Лиана Мориарти - Последний шанс
– Надеюсь, это придаст ей сил уйти от него.
– Ты это серьезно?
– Да, серьезно. – Вероника говорит жеманным голосом, подражая Софи. – Не у всех нас мама и папа из сказки, как у тебя.
– Кстати, мои родители передают тебе привет.
– Небось гордятся тем, как ловко их доченька прибрала чужой дом к рукам?
Вечер начался прекрасно! Софи начинает глубоко дышать. Она – Одри Хепбёрн из «Истории монахини».
– Наверное, ты голодна? Я приготовила курицу под медово-шафранным соусом по рецепту вашей тети Конни.
– Не так уж я и голодна. – Вероника шествует на кухню. Она открывает дверцу духовки и заглядывает внутрь. – Мне кажется, готово. Смотри, чтобы не подгорело.
– В рецепте черным по белому написано: ровно пятьдесят минут, – возражает Софи.
Во время готовки она чувствовала незримое присутствие тети Конни, та словно бы заглядывала ей через плечо.
– Знаешь, Софи, когда речь идет о стряпне, лучше полагаться на собственную интуицию. – Вероника захлопывает дверцу духовки, садится за стол и принимается барабанить пальцами по столешнице. – А что, в этом рецепте, часом, не предусмотрена чайная ложка мышьяка?
– Я не заметила.
Софи с обреченным видом открывает холодильник, чтобы достать бутылку белого вина, которое она купила к курице.
– Интересно, каким ядом она отравила моих прабабку и прадеда?
Софи изумленно пялится на Веронику поверх дверцы холодильника:
– Неужели ты серьезно считаешь, что тетя Конни убила Элис и Джека? Ей же тогда было всего девятнадцать!
– Хочешь сказать, что девятнадцатилетние не способны на убийство? Три ха-ха!
Вероника смотрит на Софи утомленным взглядом опытного следователя по уголовным делам: «О, мне пришлось повидать на своем веку такие зверства, которые вы, юная леди, даже и вообразить не в состоянии!»
Софи достает два бокала и разливает вино.
– Ну, допустим. И какой же, по-твоему, был у нее мотив?
Вот так, мы тоже не лыком шиты: знаем про мотив преступления и всякое такое. Софи ощущает себя хитроумным судебным экспертом из детективного телесериала. Она отбрасывает назад волосы, распрямляет плечи и выставляет вперед груди. У этих женщин из телесериалов всегда задорно торчащие груди.
Вероника отпивает вина, не переставая грызть свой леденец от кашля. Софи морщится. Сомнительно, что этот леденец улучшит букет дорогого шардоне.
– Ну, очевидно, у Конни был роман с Джеком Манро, – говорит Вероника. – И, скорее всего, после рождения Энигмы его супруга потеряла интерес к сексу. Мужчины всегда чувствуют себя заброшенными, когда жена родит ребенка.
– А-а, понятно, – кивает Софи.
«Интересно, а Кэллум чувствует себя заброшенным? Хотя бы совсем чуть-чуть? Ну конечно, иначе и быть не может. Ах, перестань, глупая девица. Тоже мне детектив!»
Вероника продолжает объяснять:
– Итак, Джек говорит Конни, что бросит Элис, но слова своего, разумеется, не держит. Сама знаешь, мужики вечно обещают любовнице развестись с женой, но никогда этого не делают. В конце концов Конни понимает, что ее обманывают. Обезумев от ревности, она травит их обоих и забирает себе ребенка.
– Почему бы уж ей заодно не отравить и ребенка?
– Потому что Конни не была совсем уж чудовищем.
– А куда подевались трупы?
– Полагаю, она их расчленила. – Вероника облизывает губы. – Между прочим, отец Конни и Розы был мясником, ты в курсе? Конечно, наверняка я не знаю, но не удивлюсь, если окажется, что кости убитых зарыты в тех больших цветочных горшках с бальзаминами, стоящих вдоль Скрибли-стрит.
– А как же Роза? – спрашивает Софи. – Она тоже в этом участвовала?
– Не в самом убийстве, нет, – произносит Вероника. – Она лишь помогала замести следы.
Софи вспоминает тот день в доме Грейс, когда Роза сказала: «Мы расскажем тебе правду об Элис и Джеке».
Очень заманчиво поделиться информацией с Вероникой – ради удовольствия рассказать этой всезнайке о чем-то, чего она не знает, но Софи никогда не нарушает обещаний, в особенности данных старушке с умоляющими глазами.
– Пожалуй, немного странно превращать потом место преступления в объект для туристов. – И Софи, как бывалый детектив, вопросительно поднимает бровь.
– Ты не знаешь тетю Конни, – не соглашается Вероника. – Это была не женщина, а мужик в юбке!
– Правда? – Софи широко открывает глаза. – Интересно, неужели дядю Джимми это не смущало?
Но Вероника не настроена шутить.
