Ники Пеллегрино - До свидания, Рим
Большую часть времени я помогала Бетти готовиться к вечеринке, которая должна была стать самой грандиозной на вилле Бадольо. Мы рассылали десятки приглашений, покупали детям новую нарядную одежду, заворачивали подарки и руководили украшением елки – еще более великолепной, чем в прошлом году. Бетти хотелось подать на стол американскую еду – жареную курицу и гамбургеры в мягком белом хлебе с соусом и маринованными огурцами, – и она провела целый день на кухне, показывая, как их лучше всего приготовить. Хотя Пепе держал себя в руках, внутри у него все кипело, и вечером, когда мы, надев теплые шляпы и шарфы, пошли гулять по Риму, он бушевал целый час.
– Она что, думает, я не в состоянии расплющить котлету, поджарить и подать с луком, сыром и томатным соусом? Ты слышала, что она заказала четырехъярусный торт? Ну и во сколько, интересно, он обойдется? Да я бы испек такой за четверть цены, если не меньше!
Последнее время Пепе снова начал хандрить и постоянно ходил с угрюмым видом. Да и теперь он злился из-за этой вечеринки больше, чем следовало бы.
– Денег у Марио с Бетти достаточно, – возразила я, – почему бы им не повеселиться?
– Если бы они не тратили все, что он получает, ему бы, может, и не приходилось столько работать.
– По-моему, им нравится устраивать вечеринки.
– Еще бы, – хмуро ответил Пепе.
Что бы он там ни говорил, вечеринка получилась замечательная: фокусники, клоуны и множество нарядных детей. И все с удовольствием ели приготовленные Пепе гамбургеры. Марио в костюме Санта-Клауса, улыбаясь в ватную бороду, раздавал завернутые мной подарки.
Еще один праздник устроили только для семьи и слуг. Мы снова собрались под елкой, и каждый получил в подарок какую-нибудь приятную мелочь. На следующий день мы поездом отправились в Швейцарию, чтобы устроить себе снежные каникулы. Пепе остался в Италии. Он поехал навестить семью и, возможно, хотел бы взять с собой меня, но я требовалась Бетти: Коллин училась кататься на коньках, мальчишки мечтали ездить с гор на санках, а Марио нужно было как следует отдохнуть перед началом нового трудного года.
Мы прожили в Санкт-Морице совсем недолго. Там было чудесно и очень спокойно; я давно уже не видела Бетти такой беззаботной.
– Как же приятно немного побыть вдали от всех этих репортеров и поклонников, людей, которые вечно крутятся вокруг Марио! – говорила Бетти. – Наконец-то он принадлежит одной мне. Надо чаще устраивать такие поездки.
Марио восторгался Швейцарией, как мальчишка.
– Просто невероятно! Любуешься видом и поверить не можешь, что он настоящий… А следующий оказывается еще красивее!
Марио покупал открытки с видами, которые его так восхищали, и посылал родителям в Лос-Анджелес. На почту их относила я. Английский язык я понимала с трудом, но все же заметила, что каждую открытку он подписывает «Фредди». Я даже не подозревала, что это его настоящее имя. Оказывается, кроме известного мне Марио, существовал еще человек, которым он был до того, как прославиться, и этот человек жил в другой стране и носил другое имя.
В Санкт-Морице я сфотографировала, как вся семья играет в снегу: Бетти – в дубленке, Марио – в меховой шапке-ушанке, которая ему очень шла.
Если бы я знала, что это наше последнее Рождество вместе, праздник был бы испорчен. Но мне казалось, что все мы навеки вросли в жизнь семьи Ланца: я и Пепе, экономка, обе горничные, шофер, гувернантки, уборщик, животные, которых они завели.
Марио с Бетти не собирались нас бросать: я слышала, как они обсуждают, что останутся в Риме еще по крайней мере на три года.
– Мне нравится в Риме, – повторял Марио друзьям. – Детям тоже. Даже Бетти говорит теперь по-итальянски. Зачем нам уезжать?
Если б я знала, что скоро все кончится, то сделала бы больше фотографий, похитила больше воспоминаний. Надо было сфотографировать, как Марио учил Дэймона лепить снежки, поддерживал Бетти за руку, чтобы она не поскользнулась, смеялся от радости, любуясь царящей вокруг красотой.
Но я ни о чем не догадывалась. И хорошо, что не догадывалась.
Softly, As In A Morning Sunrise[48]
Всю зиму и в начале весны настроение у Пепе было переменчиво, как погода, и по временам ничто его не радовало. Каждое утро, когда синьор Ланца распевался, он напряженно слушал и редко оставался доволен.
– Где же очарование? Где чувство? – возмущался Пепе. – Голос звучит натужно, как будто он поет через силу.
– Может, синьор Ланца устал или его опять беспокоит нога? – предположила я.
