Брайан Макгрори - Приятель
Сердце у меня упало, как холодный камень в горячий суп. День рождения. Я живо представил себе, как расплачется ребенок, если я приеду без подарка, хотя у обеих девочек было все, чего они только могли пожелать. Представил я себе и рассерженную взрослую, шокированную нянюшку Маршу, которая с незапамятных пор была членом семьи, представил звонок шепотом будущей теще, мрачные последующие недели, а затем неловкие попытки к примирению, которые, возможно, потребуют от меня купить в подарок нового пони, чего я сейчас не мог себе позволить. Подумать только: всего двадцать минут назад я блаженно бросал себе в рот конфеты «М&М’s» с арахисом и размышлял, успею ли сегодня побывать в спортзале.
Я сосредоточился на мыслях о Каролине, младшей дочке Пэм. Давай, Брайан, шевели мозгами! Ага, вспомнил! Был же праздник, после которого гости остались ночевать в доме, где-то недели через две после Рождества. Тогда снова прибыла целая команда маникюрш, и они открыли в гостиной Пэм что-то вроде салона: не меньше дюжины девочек лет семи выстроились в очередь, нетерпеливо ожидая, когда им накрасят ногти на руках и ногах. Это и был ее день рождения. Теперь Абигейл, старшая. Немного позднее, это точно. Думай. Ради всего святого, постарайся вспомнить. Да, я помню, как забирал в магазине торт для нее. В тот вечер еще передавали матч «Ред Сокс». В апреле это было. Уже успел начаться бейсбольный сезон. А сейчас еще март – значит, день рождения не у нее.
Ну, про Пэм я помнил. У нее в октябре, одном из моих самых любимых месяцев.
Кто ж еще остается, черт возьми?
– Конечно приеду, а как же иначе? – ответил я на вопрос Пэм, изо всех сил стараясь скрыть охватившую меня панику. – Не режьте торт без меня.
Входя в тот вечер в ее дом, я нес с собой не подарок, а чувство смертельного страха. Только я открыл входную дверь, как Каролина громко закричала:
– Брайан приехал! Можно начинать! – Это было хорошее, по-настоящему теплое приветствие, которое здесь мне вовсе не было гарантировано. Ради таких горячих приветствий многое можно было стерпеть, даже те вечера, когда я входил в дом, а девочки не давали себе труда оторваться от телевизора, чтобы хоть поздороваться, и в конце концов я, стоя в одиночестве, ел равиоли с сыром.
Я вошел в кухню. Там за столом сидела Абигейл и делала уроки, Пэм убирала в шкафчик тарелки после обеда, а на разделочном столе рядом с целой гроздью красных и белых воздушных шариков стояла большая коробка с тортом из первоклассной кондитерской «Шоколадная глазурь». Возле нее никто не суетился.
– Хочешь привести сюда именинника? – крикнула Пэм, обращаясь к Каролине.
Ага, хотя бы с полом определились. Пэм подошла к коробке с тортом и начала открывать заклеенные лентой бортики. Позади хлопнула дверь. Абигейл отодвинула в сторону свои тетрадки и возбужденно вскочила с места. Я же боялся, чтобы моя голова не лопнула от любопытства. Каролина вошла на кухню, держа в руках не кого иного, как радостно воркующего Цыпу, а Пэм в ту же минуту, не сговариваясь с Каролиной, протянула на вытянутых руках торт, украшенный точным подобием Цыпы из густого белого и красного крема.
– Смотри, Бу-Бу, это ты! – воскликнула Абигейл. Каролина сунула его клювом прямо в торт, и будь я проклят, если петух сперва не вгляделся в угощение повнимательнее, словно хотел сказать: «Хорошо бы внутри оказалась шоколадная начинка». В торте горела одинокая свеча, свет выключили. Женское трио затянуло «С днем рожденья тебя».
Я ощутил одновременно и облегчение, и безграничное удивление. Нет, я знал, что они обожают эту птичку, но заказывать торт в «Шоколадной глазури»? Такая штука разорила Пэм не меньше, чем на сотню баксов. Она тем временем отрезала ломтик этой красоты и положила на праздничную тарелку, специально предназначенную для именинника, а тарелку поставила на пол. Снова загорелся свет. Каролина выпустила из рук Цыпу, который издал громкий, похожий на лай звук. Его можно было принять за выражение благодарности, если бы я не знал этого петуха так близко. Он засунул клюв поглубже в торт, вытащил его, весь вымазанный кремом, и посмотрел на Пэм и девочек с нескрываемой радостью. Цыпа снова и снова жадно набрасывался на крем, на бисквит, на крошки, оставшиеся в тарелке. Девочки громко смеялись, выкрикивая: «Цыпа! Цыпа!» Пэм сияла, а такой я ее уже давненько не видел. Я не удержался и тоже посмеялся – над птицей, над девочками, над нелепостью всего происходящего.
– Тебе исполнился год, Цыпа, – растолковывала Каролина петуху, который уже не обращал на нее внимания. – Там, где сделали этот торт, найдется еще много-много других.