– Это не смешно. Она убила мою прабабку и моего прадеда, и ей это сошло с рук! А потом она еще за их счет и разбогатела! Представляю, как Конни в глубине души над всеми подсмеивалась!
Вероника шумно сморкается, а Софи мучат угрызения совести, потому что, если тетя Конни действительно убила Элис и Джека, ей это представляется скорее интригующим, чем ужасным. Убийства, совершенные более семидесяти лет назад, не кажутся такими серьезными, как убийства, имевшие место в наши дни. В конце концов, в любом случае жертвы сейчас все равно были бы уже мертвы, так что вопрос кажется ей спорным. Но Вероника ведет себя так, словно все это произошло на прошлой неделе.
– Может быть, ты вместо вина хочешь горячего чая с лимоном? – спрашивает Софи.
– Нет, – сопит Вероника. – Вино нормальное. Послушай, я хочу, чтобы ты помогла мне доказать, что тетя Конни убила Элис и Джека. Я собираюсь написать об этом книгу и, конечно, упомяну тебя в разделе «Благодарности». Не забывай, ты у меня в долгу. Если бы не я, ты не получила бы этот дом.
– Но как я помогу тебе?
Софи ошеломлена. Как-то это, мягко говоря, неэтично: получив от человека в подарок дом и парочку потенциальных женихов, собирать доказательства того, что твой благодетель – убийца.
– Ты можешь поговорить с моими родственниками. С Розой и Энигмой. Или даже с мамой и папой, – говорит Вероника. – Они все что-то скрывают. Я знаю это и всегда знала. Я постоянно слышу весьма любопытные фразы. Однажды, например, во время ссоры отец сказал маме: «Я в любой момент могу развеять в прах всю эту вашу историю про Элис и Джека». А та рассмеялась и ответила: «Давай, вперед, но имей в виду, что тогда тебе придется иметь дело с тетей Конни». Я, конечно, попыталась выяснить, о чем речь, но они свели все в шутку. Мне было тогда лет четырнадцать. Понимаешь, я забываю об этом на годы, а потом вдруг опять вспоминаю и злюсь. Тут явно что-то нечисто! Моя семья участвует в укрывательстве преступника, и я хочу выяснить правду!
Софи представляет, как обидится Вероника, если узнает о том, что сказали ей Энигма и Роза. Получается, что теперь Софи тоже участвует в укрывательстве. Но при этом сама ничего толком не знает. Это и впрямь интригующе.
– А не лучше ли тебе самой обо всем их спросить? – Софи очень не хочется опять ссориться с Вероникой.
– О-о, ты думаешь, я не спрашивала? Миллион раз! Мои родственнички любят тебя больше, чем меня! – Осушив свой бокал, Вероника пододвигает его к Софи, чтобы та вновь его наполнила. – Когда я заявила, что собираюсь опротестовать завещание тети Конни, ни один меня не поддержал. Они не хотели, чтобы дом достался мне. Они предпочли, чтобы он достался тебе. Я их раздражаю. Я вообще всех раздражаю. Слушай, мы скоро будем есть? Может быть, пора проверить курицу?
Вероника хрустит леденцом от кашля, выразительно поглядывая на духовку и, видимо, вознамерившись доказать, что она действительно всех раздражает.
В этот момент, словно сигнал пожарной тревоги, резко звенит таймер, и обе девушки подскакивают.
– По-моему, тетя Конни сердится на нас, – открывая дверцу духовки, немного нервно шутит Софи.
Вероника потрясает поднятым к потолку кулаком:
– Я намерена доказать, что ты это сделала, тетя Конни! Ты всегда говорила, что в любом деле главное – хорошенько сконцентрироваться. Что ж, я умею это делать. Я концентрируюсь на тебе! Убийца!
Софи достает курицу из духовки, с радостью отмечая, что пахнет она восхитительно, и с любопытством смотрит на Веронику:
– Ты в порядке?
– А что такое?
– Ты сегодня немного бледная, – поясняет Софи. А про себя добавляет: «И ведешь себя еще более по-идиотски, чем обычно».
– Наверное, не следует пить спиртное, когда принимаешь антибиотики. – Речь Вероники становится приглушенной. – К тому же сегодня я, кажется, забыла поесть. Опля! – В этот момент веки ее опускаются, и верхняя часть туловища медленно клонится вперед, пока лоб не упирается в стол.
* * *На следующее утро Софи заглядывает к Веронике, спящей в гостевой спальне. Та лежит на спине, тяжело дыша через рот и театрально прикрыв тонкой кистью глаза, словно не в силах вынести какое-то зрелище. Странно видеть Веронику спящей – она редко пребывает в покое. «Смотреть на спящего человека, – думает Софи, – все равно что шнырять по чужому дому в отсутствие хозяина». Софи впервые замечает, что у Вероники остроконечные, как у эльфов, уши, и на нее накатывает прилив этакой материнской нежности. Она даже готова подоткнуть Веронике одеяло, но боится разбудить ее.
