Сесилия Ахерн - Клеймо
Всего минута бегом – и, добежав, я поняла, что поступила правильно. Две фигуры виднелись на том самом месте, где прежде мы встречались с Артом. Быстро же нашлась замена. Это место, которое, как мне казалось, принадлежало только нам двоим, оккупировала другая пара. Очень похожая на Арта и меня.
Да ведь это и есть Арт. И девушка с ним – вылитая я.
Я, какой я была прежде, – счастливая, сияющая, смеющаяся. В ее мире никаких бед не приключилось. Но это не могла быть я, потому что вот же я стою: босая, с ободранными ногами, рыдающая, вся в синяках. Бегу, чтобы спасти остатки своей жизни. Дерусь за эти жалкие остатки, а зачем, ведь последняя частица надежды, которая еще придавала мне сил, исчезла, высосана из моего сердца, и мне все равно, что будет со мной. Сердце пусто, и пусть делают со мной, что хотят.
Эта девушка – моя сестра.
Арт первым меня увидел.
И тогда я почувствовала слезы на щеках.
Его глаза, любимые мои глаза, смотрят на меня в ужасе. Только теперь – только теперь сердце разбилось. Отчаянная боль в груди. Я выдержала без стона первые пять Клейм, но сейчас я вскрикнула, потому что эта боль острее боли ожога. Хуже боли ожога, мучительнее пережитого в сарае унижения. Это страшнее всего, что было до сих пор.
Джунипер повернула голову вслед за Артом, и ее лицо – лицо предательницы.
Попалась. Слезы разом просохли, гнев овладел мной.
– Селестина! – Арт вскочил. – Что с тобой? Что произошло?
Он подбежал ко мне, чуть ли не в панике, но я понимаю: его не смущает, что я застигла его с другой, его пугает лишь мой вид.
– Стой! – крикнула я, и он замер на месте.
– Господи, Селестина! – прошептала Джунипер, уставившись на меня, обеими руками хватаясь за лицо. – Что стряслось?
– Селестина, – повторил Арт, подходя ближе. Я отступила на шаг, и он снова остановился. – У тебя кровь? Где твоя обувь? Что произошло? Кто тебя так?
Я слышу искреннее чувство в его голосе, и горе, и гнев.
Джунипер присоединилась к нему. При виде этой парочки, бок о бок, я задохнулась от ярости.
– Знать вас обоих не хочу. Вы предали меня тогда и как же было не предать меня во второй раз. – И, обращаясь к Джунипер, попрекнула ее: – Значит, ты знала, где он прятался все это время?
– Да, но…
– Прямо здесь? – все еще не веря, переспросила я. Представить себе: он отсиживался в каком-то из этих сараев, и Джунипер приходила туда к нему, а меня только что заперли и мучали в таком же сарае. – Я же говорила, ты каждую ночь уходишь… – И тут до меня дошло. – Я знала, но верить не хотела. А ты… ты выставила меня лгуньей.
Теперь я поняла, почему все это время злилась на сестру. Кажется, я уже всё знала, вот только самой себе не признавалась.
– Селестина, это не так. Дай мне хоть слово сказать, объяснить. Я только помогала ему.
– Молчи! Вы оба лжецы! – заорала я, и Арт отшатнулся, отвел глаза, не решаясь спорить.
– Это не то, что ты подумала… Она помогала мне прятаться, мы вовсе не… ты же понимаешь… – забормотал он, в смущении приглаживая волосы.
– По-моему, вы тут неплохо устроились вдвоем, – сказала я, окидывая их взглядом.
– Да нет же, – сказал он. – Я тебе говорил: я не вернусь к отцу. Не могу – после того, что он сделал с тобой.
– Что он сделал? А вы двое – вроде как и ни при чем?
У Джунипер мои слова вызвали слезы. Арт сцепил челюсти, желваки заходили. Да, удар ниже пояса, но я так зла, я хотела бы причинить им такую боль, какой они в жизни не чувствовали, пусть хоть отчасти разделят мои муки. Я тосковала о нем каждый день и каждую ночь, а она все это время знала, где он. Могла рассказать мне, могла отнести ему весточку от меня, могла мне помочь, но предпочла помогать только ему.
– Хорошо устроились, – сказала я, осматриваясь. – Уютно. А вот мне, Арт, – мне нигде не скрыться. Нет для меня убежища. Мне приходится иметь с этим дело каждый день, лицом к лицу, в одиночку. У меня такой роскоши нет, как у тебя, – чтобы кто-то обо мне заботился, старался, как сделать мне получше. Ты всегда умел найти желающих. Но ведь до конца жизни прятаться не станешь, Арт. Рано или поздно, а придется вести себя как мужчина.
Это его задело, я видела, – вот и хорошо.
– Ты всегда твердил, что не оставишь меня, но ты – трус, больше ничего. Оба вы трусы.