– Скорее, дает себя знать бутылка «Моэт и Шандон», которую он прикончил вчера вечером, или полбутылки бренди, – мрачно ответил Пепе.
Все видели, что синьор Ланца нездоров. С тех пор как мы вернулись из Санкт-Морица, он слишком много работал и слишком много пил. Лицо у него опухло, тело снова начало заплывать жиром.
После долгого и тяжелого дня на студии у Марио часто случались приступы гнева. Он громко хлопал дверями и бил стаканы, а однажды швырнул телефон об стену так, что тот разлетелся на куски. Все мы нервничали, особенно Бетти, и невольно вздохнули с облегчением, когда в апреле Марио объявил, что снова ложится в клинику «Валле Джулия».
Из клиники Марио вернулся не особенно отдохнувшим и сразу же принялся репетировать. «Болеть некогда, – повторял он, – у меня слишком много работы».
Бетти больше не обсуждала со мной здоровье Марио, но я слышала, как она разговаривает по телефону с доктором Сильвестре. В ее голосе было отчаяние, а слова звучали зловеще: «повышенное кровяное давление», «закупорка сосудов», «хроническое заболевание».
Они с Марио часто ссорились, столь же неистовые и несдержанные в злобе, сколь и в любви. Все уже устали жить в постоянном напряжении. А у меня имелись и свои причины для беспокойства: избегать встречи Пепе с моей семьей было нелегко, и я не знала, долго ли еще так выдержу.
У меня теперь было кольцо – крошечный осколок бриллианта на золотом ободке, который я не доставала из бархатной коробочки. А ведь Пепе, наверное, копил на это кольцо не одну неделю и расстраивался, что я его не ношу. «Не сейчас, – повторяла я. – Скоро, но не сейчас».
К счастью, когда небо поголубело, настроение у всех немного улучшилось. Мы снова готовились к приезду гостей, на этот раз – родственников из Америки, и Бетти хотела, чтобы вилла сверкала чистотой, ведь среди приглашенных была и ее мать. Ожидали и мать синьора Ланца Марию Кокоцца, его тетку и деда Сальваторе.
– Мы не виделись с ними целых два года, – говорила Бетти, сияя от возбуждения. – Моя мать ни разу в жизни не была в Италии. Нужно, чтобы эта поездка стала незабываемой, чтобы они прекрасно провели время.
Если Бетти мечтала показать родственникам, какую шикарную жизнь они с Марио ведут в Италии, то Пепе заботила только еда. Уныния как не бывало: он увлеченно придумывал, чем бы удивить гостей, и оттачивал свое мастерство. Когда бы я ни заглянула на кухню, на плите всегда шипели и шкварчали кастрюли и сковородки, а склонившийся над ними Пепе предлагал мне попробовать что-нибудь новенькое.
– Они на всю жизнь запомнят мои блюда! Их вкус всегда будет напоминать им об Италии. Дед синьора Ланца уехал отсюда больше пятидесяти лет назад. Что ж, я покажу ему, что он потерял!
– И никаких гамбургеров? – насмешливо спросила я.
– Ну уж нет! Это еда для детей, – презрительно ответил Пепе.
То лето было одним из самых жарких на моей памяти. Со всех градом катил пот – даже на вилле Бадольо, несмотря на мраморные полы и высокие потолки. Пепе в подвале приходилось особенно тяжко, хотя он почти не жаловался. Иногда он выходил в сад и стоял под деревьями, утирая лицо старым полотенцем, но чаще трудился на кухне, готовя пиршество за пиршеством для бесчисленных гостей, которых приглашали на виллу познакомиться с семьей Марио. Были там и огромные подносы с запеченной пастой, и большие тарелки с капонатой, и нежные рыбные супы, и мясо краба, поданное в панцире, и кальмары, тушенные в собственных чернилах.
Вечеринки следовали одна за другой, гостеприимством Марио наслаждались знаменитости и важные персоны всех сортов. Однажды на виллу заявился даже мафиози Счастливчик Лучано, хотя Бетти, будь ее воля, и на порог бы его не пустила.
Мать Марио, маленькая, но волевая женщина, не привыкла скрывать свое мнение.
– Зачем ты связался с этими людьми, Фредди? – спросила она, услышав приглушенные жалобы Бетти. – В Калифорнии мы всегда старались держаться от них подальше.
– Не волнуйся, мама, ничего они нам не сделают, – отвечал Марио. – А этому парню просто нравится мой голос, вот он и приходит.
В любом обществе Марио требовал, чтобы к деду Сальваторе относились как к главе семьи. За обедом никто не поднимал вилку и не вставал из-за стола прежде него. Он был стар, но все еще горделив и осанист, с густой шапкой седых волос и аккуратными усиками. «Наверное, когда-нибудь таким же будет и Марио», – думала я.