Прошло месяца два, и в одно теплое майское воскресенье мы впервые с тревогой убедились в том, как быстро могут рассыпаться такие мечты.
* * *Мы с Пэм показывали свой новый дом моей сестре Коллин и ее мужу Марку. Через пару недель мы собирались въезжать, и строительная фирма любезно передала нам ключи, вот мы и стали приглашать родственников на смотрины. Только начали заходить в дом, как у Пэм зазвонил мобильник, она послушала и стала белее мела.
– Ладно, – резко бросила она в трубку. – Понятно. Да. Где он сейчас? Он двигается? Вы могли бы с ним побыть? Я сейчас приеду.
Она закончила разговор и посмотрела на меня со смесью растерянности и неприкрытого страха.
– На Цыпу только что напала собака. Мне нужно ехать.
Не успел я ответить, как она уже сидела за рулем и гнала машину на полной скорости к воротам, спеша к своему дому, до которого езды было пять минут.
Я продолжал водить Коллин и Марка по дому с таким видом, будто сам придумал, как надо жить в пригороде. В душе моей, однако, что-то происходило – что-то такое, чего я даже не ожидал. Уже больше года я надеялся избавиться от этого петуха. При этом давно смирился с мыслью, что сам он никуда не уйдет, потому что даже куриным мозгам было ясно, что лучше ему нигде не будет. Потому-то я и молился о ниспослании ястреба или койота, о том, чтобы в один прекрасный день найти во дворе тушку, а потом утешать, как положено, окружающих, мол, он прожил чудесную жизнь, какой позавидовал бы всякий петух.
А теперь, столкнувшись с возможной скорой смертью Цыпы, я почувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Возможно, меня тревожило то, что гибель его слишком глубоко огорчит Пэм и ее девочек. Да, такая мысль меня действительно тревожила, но дело было не только в этом. Я показывал Коллин кран на кухне, который можно было настраивать и на режим струи, и на режим разбрызгивателя (представляете?), а мысли мои вращались вокруг клятого петуха, вокруг того, как он лаял, стоило кому-нибудь появиться у парадной двери, как гордо стоял на верхней ступеньке лестницы, как безошибочно угадывал время, когда – перед самым наступлением темноты – пора было прятаться в безопасном гараже, какая радость загоралась в его глупых глазах, когда Абигейл или Каролина подхватывали его на руки.
Отчего мне думалось обо всем этом?
Прошло минут двадцать, и зазвонил мой мобильник, высветив на дисплее имя Пэм.
– С ним все нормально, – сообщила она. – Двор весь усеян перьями, есть несколько капель крови, но она, по-видимому, собачья, потому что у самого Цыпы я ничего такого не обнаружила: ни порезов, ни укусов, ни ран, ни малейших признаков каких-либо травм. Просто он немного взволнован.
Отчего я почувствовал такое облегчение?
– А что же произошло? – полюбопытствовал я.
– Я сейчас возвращаюсь к вам. Цыпу я заперла в гараже, чтобы он мог прийти в себя. Когда приеду, все тебе расскажу.
Я немного помаялся в ожидании Пэм. Стоял один из тех чудесных дней, когда уже чувствуется приближение лета. Марк бродил вокруг дома и давал мне разнообразные советы по улучшению ландшафта – вскоре я выяснил, что мне такое не по карману. Коллин, уставшая до отупения, просто ждала, когда мы пойдем обедать.
– Ты получил почти то, чего добивался, – сказала она мне.
На самом деле я получил все. Меня только смущало, что я к этому так стремился.
Пэм подъехала по дорожке, посыпанной гравием, и затормозила с характерным хрустом, который впоследствии стал для меня таким привычным. Когда она вышла из машины, я увидел, что она успела поплакать, но теперь счастливо улыбалась. Несомненно, сначала были слезы страха, потом – облегчения и наконец – слезы радости.
Я встретил ее у машины, и Пэм ткнулась лицом мне в плечо, зажмурилась и сказала:
– Даже не знаю, что бы я сделала.
– Да что случилось-то?
К нам подошли моя сестра с зятем и очень убедительно изобразили озабоченность состоянием здоровья Цыпы. Пройдет меньше года, и Цыпа будет гоняться за Коллин по всему двору, давая неожиданное представление шестнадцати восхищенным десятилетним девочкам – дело будет происходить в день рождения Абигейл, – но пока Коллин не могла об этом догадываться.
– Кто-то пришел в гости к соседям, чуть дальше по улице, и привел с собой собаку. Ее вывели на прогулку, проходили мимо моего дома, собака увидела Цыпу и кинулась на него. – Она немного помолчала, собираясь с силами, и продолжила: – Глупая собака бросается на Цыпу. А соседка стоит у забора и все видит. Цыпа начинает бить крыльями. Собака старается его укусить, но Цыпа не бежит от нее. Он взмывает в воздух и клюет собаку. Повсюду летают перья, собака получает ранки от клюва, Цыпа орет изо всех сил. Представляю себе это зрелище. Наконец тому парню удалось взять псину на поводок, и после этого они с соседкой позвонили мне.