– Селестина! – прошептал он, и голос его надломился, словно всхлипом. – Я тоскую по тебе.
Это правда, я слышу, как ему больно. Пусть я дура, но я ему верю.
– Так почему же ты сидишь тут с моей сестрой?
– Дай объяснить, – повторяет он, теперь уже сердито: обиделся, что я затыкаю ему рот. Он шагнул ко мне, и я попятилась.
– Не могу. – Мне представилась очередная схватка с судьей Креваном в Трибунале, и силы вернулись. Нет, со мной еще не покончено. – Я не позволю вам снова сломать мне жизнь.
Осталось четыре минуты. Я повернулась и бросилась бежать.
Эти несколько минут слились в сплошной поток бивших мне в лицо веток и листьев, камней, на которые я ступала, острых сучьев, впивавшихся в ноги, собственное дыхание оглушало меня, я неслась под гору так быстро, как в жизни не бегала. На часы не смотрела, не теряла и секунды. Добежала до стены нашего сада, перелезла, приземлилась на траву – о, она мягкая словно мех по сравнению с тем, по чему мне пришлось сегодня ступать. Увидела в окно гостиной папу, маму и Мэри Мэй. Все смотрели на большие настенные часы. Папа расхаживал из угла в угол, мама прижала руки к груди, молясь о чуде, как недавно молилась и я. Я толкнула заднюю дверь и рухнула к их ногам, на колени, задыхаясь, плача, не в силах не то что вымолвить слово – дышать. Я даже толком ничего вокруг себя не видела, так кружилась голова.
Потом я подняла взгляд.
Минутная стрелка только что отметила первую минуту двенадцатого.
В отчаянии я оглянулась на Мэри Мэй – говорить все еще не могла, пыталась отдышаться.
– Одиннадцать ноль одна, – произнесла она.
Мама и папа оба вскрикнули – от гнева, от несправедливости.
И вдруг ожили часы на ее руке, подали сигнал. Она в растерянности поднесла их в глазам, вгляделась в циферблат. Вот как: наши часы чуть-чуть спешат. Разумеется, комендантский час настает по часам надзирательницы. Мама и папа тоже это сообразили, замерли, смотрят на Мэри Мэй, дожидаясь от нее подтверждения.
И я смотрю на нее с пола, снизу вверх, меня вдруг разобрал смех. От смеха болят зашибленные Логаном ребра, но почему-то боль только провоцирует смех. Я легла на пол и смеюсь, держась за бока, голова в крови, руки и ноги исцарапаны, иссечены, я смеюсь как безумная и не могу остановиться.
Успела.
Всех обошла.
25
Мобильный зазвонил в четыре утра, вырвав меня из кошмара. Мне снилось, будто я нахожусь в помещении для зрителей, а в камере Клеймения – Кэррик, уже привязанный к креслу. Ему не дали обезболивающее, он кричит, лицо его искажено мукой, но я не слышу крика, я только вижу его лицо, – наверное, это потому, что я никогда не слышала его голоса. Никогда не слышала. Я прижимаю ладони к стеклу. Рядом с Кэрриком в камере Клеймения вместо Тины, Джун, Барка и Фунара вчерашние Логан, Наташа, Гэвин и Колин.
– Ты кое-что утаила от меня, – слышу я в трубке голос Пиа. Низкий, настойчивый голос, не привычное ее чириканье в эфире, так что я не сразу поняла, что происходит, не сразу преодолела разрыв между явью и сном.
– Утаила? Что?
– Твоих родных вывели перед пятым Клеймом, но там еще кое-кто оставался. И он видел, что произошло. Верно?
И тут я разом проснулась. Села в постели, охнула от боли: здорово же меня Логан пнул.
– Что с тобой?
На миг я прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, дожидаясь, чтобы прошло головокружение.
– Селестина!
– Тут я, тут.
– Мне известно, что ты спрашивала в замке также и мистера Берри.
Что-то она разнюхала.
– Это мой адвокат. Мне нужен его совет по моему делу.
– За последние дни ты оставила на его автоответчике семь срочных сообщений. Почему?
Я замерла. Как она это разнюхала?
– Мистер Берри присутствовал при Клеймении? – торопливо, настойчиво продолжает она. – Он все видел?
Как поступить? Я не уверена, что с Пиа стоит делиться. Не уверена, можно ли ей доверять.
– Кто там с вами?
– Никого. – Судя по звуку, она перемещается с места на место, что-то щелкает в телефоне, иногда голос исчезает. – Честное слово, Селестина, только я. Поверь мне.
Мурашки бегут по коже. Решающий момент: пан или пропал, если я доверюсь, а она мне лжет, я подвергну мистера Берри серьезной опасности. А после вчерашнего я вообще-то не верю никому. Но если я останусь одна, то кто же мне поможет справиться со всем этим?
– Пиа, я не готова играть по вашим правилам, – говорю я. – Мне нужно знать, зачем вы об этом спрашиваете.
