать, как удалять пень. Эрл считал, что надо просто взять и срезать остаток ствола под корень, а Лэндис предлагал подождать Митча, «а пока можно все как следует обрубить». Он придавил ногой ближнюю ветвь и на пробу стукнул топором по сочленению. Эбби нравилось слушать, когда обсуждают ход работ. От этого она будто бы снова становилась маленькой девочкой, которая сидит у отца на прилавке, болтает ногами и вдыхает запахи металла и машинного масла.
Эрл дернул шнур бензопилы, раздался оглушительный рев. Он поднес лезвие к самой толстой части ветки, а Уорд наклонился, схватил другую ветвь и оттащил подальше.
– Ты топор не принес? – крикнул Ред Дэну.
Дэн, закурив сигарету, бросил спичку и осведомился:
– Интересно, откуда бы мне его взять?
– Я принесу из подвала. – Ред прислонил свой топор к кусту кизила. – Пошли, Эб, я провожу тебя в дом.
– А здесь я ничем не могу помочь?
Ей ужасно не хотелось уходить от Дэна.
Но Ред сказал:
– Если хочешь, можешь помочь моей маме готовить ланч.
– Ну хорошо.
Дэн молчаливо попрощался с ней, подняв бровь, и она вслед за Редом направилась вверх по мощеной дорожке. Из-за шума пилы ей казалось, что она оглохла.
– Ты и правда считаешь, что все это затянется до ланча? – спросила она Реда.
– Что ты, гораздо дольше. Повезет, если до темноты успеем.
Вот и отлично, подумала она. Больше времени, чтобы исправить впечатление, которое она произвела на Дэна. К вечеру она станет абсолютно другим человеком – зрелым, превосходно владеющим собой.
Они подошли к крыльцу, но Ред сразу обратно возвращаться не стал, остановился.
– Слушай, – заговорил он, – я тут подумал: хочешь, я заеду за тобой по дороге на свадьбу?
– Я как-то не уверена, что пойду, – ответила Эбби.
Вообще-то она почти окончательно решила, что не пойдет. Приглашение – на такой толстой бумаге, что понадобились две почтовые марки – оказалось для нее сюрпризом: они с Меррик особо не дружили. Да и Дэна не пригласили, Меррик его едва знала. Эбби уже несколько недель мысленно сочиняла вежливый отказ.
Но Ред явно расстроился:
– Не пойдешь? Мама на тебя рассчитывает.
Эбби наморщила лоб.
– Да и я тоже, – продолжал Ред. – Я же там больше ни с кем не знаком.
Она спросила:
– А ты разве не шафер?
– Об этом и речь не заходила.
– Что же, спасибо тебе, Ред, за предложение. Я дам знать, если соберусь, договорились?
Он мгновение колебался, словно собираясь сказать что-то еще, потом улыбнулся и направился на зады дома.
Джуниор Уитшенк, высокий и морщинистый, как Авраам Линкольн, и одетый на тот же манер, одолел крыльцо в три длинных шага, на четверть дюйма склонил голову, приветствуя Эбби, и стремительно сбежал вниз по ступенькам.
– Доброе утро, юная леди, – бросил он на ходу.
– Доброе утро, мистер Уитшенк.
– Меррик, насколько я знаю, еще не вставала.
– Я ищу миссис Уитшенк.
– Миссис Уитшенк на кухне.
– Спасибо.
Мистер Уитшенк свернул с мощеной дорожки и зашагал к срубленному дереву. Эбби, глядя ему вслед, размышляла, где он берет такие рубашки, непременно белые и с высоким, не по моде, воротником, широкой полосой обнимавшим его тонкую шею. Эбби часто казалось, что мистер Уитшенк пытается подражать некоему идеалу, какой-то выдающейся личности из прошлого, которой восхищается. Впрочем, узкие черные брюки сзади казались пустыми, а подтяжки, сцепленные буквой «У», лишь подчеркивали его озабоченность и натруженную усталость.
Она услышала его крик «Митч пришел?» и ответные возгласы, пчелиным жужжаньем взвившиеся над грохотом бензопилы.
Эбби поднялась по ступеням, пересекла крыльцо, открыла сетчатую дверь и бодро позвала: «Ау!» Так сделала бы и сама Линии Уитшенк. Эбби автоматически переключилась на ее язык и заговорила ее голосом, тонким и мелодичным.
– Туточки, – отозвалась миссис Уитшенк из кухни.
Эбби нравился дом Уитшенков. Даже в июльскую жару здесь царили прохлада и полумрак, высоко на потолке в центре холла крутился вентилятор, и еще один тихо гудел в столовой. На одном конце стола лежала сложенная скатерть, а поверх нее, в ожидании обеденного часа, – серебряные столовые приборы. Эбби прошла на кухню. У раковины, замачивая стручки бамии, стояла миссис Уитшенк, невысокая хрупкая женщина с неуместно глубоким вырезом ситцевого клетчатого платья. Ее светлые негустые волосы почти достигали плеч. Прическа больше подходила молодой девушке, но и лицо, которое Эбби увидела, когда Линии обернулась, тоже было молодо – без морщин, некрасивое, простодушное.
– Привет-привет! – воскликнула она, а Эбби ответила:
– Здравствуйте.
– Какая ты сегодня хорошенькая!
– Я пришла узнать, не могу ли чем-то помочь.
– Ой, солнышко, что ты! Испачкаешься. Лучше просто посиди, составь мне компанию.
Эбби выдвинула из-за стола стул и села. Она уже знала, что у себя на кухне миссис Уитшенк – бог, и что настаивать нельзя, только помешаешь.
– Как продвигается с деревом? – поинтересовалась миссис Уитшенк.
– Они уже распиливают ветки.
– Ты про такое слыхала? Чтобы дерево сваливали из-за фотографии!
«Фотиграфия», так она произносила. Линии, в отличие от мужа, никогда не стремилась изменить свой деревенский выговор.
– Дэн говорит, мистер Уитшенк решил, что дерево и так умирает, – сказала Эбби.
– Да, Джуниору порой видится ровно то, что ему нужно. – Миссис Уитшенк закрыла кран и вытерла руки о фартук. – Он для тех фотиграфий уже и рамки купил, представляешь? Две большие такие, деревянные. Я спрашиваю его, говорю: «Над камином повесишь?» А он: «Линии Мэй (ее голос сделался низким, хриплым), в гостиных семейные портреты не вешают». Ну, чего, я не знала, говорю. А ты знала?
– У моей мамы полно снимков в гостиной, – ответила Эбби.
– Ну вот видишь!
Миссис Уитшенк достала из холодильника бутылку молока и налила немного в миску.
